Принятие

За описанием тела следует рассказ о том, что и как устроено в этом мире. Тут так и написано – Мир, с большой буквы. И вот теперь я начинаю читать очень внимательно, потому что надо же знать все то, о чем малышам тут рассказывают. Вот я и читаю, интересно же.

Много лет назад мамин народ жил счастливо и радостно, пока откуда-то издалека не пришли злые хумансы. На картинке они очень страшные, огромные и зубастые. Хумансы очень любили есть котят, поэтому мамы принялись прятать малышей, а злые и страшные звери в отместку разрушили города и заставили всех жить в норах под землей. Ага, значит, мы под землей и люди нас тут не найдут.

Иногда хумансы спускаются с неба, чтобы поохотиться на глупых котят, потому что они очень вкусные. Бр-р-р. Жутко как… Разве же можно есть детей? Вот стали бы Венера Михайловна или Варвара Александровна кушать кого-нибудь из нас, если бы им разрешили? Подумав, я понимаю – еще как… Значит, это правда… Не хочу людей, они страшные!

Странно, но в книжке ничего не написано про пап, только мамы. Мне кажется, что у маминого народа вообще нет слова «папа». Но они же как-то деток делают? А для котят нужен папа, я это точно знаю! Но тут ничего нет, и это странно очень. Надо дальше читать, может быть, еще во второй книге что-то хорошее написано? Пока что я читаю первую, потому что нужно одно за другим изучать.

У каждой семьи есть своя нора, но взрослые все должны работать, а дети им помогать. Вот только о самой работе ничего не написано почему-то. Просто «работа», и все, но у каждого же своя должна быть, или… нет? Может ли так быть, что здесь у всех одна и та же работа? Интересно, а какая она? В этот момент я слышу щелчок замка и замираю, стараясь даже не дышать. Если это мамочка, то она голос подаст, но пока все тихо – дверь только открывается, потом закрывается и опять щелкает. Значит, это может быть кто-то нехороший.

Я приподнимаю голову, но никого не вижу. Немного успокоившись, потому что хочется плакать, возвращаюсь к книжке. Оказывается, я еще могу пугаться. И кушать хочется, но я терплю. Мамочка оставила мне кусочек хлебушка, который я не трогаю. Если совсем-совсем невмоготу будет, тогда я его возьму, а пока потерплю, потому что не знаю, когда мамочка придет.

Я чувствую, что Ли-а не предаст. И мамой ее уже чувствую. Может быть, это и неправильно, но мне так хочется, и она не возражает быть моей мамой. А раз она подтвердила, значит, так правильно, и не надо много думать, лучше я буду книжку читать.

Я переворачиваю страницу, а там написано, что плохих и непослушных котят отдают хумансам. Нарисована ракета, в которую, наверное, и кладут таких… детей. Значит, они могут отдать на съедение своего ребенка? Только потому, что он непослушный? Но… но… но…

***

Наверное, странно выглядит, что я так быстро мамочку приняла… Но она мамочка, и больше думать об этом я не хочу. Хоть чуть-чуть поживу так, как будто я хорошая девочка. Вот сейчас я читаю книжку и жду мамочку, стараясь не думать о том, что уже сильно кушать хочется. Не выдержав, беру маленький кусочек и сосу, отчего вдруг становится не так голодно. Значит, можно брать по кусочку и сосать, как конфету.

Мамочка приходит, когда я уже думаю немножко поспать, но боюсь, потому что плохие сны снятся. Она выглядит очень усталой, но сразу же мне улыбается, подойдя к коробке, где я сижу, и беря меня на руки. Не говоря ни слова, она начинает меня вылизывать, отчего мне опять становится очень тепло и спокойно. Только жалко, что я урчать не умею, а то бы сейчас точно заурчала.

– Как ты, маленькая? – спрашивает меня мама, усадив себе на колени. – Сейчас поедим.

– Я хорошо, – отвечаю ей. – Книжку почти прочитала, только у меня вопросы есть.

– Спрашивай, малышка, – предлагает она мне, вытаскивая полторы лепешки, ну это хлеб такой маленький. Наверное, у нас ничего больше нет, поэтому я не спрашиваю.

– Тут написано, что котят, которые капризничают и не слушаются, отдают хумансам, – я перехожу на знакомое маме название людей. – А… как так?

– Ни одна мать не позволит забрать ребенка! – твердо отвечает она мне. – Это пугают так, чтобы дети послушными росли.

– Страшно пугают, – соглашаюсь я. – А еще ничего о папе не написано…

– А что это такое? – удивляется мамочка.

Я начинаю объяснять, как понимаю сама, а мамочка очень сильно пораженная сидит. И тут вдруг оказывается, что пап не бывает. Когда кошечка хочет деток, к ней приходит самец и делает так, чтобы детки родились, а потом уходит. При этом нельзя выбрать, кто придет, а о любви я даже не спрашиваю, потому что понятно же…

Мне очень странно такое отношение, но я молчу и слушаю о том, что рассказывает мамочка. Оказывается, и работу выбрать нельзя, она может меняться, а кормят совсем по чуть-чуть. Мясо бывает только по выходным, а какая-то «сладкая трава» только в день рождения, только не мамин или мой, а «Великого Кота». Кто это такой, не знает, кажется, даже мамочка. Зато она рассказывает мне обо всем, что днем произошло.

– А потом нас послали землю пересыпать, – рассказывает мне мамочка. – Лопаты давно испортились, а пересыпать много земли нужно, чтобы свод починить.

– А как тогда? – не понимаю я.

– Руками, малышка, – объясняет она мне. – А земля мелкая, как пыль, и ее надо нагрузить полную вагонетку, чтобы получить хлеб.

Она мне что-то не хочет рассказывать, я вижу, поэтому расспрашиваю очень аккуратно. Мамочка моя никогда хумансов не видела, ну, кроме меня, но я просто совсем непохожа на страшного кровожадного зверя, вот она и приняла меня, наверное. Но есть еще «блюстители», они любят подгонять и «стимулировать». Мне только нужно понять, что это такое, потому что не очень здесь все хорошо, получается. Наверное, это от того, что я нарушила правила и принялась делать те движения прямо из ящика.

Так проходит несколько дней. Я читаю не очень быстро, поэтому мне есть чем заниматься, а мамочка уходит на работу утром и возвращается очень уставшая вечером, но все равно находит время для меня. Она и вылизывает, и разговаривает, а я ее уже очень-очень люблю.

В книжках много странного написано. Они очень пугают хумансами, это люди. Так вот, людям мы нужны как еда и как игрушка еще. Они играют нами, особенно котятами, а потом начинают мучить – и в суп. А взрослых, таких, как мамочка, они еще для чего-то используют, только я не понимаю, для чего. Мамочка эту тему закрыла, потому что мне еще рано, я маленькая. Ну, мамочка же лучше знает, как правильно, поэтому я соглашаюсь.

А потом наступает выходной. Мамочка не уходит на работу с утра и не спешит просыпаться, поэтому я лежу тихо-тихо, чтобы не разбудить ее. Ей очень надо отдохнуть, потому что она сильно устает на работе. А еще хлеба стало немного меньше. Мамочке все сложнее шевелиться, и она еще больше похудела, да и я, наверное, тоже, поэтому я стараюсь есть поменьше, чтобы больше ей осталось, хотя она замечает и почему-то плачет.