Академия Сна и Грёз

Не сможет меня защитить пистолет. Нас всех ведут на нижние этажи, там вдоль тоннелей, где на каждом повороте светятся грозные предупреждающие надписи, пока не приводят в довольно большой зал, перегороженный чем-то прозрачным. На той стороне зажигается свет, и я вижу того самого мутанта, который напал на меня. Он кажется очень большим, я едва не делаю ошибку, желая шагнуть назад.

Фелис открывает низенькую дверцу в прозрачной перегородке и несколько раз стреляет из пистолета в сторону мутанта. Тот злобно рычит, прыгая в сторону офицера, но та быстро закрывает дверцу, отчего страшное существо лишь скребет когтями по перегородке. Но главное нам показали – мутанта пистолетом не возьмешь. Вопрос, правда, возникает – зачем нам тогда пистолет? Но этот вопрос я не озвучу, страшно.

С детства я запомнила, что вопросы лучше не задавать – неизвестно, отчего взбесится учитель. Поэтому я молчу, а нас ведут обратно, чтобы ознакомить и с другими образцами снаряжения. Запугивают в Службе, конечно, намного сильнее, чем в школе, зачем я, правда, не понимаю, но ничего с этим сделать не могу, так что просто молчу и жду новой информации.

– Пистолет – это оружие ближнего боя, – произносит офицер, едва мы рассаживаемся за столами. – Из него надо стрелять почти в упор, если это мутант, или с расстояния до ста шагов, если это зараженная фелис. Для борьбы с мутантами лучше всего подходит огнемет.

Это я знаю. Огнеметы бывают двух типов – с большим ранцем или с метателем. Те, которые с метателем, на один раз, зато гарантированно выжигают квадрат два на два. Практическое занятие с огнеметом нам обещают завтра, а сегодня мы слушаем лекцию о том, что делать, если есть опасность заражения. Мутанты заражают или через то место, которое нельзя, или через рот. Как это через рот происходит, я не понимаю, но опять же молчу.

– Стажеры примут участие в первом рейде через большой цикл, – сообщает офицер. – Вы будете на подхвате, но, возможно, получится пострелять. Остальные – по своему плану.

– Отлично! – громко заявляет какая-то фелис с двухцветной прической, а я даже пригибаюсь, чтобы меня не задело.

– Сейчас все свободны, – обозначает окончание урока офицер. Вот теперь можно спрашивать.

– Стажер Ххара, – представляюсь я так, как было в учебнике написано. – Разрешено ли посещение библиотеки?

– А причина? – удивляется фелис.

– Изучение внутреннего распорядка и традиций Службы, – как могу бодро отвечаю я, хотя боюсь реакции, конечно.

– Похвально! – откликается офицер. – Ваш жетон!

Она берет мой жетон, вставляя его в висящий на поясе аппарат, и через секунду отдает мой основной здесь документ обратно. Объяснив мне, где находится библиотека, офицер останавливает ту, двухцветную. Я понимаю зачем, ведь написано же в уставе: без команды реагировать нельзя. Поэтому догадываюсь, что сейчас будет. И действительно, поднимаясь по лестнице, слышу отзвук крика. Все ясно. Двухцветная сама себе проблемы сделала – наверное, домашняя. Так ей и надо!

Я отправляюсь в библиотеку изучать именно то, что сказала. Усевшись за стол и обложившись книгами, я прилежно занимаюсь. В общежитии делать нечего, а праздное шатание не одобряется нигде, поэтому я должна быть занята, чтобы не вызвать желания что-то со мной сделать или куда-то послать. Стоп, а это что?

Некоторое время я сижу замерев, потому что среди уставов обнаруживается маленькая книжечка – «Устройство и эксплуатация космических кораблей». Открыв ее, я убеждаюсь, что это не фантастика. Но и книжка очень странная; она выглядит древней, написана немного архаичным языком, но я все равно зачитываюсь. С детства люблю фантастику, а тут как раз она – ожившая мечта о звездах. Официальную историю я, разумеется, знаю, но увидеть подобное совсем не ожидаю. Даже если это ловушка, я ничего предосудительного не делаю, просто читаю фантастическую книгу, ведь всем известно, что космический корабль – штука невозможная.

Очень интересно описано, причем так, что поймет и младенец. Любопытно, почему она попала ко мне? В случайности я не верю, значит, у нее есть какой-то смысл, только вот какой? Этого я не понимаю. Но нужно и традиции прочитать, особенно те, которые касаются стажеров. С сожалением отложив космическую книгу, открываю том с традициями.

Не все так просто со стажерами, получается. Очень непростые и двусмысленные формулировки: «Стажер – собственность службы», «выбить самостоятельность», «проверка на лояльность допросом» и так далее. Получается, что либо я стану сотрудником Службы, либо меня просто забьют и отправят на розжиг, никакого «на улицу» не будет. Именно поэтому кладовщица сказала тогда «если».

Странно, но я не пугаюсь, как будто у меня не осталось больше сил бояться. Всю жизнь я не знаю, что будет завтра, ну вот, теперь знаю – будут бить, жестко допрашивать и еще что-то делать. Возможно, проверять самостоятельность, чтобы ее выбить. То есть ничего хорошего на ближайшие три больших цикла у меня нет. Наверное, после вчерашнего я чего-то подобного и ожидала, так что даже, кажется, не удивляюсь, возвращаясь к космической книге. Мне как будто все равно, что теперь будет, просто силы закончились, и все.

Теперь я знаю, что выхода со Службы нет – только в то самое место, где сжигают мутантов. Меня это радует, потому что тогда закончатся унижения. То есть получается, тем или иным путем они закончатся раз и навсегда. Ну а если не будет и меня, то пусть, я все равно очень устала. Как-то наваливается все, поэтому я откладываю книги и иду в общежитие на обед.

Сокращать что-либо, даже название «общежитие», категорически запрещено. Это я еще из школы помню. Почему так сделано, я не знаю и давно уже этим вопросом не задаюсь. Какая разница?

Войдя в столовую, поспешаю к окошку раздачи, чтобы получить свой контейнер. На обед у нас какая-то безвкусная бурда, называемая «суп», несколько злаковых, овощи и фруктовое желе. Химия сплошная, откуда возьмутся фрукты у таких, как я? Но мне уже очень голодно, и я всасываю обед в мгновение ока, принявшись за десерт, который можно посмаковать, а потом опять идти в библиотеку. Мне нужно выучить устав, чтобы как можно дольше избегать избиения. По-моему, это хороший мотив.

Глава шестая

Милалика

Мамочка говорит, что мне нужно поменьше размышлять и отпустить себя. А еще – не надо пытаться все объяснить. Вот я прислушиваюсь к ней и устраиваю себе день отдыха. Общаюсь с Варей, и меня потихоньку отпускает. Исчезает желание капризничать и плакать, я прихожу в себя. Варя – доктор и все отлично понимает.

– Ты просто перегрузила себя подсознательным страхом, – объясняет она мне. – Надо помнить, что рядом Сережа, что тебя защищает Кощей, и расслабиться.

– Да я помню, но как-то… – пытаюсь объяснить я свои чувства.

– Спроси Ягу, может, это очередной зов судьбы? – подает она мне хорошую идею, и я связываюсь с Ягой.

Объясняя легендарной нашей, что меня беспокоит, я понимаю, что уже не так дергаюсь, как будто это «что-то», заставлявшее меня нервничать, спряталось. А Яга просит не пытаться сопротивляться себе, наверное, поэтому вечером я уже вполне расслабленная и способная воспринимать информацию. День пролетает как-то очень быстро, я его и не запоминаю даже, почему-то желая поскорее окунуться в сон.

– Сегодня мы с вами попробуем так называемый «свободный поиск», – говорит нам мастер Тагор, он ведет у нас практические занятия.

– Простите, мастер, а ведь задача Академии не совсем в том, чтобы научить нас ходить по снам, – замечает Сережа, зацепившись за знакомый термин.

– И да, и нет, Сергей, – отвечает мастер. – Единицы из вас станут чьими-то ангелами-хранителями, а кто-то спасет жизнь. Но это не обязательно, поэтому мы не говорим об этом.

Ой, чует мое сердце, не зря учитель об этом сказал, не зря… Что же, надо посмотреть, что будет. А вперед уже вызывают девушку абсолютно нечеловеческого вида. Мастер Тагор инструктирует ее отпустить себя, и тут вдруг мы все оказываемся в лесу. Шумят деревья под ветром, поют птицы, а на полянке стоит мальчик лет семи. Он смотрит в небо, а по его лицу текут слезы. Девушка подбегает к нему, чтобы обнять, и исчезает. Вместе с ней пропадает и картина леса.

– Ваша коллега установила контакт с ребенком, потерявшим надежду, и отключила нас, оставшись с ним наедине, – объясняет мастер Тагор. – Она проделала это неосознанно, но я покажу вам, как отключать и включать общий канал.

Некоторое время он рассказывает, как именно можно отсоединиться ото всех, как подсоединиться, как позвать на помощь, затем мы пробуем это проделать осознанно. У нас с Сережей это получается с первого раза, а вот немец все никак не может изолироваться. Что-то у него совсем не выходит, он будто боится остаться один, наверное, это что-то значит.

– Пойдем дальше, – предлагает мастер Тагор. – Кто у нас есть из хомо… Ирэн, прошу вас.

Вперед выходит очень тоненькая девушка лет шестнадцати на вид. Она выслушивает инструкции, кивает, а затем перед нами появляется обычная комната, в которой на кровати лежит женщина. Она вдруг встает, кого-то ища глазами, а Ирэн срывается с места с криком: «Мамочка!» – и влетает в объятия этой женщины. Но тут мастер Тагор машет рукой, как будто творя колдовство, и рядом с женщиной и девушкой появляется мастер Майя, после чего картина гаснет.

– Я не знал о том, что Ирэн потеряла мать, – тяжело вздыхает Тагор. – Ей помогут, но день сегодня явно неудачный… Наверное, стоит отложить на следующий раз.

Я уже хочу согласиться, но какое-то чувство не дает мне это сделать, будто толкая изнутри. Я оглядываюсь на Сережу, а он обнимает меня, кивнув. Видимо, у него такие же ощущения, поэтому он и соглашается. Не спрашивая мастера, вещающего о том, что надо искать более удачные дни, чтобы не получить неприятных сюрпризов, я расслабляюсь в Сережиных руках, позволяя тому, что толкает меня, вести…

Некоторое время ничего не происходит. Все вокруг вдруг становится серым, затем появляется детский плач, кто-то зовет маму и жалуется на боль, мелькает черная униформа. Я даже и не понимаю вначале, что означает эта черная форма, но затем взгляд останавливается на картине – яркий свет в лицо, женщина в черном, но на кителе формы блестят молнии, по две в каждой петлице. Можно ли не узнать эту форму? И вот тут, будто будя какие-то ассоциации в моей голове, появляются серые стены. Плач вдруг становится многоголосым. Но вот все вокруг призрачное, нереальное.

Будто щелчком появляются маленькие дети, о которых заботятся старшие, становящиеся «мамами» и «папами». Я достаточно читала о немецких концлагерях, чтобы легко узнать и одежду, и происхождение. Медленно появляется больше деталей – эсэс в не совсем обычной форме, то есть основные элементы наличествуют, но не там и не те. Однако это действительно эсэс, тут не перепутаешь.

– Что это? – негромко спрашивает кто-то.

– Это лагерь, – в тон ему отвечает Сергей. – Не совсем обычный… Любимая, глянь-ка!

На голове одного ребенка кошачьи уши. Именно о нем заботится девочка, обнимает, гладит и ребенок тянется к ней, как росток к свету. Я не понимаю и понимаю одновременно, что происходит. Но откуда здесь такое страшное место? Что происходит?

– Это место создали вы с реципиентом, – произносит мастер Тагор. – У реципиента не было ассоциаций, только эмоции и ощущения, а картины взяты из вашей памяти.

– Такое было в нашем мире, – вздыхаю я. – Очень давно, но было. Правда, форма выглядит чуть иначе, и кошачьих ушей точно не было.

Мастер начинает объяснять, что происходит, а я смотрю на то, как девочка лет тринадцати своим телом защищает ребенка, и плачу. На это невозможно смотреть без слез, но при этому я слышу, что говорит мастер Тагор. Какой-то ребенок в далеких мирах испытывал сильную боль, при этом эту боль причинили существа в этой форме, а в реальности, судя по всему, малышу или малышке зацепиться не за что, поэтому картины взяты из моей памяти.

Я знаю, что у нас с Сережей очень сильный дар, но что мы такое можем, мне неведомо. Подумав, я решаю не отключать остальных. Это просто страшно видеть, а пока еще кто-то есть, кроме нас с Сережей, у меня нет паники. За призрачными стенами барака встает здание, хорошо знакомое мне по фотографиям. Так называемый «красный дом» – газовые камеры и крематорий. Получается, мы видим Освенцим… Страшнее место на Земле просто представить сложно. За что кому-то достался такой кошмар, почему? Неужели в этом виновата я?

Ххара ка Лос

Мне снится странный сон, в нем я очень маленькая. Мне очень-очень больно, но кричать нельзя, так говорит старшая девочка. Она старше меня, но я понимаю – ей весен десять, может, одиннадцать. Она кормит меня странным хлебом, причем во сне я знаю, что это хлеб, и не отдает каким-то страшным существам в форме Службы очистки. Самцы в форме нашей Службы вызывают ужас у маленькой меня. Она не отдает меня им, прячет, и за это ее бьют, очень сильно бьют прямо на моих глазах. Это так страшно, просто невыразимо как! Ее ушки прижаты к голове от страха, потому что я их не вижу, но она защищает меня от страшных самцов.