– Больница – это хорошо, – проговорила я, давно привыкнув к больницам. – Значит, пока не умру.
– Ты совсем не умрешь, – твёрдо сказал мне этот мальчик, и я почему-то поверила ему. Может быть, я устала бояться?
Или же мне очень хотелось ему верить. В этот момент ко мне приблизился мужчина в необычном костюме – он был не свободным, как бывает у врачей, а каким-то обтягивающим, хотя цвет у него оказался привычным – небесно-голубым. Незнакомый доктор (а кем ещё он мог быть?) пару раз взмахнул рукой и удовлетворённо кивнул.
– Ты принимаешь таблетки, девочка? – спросил он меня.
– Да, – кивнула я и потянулась за сумочкой.
– А герр Нойманн дал тебе микстуру, так? – улыбнулся мужчина.
– Да, – ответил Филипп за меня и протянул флакон. – Вот эту.
– Так, дети, – сказал местный доктор. – Или таблетки, или микстуру, вместе их нельзя. Тебе пока, наверное, лучше остаться с таблетками. Твоим докторам будет проще контролировать твоё состояние.
– Хорошо, – прошептала я, теряя надежду на волшебное излечение.
– Понимаешь, девочка, – начал доктор, увидев мою погрустневшую физиономию. – У колдунов такие, как ты, очень редки и обычно не выживают. Для колдовства мы используем резервы своего организма, поэтому чем сложнее колдовство, тем больше сил ему нужно. Твоя болезнь очень редка, ты же знаешь это?
– Да, – кивнула я, это-то я знала точно. – Меньше одного на миллион, так в книге написано.
– В Швейцарии тебе не помогут, – вздохнул доктор. – По крайней мере, колдуны, потому что у тебя просто не хватит сил на излечение. Главное, не падай духом, хорошо?
– Я постараюсь, – меня уже душили слёзы.
– Так, парень, – обернулся доктор к Филиппу. – Вот тебе артефакт, когда она теряет сознание или видишь, что скоро потеряет, прикладываешь к груди, понял?
– Да, – чрезвычайно серьёзно ответил мальчик. – Я всё сделаю.
– Когда тебе исполнится хотя бы шестнадцать, можно будет попробовать что-то сделать, – произнёс доктор.
Он не сказал «если», а сказал «когда». Хотя я понимала и сама, что шансов дотянуть до шестнадцати у меня очень мало, но эти его слова подарили надежду. Тот факт, что колдуны используют свои силы для колдовства, для меня тайной не был, но я надеялась на какое-нибудь волшебство… Ну, или колдовство… Жаль, что эта надежда тоже умерла, просто до слёз жаль.
И нас отправили обратно к директору. Очень интересный способ, кстати. Надо повернуть артефакт в виде стрелочки вверх, потом появляется такой шар, в который надо сесть, а потом сразу выйти. Совершенно не чувствуется движение. Вот так мы с Филиппом оказались в кабинете директора. Я сразу же оглянулась, ища своего друга, и он взял меня за руку. Почему-то мне страшно без него, а когда он держит меня за руку или обнимает, то как-то спокойнее. Директор посмотрел на нас и предложил присесть на диван, куда мы с Филиппом и приземлились.
Герр Рихтер – это директор нашей школы, хотя здесь он называется «ректор» – предложил нам чаю и сладостей, но мы отказались. Филипп – не знаю, почему, а мне ещё было совсем не по себе, поэтому я и не рискнула, чтобы не затошнило. Потому что когда тошнит, то может случиться неприятность, а где здесь туалет, я не знала. Вот… Ректор, посвёркивая стёклами очков в свете лампы, с улыбкой нас с Филиппом рассматривал. Потом он вздохнул, переложив какие-то листы бумаги на столе.
– Мы не можем отправить вас домой, фрау Бок, – сказал мне герр Рихтер, но это я уже и так поняла. – Вам нужно проучиться хотя бы три года, раз уж вы записались, таковы условия договора.
– Я бы не поступала, но тот дядя, который приходил, заколдовал папу и маму, – тихо сказала я. – И ругался, когда я объяснить пыталась.
– Я прошу прощения за то, что это произошло, – почему-то извинился ректор Рихтер, на кого-то рассердившись, но не на меня, кажется. – Но сейчас уже ничего изменить нельзя, поэтому мы попробуем вам как-нибудь помочь.
Он ещё расспрашивал Филиппа, как тому живётся с опекунами в приёмной семье, а потом почему-то тяжело вздохнул и отпустил нас.
В этот раз я рассмотрела обстановку кабинета ректора – она была обычной, как у папы в больнице, только компьютера не было – это потому, что у колдунов какая-то проблема с техникой, по крайней мере, нам рассказали, что телефоны с собой брать нельзя. Ну, в том месте, где меня записали в школу. Двери деревянные, большие – выше меня раза в два, наверное, а за ними – серые стены, покрытые коврами. Кажется, они называются гобеленами, хотя я не уверена. В школе очень тепло, даже и не скажешь, что за окнами осень, хотя яркое солнышко намекает на то, что и там не холодно. Окна большущие, поэтому в школе светло, вот…
Мы вышли, и Филипп, взяв меня за руку, куда-то повёл. Он хороший, и я ему доверяю.
***
– Я бы хотел знать, мсье Бёзе, почему вы применяете колдовство, когда согласие нужно получать добровольно? – голос герра Рихтера был холоднее льда.
– У меня нет времени болтать с каждым! – ответил инспектор по записи в школу, так напугавший девочку накануне.
– В таком случае, – ректор школы посмотрел на собеседника с брезгливостью, – у вас появится много времени. Вы уволены.
– Да как вы смеете?! – воскликнул не самый умный, как догадался герр Рихтер, мужчина. – Из-за какой-то калеки?!
– Вы уволены, – повторил герр Рихтер, потом подумал и добавил: – Я вложу чёрную карту в ваше портфолио, потому потрудитесь покинуть школу немедленно.
Вызвав хайнцеля, ректор приказал «убрать это», кратко охарактеризовав уже бывшего сотрудника школы.
Глава 3
Нас сегодня освободили от уроков, поэтому Филипп позвал меня на улицу, где оказалось действительно тепло – ну, мы же на севере Швейцарии, понятно же, что в середине сентября погода тёплая. У меня появилась возможность рассмотреть нашу школу. Это приземистое такое трёхэтажное здание, то есть невысокое, но длинное – не находишься. Перед ним пруд с фонтаном, весело бьющим радужной струёй в небо, а за школой, кажется, лес. Или парк, не разбираюсь я в них. Так и не скажешь, что дворец, но Филипп сказал, что это дворец, его построили для кого-то из королей, а тот возьми да и умри, потому отдали детям, то есть школе.
В парк мы решили пойти потом, потому что на меня опять навалилась слабость, и Филипп усадил меня на скамеечку, которых много вокруг пруда с фонтаном. Когда сижу, слабость вроде бы отпускает, а это значит… Я знаю, что это значит, поэтому хочется плакать, но этот абсолютно волшебный мальчик не даёт мне хныкать. Он меня обнимает, почти как папа, и мне хочется спрятаться за ним от всего мира. Странные у меня желания…
– Ты как, сможешь идти? – с тревогой спросил меня Филипп.
– Я смогу, – уверенно ответила я, на что он улыбнулся, медленно и как-то очень бережно поднимая меня со скамейки. После чего мы пошли в школу.
Как-то я вчера не заметила того, что увидела сейчас – на наш этаж, где гостиная, вели ступеньки. Два десятка ступенек, они оказались страшным испытанием, просто жутким. Казалось, весь мой мир сузился до этих ступенек, по которым я поднималась, стараясь не показать, как мне тяжело.
Когда добралась до верха, я уже почти стонала, потому что даже плакать уже не могла, а войдя в гостиную, просто упала, где стояла. Сердце колотилось где-то под самым горлом, не было сил встать, но Филипп меня поднял и доволок до дивана. Я для него тяжёлая на самом деле. Так грустно ощущать свою немощность. Наверное, это то, о чём говорил папа – сердечная недостаточность. Значит, скоро я не смогу ходить. Так в книжке было написано, потому что сердце моё слишком маленькое, и у него не хватает сил, чтобы разгонять кровь, а когда я стою, то сил нужно больше. Захотелось плакать, но я держала себя из последних сил. Филипп сел рядом и гладил меня по голове и спине, отчего слёзы как-то сами по себе унялись.
Наверное, надо было бы уйти в спальню, но… Вот до спальни мне не добраться… Сейчас передвигаться я могла бы только волоком. Придётся жить тут, наверное. И покушать ещё надо, а до столовой я сейчас не доберусь. От своей беспомощности я чуть не заплакала, но… Он не дал мне этого сделать.
Филипп долго спрашивал меня, смогу ли я без него обойтись несколько минут, так что мне даже стыдно стало, и потом куда-то убежал, а я лежала и думала. Почему-то тут я стала очень слабой – едва могу себя в руках удержать. Дома всегда рядом был папа, который меня даже у смерти отнял однажды, а здесь… Здесь есть только Филипп и я. А одна я, похоже, ни на что не гожусь… Ну почему? Почему так? Я не знаю ответа на этот вопрос.
Прибежал Филипп с какой-то корзинкой – раскрасневшийся, запыхавшийся, вспотевший. А в корзинке… Ой! Он бегал за едой для меня. Для меня! Достал пирожок с чем-то, приподнял меня на диванной подушке и начал кормить, абсолютно не слушая мои возражения. Ну я же сама могу! Ну, наверное…
Я уже хотела рассердиться, но он неловко поцеловал меня прямо в нос, и все возражения почему-то пропали. Не понимаю я себя совершенно. С одной стороны, какие-то слишком близкие у нас отношения, как для друзей, а с другой – хочется побыть слабой. Может, это психика от паники так защищается? Жалко, что в книге по психиатрии этого написано не было. Так хочется хоть на минутку не быть сильной, забыть о том, что со мной плохо и в любой момент может стать хуже, потому что кардиореанимации тут нет! А Филипп, он такой… Такой… Просто слов нет, чтобы описать, какой он!
А потом я лежала и читала учебник, а Филипп – какую-то книжку, которую ему принесла наш куратор. В какой-то момент я пригляделась и чуть не заплакала. На книжке было написано: «Правила и алгоритмы ухода за пациентами с сердечной недостаточностью в педиатрии». Получается, Филипп это… Это из-за меня? Он подумал о том, как заботиться обо мне? Но я же ему никто! Как же так? Разве так бывает?
Столько вопросов, а я даже не знаю, как правильно спросить. Ну, чтобы его не обидеть, я же ни за что на свете не хочу его обидеть! Он увидел мои широко раскрытые глаза и, кажется, что-то понял. Сполз с дивана и присел так, чтобы наши глаза были на одном уровне примерно.
– Ты – мой друг, и я хочу, чтобы ты не плакала. Вот я читаю про то, как сделать, чтобы ты не плакала, понимаешь? – тихо сказал он мне, погладив по голове так ласково, что мне даже захотелось потянуться за его рукой. Что это со мной?!
– Ты такой… Такой… – я не находила слов, а он просто улыбался. И гладил ещё. А я просто растеклась от его ласки.
Потом пришли девочки и Бригитта. Она сначала расспросила нас о том, что и как было, а потом задумалась, оценивающе посмотрев на меня. Улыбнулась и куда-то ушла. Другие девочки сели поближе ко мне и смотрели на то, как Филипп меня кормит, потому что у него в книжке написано, что кормить надо пять раз в день понемногу. А у меня из-за слабости руки не шевелятся, и вообще ничего не шевелится. Что будет, если я захочу в туалет, думать не хочется. Если бы не Филипп, я бы, наверное, плакала, не переставая.
***
– Фрау Крюгер? Чем могу помочь? – черноволосый сероглазый мужчина в сером однотонном костюме поднял усталые глаза на вошедшую к нему ученицу четвертого года обучения.