Большая ловитва

Однако ничего не захватил он с собой, установив кражу и побежав в детинец. А расплатиться поклялся лишь по возвращении. И согласился я, добропорядочный, в долг! – ведь сам никогда не лукавил, зане и иным верил, за что не раз укоряли меня бывалые старшие стражники.

О, простота моя от чистого сердца! О, доверчивость из глубины души! Напрасны вы на свете оном! Не воздается за вас…

Здесь Жихорь живо сообразил, что перебрал в складной своей лживости, коей и сам уже упивался. Ибо сколь малоумным ни являлся сей купчина, может и усомниться в провозглашенной добропорядочности. Ведь три резаны за внеплановую халтурку и еще одна – за аренду лошади, суть натуральный грабеж. Посему он перестроился на ходу.

И спешно внес коррективы:

– Не подумай, купец, честной и знатный, что великоват был запрос тот. Ведь содержал я вдовую мать с увечной сестрой!

А товарищи мои, коих взял с собой, влачили жизнь вовсе убогую: у одного – семеро по лавкам, и все впроголодь, у второго же приспела пора выплачивать большую недоимку, а нечем было, и предстояло ему изгнание из стражников, вслед и правеж с каждодневным, исключая лишь праздники, битьем палками.

К тому ж оный злодей, сопровождая телегу с награбленным, был вооружен до зубов, и каждый из нас рисковал при его задержании животом своим! И три резаны, а четвертая – за лошадь, ведь и она могла, жеребцам в печаль, стать убиенной во цвете лет своих, справедливой оплатой были бы.

Увы! – не досталось нам даже одной. Поелику, когда догнали татя уже при въезде его в град Псков, куда намеревался он на главный торг, дабы резво сбыть украденные меха, и притащили в ближайшее узилище, а немало их было во Пскове, и доставили меха в Изборск, к мастерской той, скорняжной, объявил ее хозяин, что ничего не заплатит нам, ведь не было свидетелей моей договоренности с ним.

А когда возроптали мы и подступили к нему, заорал, как оглашенный: «Убивают мя, злодеи стражники!» Тут и все его подмастерья выбежали и приблизились некие из уличных, бездельно шатавшихся. И ни в ком не проявилось сожаления к нам!

«Вот мои заступники!» – вскричал он.

Вслед же, убавив в гласе, дабы лишь мы слышали, открыл: «А с вас теперь четыре резаны, ведь имею свидетелей, что собрались напасть и изувечить!

А не отдадите, направлюсь к наместнику, и донесу ему, что подло вымогали их у за малую услугу, цена коей – шкурка векши, а вы на осьмь куньих зарились. Еще и своевольно бросили место службы, своей, не отпросившись у начальствующих и личной корысти ради. И поверит он, ведая, каковы все, кто в его подчинении…

Жду от вас четыре резаны к вечеру! А ослушаетесь, не миновать позора вам: со службы выгонят, и в яму посадят за долг!»

Что оставалось делать? Вернувшись в детинец, испросил я приема у наместника, каковой не раз отмечал мя за усердную службу – с тех пор еще, когда охранял я купеческие обозы.

Выслушав, молвил он:

– Знамо мне, сей хозяин – подлец и мошенник! И не раз он подсовывал покупателям своим худые шкуры, а когда возмущались они, их же и обвинял. А за то, что всех моих подчиненных позорил пред вами, спрошу с него с лихвой, когда падет его двоюродный брат – таковой же лихоимец, состоящий ноне при псковском воеводе. Однако, пока он в силе, не рискну с ним ссориться.

Помню твое благомужество, когда еще младшим стражником сопровождал торговые обозы, и извел многих злодеев, нападавших на них в лесах, ран от них не считая. Ценю тебя и хвалю, а все же не в силах вступиться, ведь обидчик твой тут же побежит к своему брату!

Могу помочь днесь токмо советом: заплати те резаны и на время покинь Изборск. Не то сей подлец не оставит тебя в покое, затребовав и еще! А везде тебя примут с радостью, ведь всем надобны герои, кои не просят многого за подвиги свои. И вот тебе резана от меня на дорогу…

И приняв подношение сие с великой благодарностью, последовал я сему напутствию, заплатив тем же вечером негодяю тому.

А наутро, купец, честной и знатный, убыл я в град сей, ведь один из подчиненных моих, родом смолянин, рассказывал о нем доброе. Да и куда еще податься мне, северному кривичу, аще не к соплеменникам, своим, заселяющим сии земли еще от общих пращуров наших?

Вот и вознамерился я!

Ноне же и не ведаю, чем пропитаться впредь, ибо никого не знаю в Смоленске, а токмо и умею, что изничтожать городских татей и лесных лиходеев…

– Ты-то мне и надобен! – воскликнул внимательный его слушатель, живо напомнив лже-Гамаюну о таковых же словах, с коими обратился к нему в псковской темнице Былята. – Направляю я обозы с товарами во многие веси, даже и в грады, бывает. А распоясались лесные лиходеи, и нападают. Великие убытки несу!

Зрю: человек ты опытный, и недорого запросишь. Иди ко мне в охрану!

– Благодетель мой! Век не забуду! – расцвел, изобразив осиянность, бесстыдный лжец, уверенный наперед, что и сей благодетель век его не забудет…

LXIV

Когда последний из отходивших вышел на дорогу, Молчан объявил проверку оружия. Памятуя уроки сурового Невзора, он всегда исполнял сие, когда оказывался старшим в обозе.

Для начала осмотрел свое. В порядке оказались и боевой топорик, и осемь сулиц, и нож длинный. Да и кольчужное облачение сидело, как влитое.

Вслед проверил конных – самых испытанных на страже обозов, коим доверял, ажно себе. Не оплошали они и в этот раз: не придраться было и к топорикам их, и к охотничьему луку у Забоя, и к копью Колывана, и к тулам, полным стрел, и к ножам. Порадовало Молчана и то оружие, что рознилось у них. На ходу еще раз уточнил место каждого из них в обозном ордере.

Могучий Забой, способный раздробить своим кистенем даже лосиный череп, выставлялся, вместе с Молчаном, в авангард – с десной стороны дороги. А Колыван – копейщик, ловчей коего не было во всем городище, таковой же богатырь статью, намечен был в арьергард – прикрывать обоз с тыла.

У двух следующих пар пошло хуже. Уже на первой из телег, с Буяном и Довгушом, выявил он у Буяна всего одну сулицу, а надобно б хотя бы две, и затупленное перо копья у Довгуша – поразить ворога копьем с подобным дефектом можно лишь двумя руками и наваливаясь всем телом.

«Оба не готовы к бою!» – вывел Молчан и распорядился убрать в обозной колонне сию телегу с первого места и переставить на третье.

Не лучше обстояло и у Взрада с Дедятой. Полностью готовы к бою были токмо ножи у обоих да топорик у Дедяты, а сулиц оказалось у них три на двоих: явно недостаточно для плотного ближнего боя! «Поедете шестыми!» – распорядился Молчан, к явному неудовольствию у Взрада.

Предстояло определиться с двумя важнейшими позициями: чей экипаж поставить во главе колонны, и чей замыкающим.

Буян с Довгушем и Взрад с Дедятой были уже выбракованы.

Оставалось три телеги, где было по двое: Некраса с Мезеней, Алабыша с Твердоликом, Басмана с Талалаем.

Некрас с Мезеней отпадали сразу: щуплый хромец Мезеня – никакой не боец, и будет бесполезен со своим топориком. А Некрас, хотя и был когда-то отважен, однако не проверен в бою: ему бы Мезеню защитить, и то дело!

И было указано им: «Ваша телега четвертая!»

Замыкающая пара была важнее, ведь Забой в одиночестве был. Посему Молчан выбрал Алабыша с Твердоликом, имевшим совокупно два боевых топорика, пять сулиц, два ножа, кистень и охотничий лук.

А Басману с Талалаем, располагавшим двумя топориками, шестью сулицами, одним копьем и двумя ножами, предстояло следование в авангарде.

Телега одиночного Бармы – в пластинчатом доспехе, с луком, саблей, добытой им при отражении набега печенегов, когда состоял в ополчении, четырьмя сулицами и ножом, была поставлена в обозном ордере на второе место, вслед за Басманом и Талалаем, и впереди Буяна с Довгушем. На ней перевозились и товары Молчана. А Хотен, второй одиночка в обозе, единственный в нем со щитом, вооруженный копьем, охотничьим луком и ножом, обойдясь без сулиц, оказался на пятом месте – после Мезени с Некрасом, опережая Взрада с Дедятой.

По окончательном определении походного ордера, Молчан водрузился на коня своего, командирского, поднял десницу в знак общего внимания и огласил, якоже услышал каждый:

– Всем приблизиться!

И когда исполнили те, молвил, веско и внятно:

– Не вмешивался я в спор ваш, двигаться дальше иль возвращаться, оставив на ваше усмотрение. Сей же миг откроюсь: я и сам не рвался ехать на торг, однако, дав ране согласие, не счел возможным отказаться. Ноне же поздно спорить нам! Время изготовиться к бою! Не ведаю, когда ударят злодеи. Возможно, и на обратном пути. А все ж, из предосторожности, надобно ожидать их уже днесь.

Мыслю: навалятся они на нас, аще нападут сегодня, у Беданова камня. До него еще далече. Там крутой поворот, и самое удобное место для налета.

А возможно ли, что ударят допрежь? Для лиходеев все возможно!

Так або иначе, а ринутся на нас с обеих сторон дороги.

Я, следуя первым, а Колыван будет чуть позади, заметив неладное, крикну: «Бой!» Тогда все возницы бросайте поводья, и хватайте оружие свое!

Ежели что не так, крикну: «Стой!», и должно, немедля, остановиться.