Честные папоротники

и прореху сетчатки возьмёт,

-–
как озимый посев.

III.

Пройдя в круг – ты замылишь следы одноразовым
мелом, под ногами не листья уныло шуршат,
сухожилия слов, в кобуре с букварём —
затаился сверчок-парабеллум.

Натяжение – между предметами – устная речь, как
итог: производная мыльного шара и трубчатой
кости – в беспрепятственной вылазке
слову дано только течь – через

медные трубы, дверные глазки, колченогие гвозди.
Смотровые отверстия выстроят новый приют
из стекляруса – туфа – сравнительной
формы наречий: повернёшь на

себя, и тебя бирюком

назовут, повернёшь от себя,
и ярлык приколотят,
предтеча.

Неваляшка

Разбросанный по комнатным углам предел светильника,
бельмо для Минотавра, кинестетическая пыль: то
тут, то там – так виден купол планетария
сквозь свечку. Его пришили за

пробоины к глазам,

как майский вечер к пазухам сирени: чем ярче свет – тем
всё смиренней тени. Один, два, три – пройдись по
узелкам, по лузам позвоночника вслепую:
у равновесия – нет функций —

кроме сна. Здесь

каждый звук сведён в спираль ушную – колье из ржавых
раковин морских, готических наречий погремушка.
И отпечаток кукол восковых – надводных
айсбергов плывущая печаль —

то дно покажет —

то всплывет верхушка – то
замигает, маячком,
диагональ.

Яхонты

I.

Запоздалая детская корь возвращается искренним
снегом, где лопатки у парковых статуй похожи
на дым – соревнуясь с Коперником ради
вершин обаяния – вдруг перчатка

с руки соскользнёт – а под флиской Надым суетится
ретортой и стройным аптечным стеклом. Даже
кажется, вроде бы он на цепях повисает:
здешний воздух, как будто оклад

II.

над библейским святым – угодивший в медвежью
порчу зверёк горностая. Отрицая свой возраст
и выбритый глянцевый блеск, ты готов в
каждом встречном калёной водой

отражаться и петлять голубиным зрачком, и ронять
русский лес: холостую игольницу с проволокой
под языком – уколоться иголкой и заново
тут же начаться, подымаясь со дна

III.

искромётным спинным плавником. Видеть в улице
резвую саблю с щербатым клинком, дотянутся
до края забора и выпросить милость – на
морозе, хмельная муштра пополам

разломилась – хлебный пар от наваленных грудой
дощатых лотков – столько тел только темень и
может с собой унести, у неё от злорадства
сверкают стальные полозья: лечь, и

IV.

землю, и солнечный свет зажимая в горсти – рвать
пурпурные гроздья. Наряжать этот вызревший
над подземельем разрез в платье волчьей
невесты, где розами бредят рубины,