Под стук колес. Дорожные истории

Именно в конце каждого месяца наши подрядчики сдавали мне фронт работ. И если я не подпишу акты приема работы, рабочие и служащие подрядных организаций не получат зарплату.

Потому что объем их месячных работ принимал я.

Это и есть – осуществление «технического надзора». Например:

А как заасфальтирован Ленинский (или Комсомольский) проспект? Сколько погонных метров залито асфальтом?

Правильно ли уложена подстилающая подушка проезжей части? Не «гуляет» ли асфальтовое покрытие?

И так далее.

Вот после моей подписи актов руководители подрядчиков утверждали их у нашего начальника управления благоустройства, ну, а далее работали бухгалтерско-финансовые службы.

И подрядчики получали зарплату. И премии.

Да, я же не сказал ничего о себе. Ну что, мне до пенсии оставалось несколько лет, то есть приближался потихоньку шестидесятилетний рубеж. Жил я один в однокомнатной квартире, с супругой как-то не заладилось, и некоторое время назад мы тихо развелись.

Благо дети давно уже взрослые, у них – свои семьи, жилье, работа.

Так что жизнь моя текла неспешно. С 9-ти до 18-ти ежедневно – работа, а вечера я проводил перед телевизором.

Ну, конечно, как все люди моего поколения я любил книги. Читал я перед сном, час-другой, но последнее время все меньше – не стало, знаете ли, хороших книг.

И начала у меня развиваться желчность. Это – не болезнь, это такое качество характера. Сейчас это слово употребляют редко, а вот раньше – раньше слово «желчность» знали все.

Означало это – постоянное недовольство всем и всеми окружающими.

Дальше – больше. Телевизионная реклама, прерывающая любимые кинофильмы или другие передачи – КВН, например, способствовали развитию недовольства. И если раньше я видя, например, в окно человека, которого не любил, мог просто подумать о нем что-то, вроде: «Вот ведь паразит! Ходит себе, смеется, доволен жизнью!», то теперь я часто говорил это вслух.

Причем со злостью в голосе.

Это и есть желчность. И сыграла она со мной нехорошую шутку.

Старший оперуполномоченный угрозыска Уткин С. Н.

Хочу сказать, что не смотря на такое удачное начало работы в ОУР Железнодорожного района (ОУР – так называли мы отделение угрозыска) особо успешной службу здесь я бы не назвал.

Нет, ребята работали здесь хорошие. И чувство локтя, и взаимопомощь – все это было, конечно. Но «на земле» никогда не любили пришельцев из УВД – сверху. Так что мои отношения с ребятами долгое время были прохладными.

Не способствовало улучшению их и следующее обстоятельство.

В конце 90-х годов коррумпированность стала настолько всеобщей, органы правопорядка были затронуты настолько сильно, что мои коллеги не стеснялись и взятки брать, и предлагать их.

Нет-нет, много было и честных офицеров. Но они старались держаться в тени, не высовываться. А вот те, кто был куплен…

Я это ощутил на себе.

Итак, после раскрытия убийства бизнесмена Сергеева, я наметил еще два перспективных дела по розыску пропавших.

Первое дело – об исчезновении рабочего мясокомбината Петрова.

Второе – исчезновение без вести бухгалтера частной фирмы Ивановой.

Да, конечно, дел у меня розыскных в производстве было более десятка, и заявителей приходило ежедневно по нескольку человек, но тут особенность следующая.

Подавляющее число исчезнувших находится через день-два. Поэтому крайне важно для оперативника, работающего по розыску пропавших, не забывать взять все номера телефона заявителей и членов семьи. Если вы не хотите бегать по городу, причем – совершенно напрасно.

Ведь у нас народ поступает как? Когда кто-то исчезает – бегут к нам, умоляют «принять все меры», суют фото пропавших вам в руки – в общем, зудят под ухом и мешают работать. Но это – сразу после исчезновения человека.

Однако подавляющее большинство исчезнувших возвращается домой через несколько дней. Поэтому, во-первых, мы берем заявление о пропаже человека лишь через три дня после его исчезновения. Во-вторых, просим, как только (и если) человек найдется – сразу же сообщить нам. Ну, чтобы мы могли прекратить работу по розыску пропавшего.

Однако почему-то счастливые родственники это сделать забывают! Сплошь и рядом!

И посему каждое утро мы начинаем с обзванивания заявителей – нет ли новостей о пропавших? Не вернулся ли человек? Ну, и в этом роде далее. Так что знать нужные телефоны – часто уже полдела.

У меня был случай – закрутился я, человечка выслушал, дал бумагу – «Пишите заявление!», и вышел. Вернулся – заявление на столе, фотография, причем заявитель успел сходить и заявление зарегистрировать – секретарь была новая и…

В общем, заявление есть, штамп о регистрации – есть, а номера телефонов заявитель не указал.

Трижды я ездил по адресу, а последний раз поехал поздно вечером. Ну, нет никого дома, и не мог я узнать, нашлась пропавшая-не нашлась, а сердцем чувствую – дома! И вот в четвертый раз приезжаю, мне открывают дверь, начинаю расспрашивать, а мне говорят – так она на другой день после того, как отец написал заявление, домой пришла – ездила в Искитим в соседнюю область на свадьбу подружки!

Я говорю: «Ну вы же должны были позвонить, или прийти – вы же заявление написали!»

В ответ мне пожимают плечами: «Ах, извините, ой, а мы и не подумали…»

Да, вот такая работа.

Короче, дела по розыску Петрова и Ивановой. Вы, наверное, уже догадались, что фамилии я беру «с потолка». Живые, точнее – настоящие, уж извините, я все-таки называть не буду.

И вот как только я начал по-настоящему «копать» эти два дела, вникать в обстоятельства исчезновения людей, сразу почувствовал – опять убийства! И в том, и в другом случае.

Рабочий Петров. Казалось бы, кто мог убить рядового рабочего мясокомбината?

Ну, кому он мог помешать?

Действительно, никому. Но фокус в том, что Петров этот пил, а напившись, буквально терроризировал семью: жену, малолетнего сына, дочь-старшеклассницу. Жена у него – сволочь последняя, дочь – проститутка, и вот в таком ключе скандалы чуть не каждый день. Я с соседями поговорил, те мне обстановку в семье Петровых и обрисовали.

Так что жена вполне могла… поспособствовать исчезновению. Да что там, мне ее соседка так и сказала: «Они вот уже два месяца как люди, живут. Тихо у них, спокойно… Посмотришь, как дочка братика из садика ведет – на душе хорошо… Любят они друг-друга. Сестра-то и брат… А пьянь эта – Петров, дочь иначе как проституткой и не называл… Сволочь такая…»

И вот так все соседи примерно характеризовали…

А вот исчезновение бухгалтера Ивановой…

Здесь я сразу же начал проверять ее по финансовым делам. Если и убили – то только из-за рабочих моментов. Бухгалтера нынче из частных фирм – зачастую люди, занимающиеся делами повышенного риска. Где ошибиться нельзя – ну, прям саперы какие-то. Много ведь знают они. А бизнес у нас был, есть и будет, наверное, еще долго полукриминальным.

И вот как только я начал делать конкретные шаги по обоим делам, ко мне тут же пришли коллеги. Нет, не все, не вместе, а сначала один, потом другой. И предлагают мне немного ослабить усилия в работе по этим двум направлениям, а напрячься по делам каким-нибудь другим. Я ведь уже говорил – у меня в производстве дел по розыску было десяток-два одновременно. Так что…

Было, словом, над чем работать. А по Петрову и Ивановой – тут я все угадал «в цвет». Мужа-пьяницу жена убила. Банально, пошло – сковородой по голове во время скандала. Ее муж уже бить начал по пьяному делу. Раньше-то только оскорблял да грозился, а тут…