Но я ведь ничего особенного не заподозрил! Ну, совпадение такое, я даже позлорадствовал про себя.
Хочу восстановить весь ход разговора со старшим лейтенантом Уткиным.
Позвонил он мне в дверь вчера вечером, где-то часов в восемь. Сказал, что он совершает поквартирный обход в связи с тем, что несколько дней назад пропал мой сосед Антонов.
Я спросил его:
– А когда это случилось?
Он ответил:
– Четыре дня назад. Около девяти часов вечера.
Я добросовестно попытался припомнить, а что было четыре дня назад?
Я, конечно обратил внимание, что вот уже четвертый день как перестали раздаваться из квартиры соседа звуки ремонта. Это помогло мне легко припомнить и свой досуг четвертого дня после работы – я праздновал по поводу исчезновения угрозы увольнения!
Я и рассказал это Уткину. И про тот самый вечер, и что отношения у меня были с Антоновым нормальными, мог попросить у него в случае нужды электродрель или еще какой инструмент.
И именно в ходе рассказа припомнил все до деталей, что было тогда, в том числе – мое пожелание, высказанное в сердцах Антонову, когда он испортил мне вечер своими стуками.
И я спросил Уткина:
– Скажите, а вы верите в силу проклятия?
И тут же прикусил язык. Что-то забрезжило у меня в мыслях, что-то связанное с исчезновением Антонова и мною.
А Уткин тут же как клещ, вцепился в меня и попытался вытянуть, что именно я имел в виду, говоря о проклятии.
Я крутился, как мог. И в конце концов был вынужден сказать следующее:
– Послушайте, ну ведь все говорят, что у нас во дворе исчезают люди, и как-то странно исчезают. Вот был участковый у меня, он так и сказал: «Как-то странно все это». Вот я и подумал – может быть, это проклятие? Ну, знаете, как в кино! Проклянут кого-то – и он тут же как бы растворяется в воздухе!
Интерес Уткина тут же пропал, он как-то весь сник, а потом говорит:
– Кто же шутит по такому поводу? Человек ведь пропал!
– Ну, извините! – сказал я. – Просто Антонов всех достал своими ремонтами. Ну, неудачно я пошутил…
Он и ушел.
А я зашел в комнату и задумался. Я думал весь вечер, потом лег спать, так и не включив телевизор, даже наоборот – выключил питание от сети. И красный огонек погас. А то он почему-то раздражал меня и даже как-то мешал уснуть.
И на работе на другой день я тоже думал. О всех этих исчезновениях.
Что же получается? Идет по улице пьяница с дружками, я вижу их всех через окно, и говорю желчно: «Что б ты сдох!». Говорю только о сантехнике, и что же? Он пропадает, а остальные трое нет…
Теперь бухгалтерша… Я ее вижу через окно, она идет по двору, я говорю что-то вроде: «Зараза! Пропади ты пропадом!», и она той же ночью действительно пропадает!
А сосед мой, Игореша? Что там я пожелал ему? Что-то вроде, чтобы он исчез из моей жизни? Но ведь было это именно около девяти вечера, и он как раз вовсю стучал… А после того, как я выразился о нем… Он перестал стучать! Получается, сработало мое пожелание!
Но тогда…
Старший оперуполномоченный угрозыска Уткин С. Н.
На следующий день я от уголовного розыска дежурил по райотделу. Мы говорим о таком дежурстве: «Я сегодня на сутках». День ты работаешь, как обычно, а после того, как все расходятся по домам – до утра дремлешь в кабинете. Это если нет происшествий по линии уголовного розыска.
А если что-то т а к о е случается – я вместе с нарядом выезжаю на место происшествия и осуществляю первоначальные розыскные действия.
Часов в восемь я зашел в дежурную часть и поболтал с дежурным по райотделу – капитаном Самойловым. Тот еще спросил меня – как твои поиски «бесследно исчезающих» проходят, успешно?
Он так и выразился – «бесследно исчезающих», и захохотал.
Весь райотдел к тому времени знал о происшествиях в домах номер пять по улице Саженной и номере три по Мичуринской.
Я ему в ответ скорчил рожу, сказал: «Ы-ы-ы!!!», и пошел к себе в кабинет.
Какое-то время поработал с бумагами, а ближе к полуночи задремал, сев на диван. У меня в кабинете стоял диван, а перед ним столик – на нем писали заявления посетители.
Но спал я недолго – зазвонил телефон, и дежурный попросил меня срочно спуститься в дежурную часть.
Именно так и сказал:
– Спустись в дежурку! – И положил трубку. А я понял, что произошло нечто касающееся меня лично.
И действительно.
– Звонили с Мичуринской, дом три. В квартире номер 22 только что вдруг раздался сильный шум, крики, какой-то вопль… Погоди-ка!
Он снял трубку зазвонившего телефона, переговорил и сказал, кладя трубку на аппарат:
– Ну вот! Оттуда же звонят, квартира 40. Это ведь соседний подъезд! И как это нужно орать, чтобы услышали аж в соседнем подъезде? Езжай, Серега, чувствую – это с твоим делом связано!
Я выехал вместе помощником дежурного на нашем УАЗике, и скоро стоял у знакомой двери квартиры 22. Курочкин!
Так как в понятых недостатка не было (на площадке толпилось человек пять жильцов, слышавших шум из квартиры соседа), и на звонки Олег Семенович не отвечал, я принял решение взломать дверь.
Мигом нашлись и топор, и и гвоздодер, и деревянная дверь квартиры номер 22 подалась нашим усилиям и распахнулась.
Я рукой придержал рванувшихся было внутрь темного помещения людей, достал «Макарова», передернул затвор.
Прислушался. Внутри стояла тишина. Как и за моей спиной – люди на площадке как-то разом все сразу замолчали.
– Сержант, за мной! – скомандовал я помощнику дежурного. – И двое понятых тоже!
Вчетвером мы почему-то на цыпочках вошли в прихожую.
– Ничего не трогать! – сказал я. – Ни выключатели, ни дверные ручки!