Февральский дождь

– А ты не мог бы вспомнить, когда мы последний раз ходили вместе в театр или в кино? – митингует Вера. – Может, ты меня стыдишься? А знаешь, отчего я толстею? У человека на нервной почве развивается пищевая психопатия. А еще на нервной почве нарушается обмен веществ, отчего человек опять-таки толстеет.

Я согласился, что   работа у нее нервная. Вера несколько секунд оторопело смотрит на меня. И говорит со слезой в голосе:

– Да, у меня вредная, нервная работа. Но еще вредней моя семейная жизнь!

– Чем именно? – спрашиваю, чего греха таить, издевательски спокойно. – Твой муж пьет? Гуляет? Дерется? Не участвует в воспитании детей?

– Гораздо хуже, – все так со слезой отвечает Вера. – Он меня не любит. Я устала от тебя, Терехов. Устала от твоего безразличия.

Теперь она должна бы заплакать. Но она продолжает есть, постукивая коронкой. Я осторожно приподнимаюсь, чтобы смыться в свою одиночную камеру (то бишь кабинет). Но Вера начеку.

– Я не закончила, – говорит она. – Ты когда прекратишь заигрывать со Стеллой? Надо мной уже все общежитие смеется.

– Это плохо, – отвечаю. – Должны сочувствовать.

– Специально подрываешь мой авторитет?

– Настоящий авторитет, Вера, невозможно подорвать. Но если уж ты затронула эту тему, внесу ясность. Лично мне Стелла не сказала пока ни одного плохого слова, не бросила ни одного косого взгляда. Почему я должен лезть в твой окоп?

– Я так и знала – ты не на моей стороне, – сказала Вера.

Она родилась не в то время. Ей бы палить из «максима», сидя в тачанке. Классная бы вышла Верка-пулеметчица. А она добрая, участливая, готовая всем помочь, кто ни обратится. Я бы дал ей медаль за бескорыстную помощь людям. Да что там медаль! Орден! Но у нее есть один недостаток. Она любит свое влияние на людей. И необъективна к тем, кто ей в этом мешает. Она сражается с ними со всей страстью и безоглядностью Стрельца. Но я-то почему должен подносить патроны?

Глава 7

Утро. Женька в дверях. Трет глаза, потягивается. Я особенно люблю ее такой, с заспанными, чуть припухшими карими глазами. Я не из тех отцов, которые страдают сумасшедшей любовью к детям. Но я помню, что первым словом Женьки было не мама, а папа. Я вижу в ней больше своих черт, чем в Денисе. Она умеет добиваться своего, несмотря ни на что. Пошла в английскую спецшколу поздно, с шестого класса, считалась недотепой, но через два года стала лучшей в классе. Еще школьницей овладела слепым методом машинописи и стала зарабатывать, печатая рукописи. Дочь, которая оправдывает ожидания отца подобно образцовому сыну, – самая лучшая дочь.

Женя бывает со мной откровеннее, чем с матерью. Поэтому спрашиваю прямо.

– Как там Гриша?

Женя плюхается в кресло:

– Что ты хочешь услышать, папочка? Ну, давай, скажу откровенно: он начал проникать в меня.

Последние слова для меня, как удар током. Дочь успокаивает.

– Ну, в смысле, лезет под кожу. А я… вот как с тобой, прикалываюсь. Говорю, я готова довериться вам, Григорий, в наше трудное время, но мне мало того, что вы избавите меня от каких-то проблем. Мне важно чему-то у вас научиться. Но чему вы можете меня научить? Пользоваться стволовыми клетками?

– В папики себя предлагает, плешивый бабуин?

– Типа того.

Женя, как и Надя, зарабатывает тем, что дает уроки английского. Репетитор сегодня – это и модно, и денежно, и престижно. Ученики идут к ней с утра до вечера. Каждый приносит зеленую бумажку. Зарабатывает она больше меня, но все равно не поспевает за своими запросами. А в моде спонсоры, папики… Меня это рвет на части. Но я не могу ничего изменить. Даже если я начну зарабатывать больше и подбрасывать дочери деньжат, это ничего не изменит. Она будет желать спонсора, папика. Потому что это в тренде. Нужно смириться. Как там говорили древние – следует подчиниться времени. Как же от этого тошно.

– Можно, я закурю?

Женя вынимает из пачки длинную дамскую сигарету, щелкает зажигалкой, с шиком заправской курильщицы вдыхает дым полной грудью, выдыхает струю. Она начала курить год назад. Мне стоило больших усилий привыкнуть к этому. Но прежде я отчаянно этому сопротивлялся. Однажды она пришла за полночь, от нее пахло вином и табаком. Я не выдержал и съездил ей по щеке. Она поблагодарила:

– Спасибо, папочка, что не со всей силы.

У нее потекли слезы. У меня защипало в глазах. Тогда я окончательно понял, что подобные родительские аффекты – не от желания причинить боль. Не от уверенности, что такое наказание даст ожидаемый результат. А от слабости и бессилия.

– А ты знаешь, что Дениска курит? – спрашивает Женя.

Конечно, это для меня не секрет. Когда Денису исполнилось года четыре, я бросил курить. По себе знал, как заразителен пример курильщика-отца. Положил, так сказать, свою привычку на алтарь воспитания. Ну и что в результате? Конечно, здоровье себе сберег. Но сына от курения не избавил. Учуял у него запашок изо рта. Денис, конечно, пустился заверять, что мне показалось. Пришлось понюхать кончики пальцев. Так отпали все сомнения.

– А что он курит, знаешь? – спрашивает Женя. – Запах травки ни с чем не спутаешь. А с кем водится?

Обычно я вижу сына возле дома в компании соседских мальчишек. Он возвышается над ними и что-то им втолковывает. Они слушают его, будто он старше, а он всего лишь выше ростом.

– С большими ребятами он стал водиться, – говорит Женя. – Только давай, папка, договоримся: ты узнал об этом не от меня. Ты сам увидел это в бильярдной тээрцэ* (*ТРЦ – торгово-развлекательный центр).

Я отложил командировку в Питер. Решил пошпионить за Денисом. Я высматривал его из винного магазинчика напротив нашего дома. Выйдя из подъезда, он остановился, повел глазами по сторонам и пошел в сторону тээрцэ. Пройдя десятка два шагов, будто почувствовал мой взгляд – оглянулся. Я в это время уже вышел из магазина. Не попасть в поле зрения сына было невозможно. Я изобразил, что не вижу его, и вошел в свой подъезд.

Терпеть не могу выглядеть глупо, даже в собственных глазах. Но причем тут мое мнение о самом себе, если на карте жизнь сына? Если он связался с плохими ребятами, это само собой не рассосётся и добром не кончится.

На втором этаже торгового центра оборудован зал с игральными автоматами. Денис был там. Он играл. Он был так захвачен игрой, что не увидел меня, хотя я был в двух шагах. Это было для меня открытием. Я не знал, что он азартный игрок.

В тот вечер я напрасно отирался в бильярдной. То ли игральный автомат был для Дениса интересней, то ли в тот вечер не пришли его обычные партнеры по «американке».

Но на что он играет? Почти наверняка таскает из кошелька Женьки.

Больше откладывать командировку я не мог. Но все же пришлось. Пожаловала инспектор детской комнаты милиции. Первое, что она хотела понять: Денис – желанный ребенок или не очень? Мы с Верой переглянулись. На исповедь нас как-то не тянуло. Мы дружно соврали, что да, конечно, желанный, а как иначе? Инспектор сделала вид, что поверила. А на самом деле она, как в воду глядела.

Шестнадцать лет назад, когда я работал «на северах», Вера сообщила мне, что беременна. Я сказал, что заводить второго ребенка – безумие. Я не могу переехать в Москву, чтобы помогать ей. Меня не пропишут. А без московской прописки меня нигде не возьмут на работу.

Вера ответила, что по существующему порядку она получит московскую прописку, как только родит ребенка. А потом получу и я. Вере нужно было довести до победного конца главное дело своей жизни – завоевать Москву. Хотя при этом она понимала, что нам не жить вместе. Понимала, и все же надеялась: а вдруг?! Так появился Дениска. Так сохранился брак. Хотя, конечно, была куда более веская причина – Женя…

Только в Москве можно по-настоящему понять, что такое завести ребенка. До яслей – шесть остановок на автобусе рано утром, когда людей – как сельдей в бочке. Маршрут до детсада еще интересней – с пересадкой на другой автобус. Потом я ехал на работу – с тремя пересадками на метро. Правда, вечерами Дениску забирала сама Вера.

Потом она уходила на свою вечернюю работу, а я оставался с детьми. Вместо того, чтобы читать сказку о Колобке, учил их английскому языку. Читал любимую книгу своего детства – «Робинзон Крузо».

Второй вопрос инспектора был совсем в лоб: не унижена ли мать?

– С этим все нормально, – сказала Вера тоном женщины, которую попробуй только обидеть.

Инспектор глянула на меня с сомнением:

– Вы родной отец или отчим?

Денис родился в конце сентября. Я приезжал в Москву в конце декабря, чтобы встретить Новый год. Вот и считайте. Тютелька в тютельку.

Вера отвергла оскорбительное подозрение.

– Роднее не бывает.

– Я пыталась поговорить с Денисом, – сказала инспектор. – В кого он у вас такой? Каждое слово надо клещами вытаскивать. Удивительно себе на уме парнишка.