Светлейший

Чтобы не мешать хану размышлять Потёмкин взял со стола сочное яблоко и стал потихоньку его надкусывать. Глядя на задумавшегося Шахин-Гирея, он напряжённо размышлял: «Самое время! Англия и Франция заняты войной – Америка, им не до Крыма. Австрия согласна, Пруссия мешать не будет!.. Исторический момент. Самое время пристегнуть Крым и покончить наконец с вечными мятежами. Восстановить Шахина на престол поскорее, пусть убедится в своей беспомощности, затем пообещать ему что-нибудь типа Персии…»

Тяжелый вздох хана и его тихий голос прервали размышления светлейшего:

– Упрёки в мой адрес!.. Скучно! Но я их заслужил… Умным всегда быть невозможно… Все ошибаются когда-нибудь. Видимо, в чём-то ошибаюсь и я, как вы, князь, изволили заметить. Люди подобны базарным сладостям: пахнут хорошо, да вкус их часто негоден. К сожалению, так устроен восточный человек. Мои нововведения плохо пахнут, это верно, однако они жизненно необходимы. Надо всего-то потерпеть… Ведь вы, князь, не будете отрицать, что ещё что-то пахнет дурно, однако ж все знают, что без этого нельзя жить, потерпеть порою необходимо. А мой народ нетерпелив… На небесах записана судьба татар, и знать её не дано простым смертным.

Потёмкин обратил внимание на некоторую странность в речах высокопоставленного мусульманина. Правоверный Шахин всего один раз вспомнил Аллаха и, более того, вспомнив о небесах, не стал утверждать, что Аллах уж точно знает всё.

– Ну на небесах аль где ещё, но где-то же всё-таки записано, это вы, ваша светлость, верно говорите. Хан не ответил, он погрузился в размышления.

Потёмкин дал знак, слуги внесли кофе. Запах свежезаваренного напитка отвлёк хана от грустных раздумий. Пока разлили кофе по чашкам, хан встал с кресла. Видимо, размышления привели его к каким-то выводам и он, к вящему удовольствию Потёмкина, произнёс: – Царица ваша, князь, большое терпение проявляет к неразумному поведению моего народа. Силою пытается она научить нас жить в самостоятельности, ни от кого не зависящей. Да ведём мы себя неразумно, словно дети малые. В послании недавнем предложила царица опять вернуть мне престол, и кажется мне, что сие предложении – последнее. Что ж, – Шахин-Гирей вздохнул. – Да будет так! Тяжкие времена, тяжкие… Одному Аллаху известны последствия, князь.

На том беседа закончилась.

Вернувшись в Херсон, Потёмкин приказывает войскам под руководством генерала де-Бальмена идти к Перекопу, своему родственнику генералу Самойлову – двигаться в глубь Крыма, а корпусу Суворова приказал усмирить мятеж на Кубани.

Инструкция генералам гласила: «Вступая в Крым и Кубань выполнить всё, что может содействовать к утверждению Шахин-Гирея на ханство. Обращайтесь, впрочем, с жителями ласково, наказывая оружием, только когда в том нужда дойдет до оного, но не касайтесь казнями частных людей. Казни же пусть хан производит сам, если в нём не подействует дух кроткий государыни нашей, который ему сообщён. Если паче чаяния жители отзовуться, что они лучше желают войти в подданство Ея императорскому величеству, то отвечайте, что вы, кроме спомоществования хану, другим ничем не уполномочены, однако ж мне о таком происшествии донесите…».

И такие просьбы от части жителей Крымского ханства были, о чём Потёмкину немедленно было доложено.

Русские войска заняли Перекоп и Карасубазар, под Чонгаром наголову разбили татар. Суворов подавил восстание ногайцев.

Братья Шахин-Гирея и основные зачинщики восстания были взяты в плен. По всему ханству разослали грамоты, призывающие местное население к спокойствию, а во все опасные районы были посланы военные отряды. К ноябрю 1782 года восстание в Крыму было полностью подавлено. Шахин-Гирей, восстановленный на ханском престоле, вернулся в Бахчисарай и вновь начал вершить казни, опять вызывая недовольство и ненависть населения. Хан казнил одного из братьв, казнить других – не успел, русское командование отправило их в Херсон. В ханстве царил хаос, относительный порядок поддерживался только силами русских войск. Шахин-Гирей был растерян, подавлен: татары ему уже не повиновались. Он принял решение об отречении от престола. Для этого он негласно стал вести переговоры с доверенными лицами российской царицы об условиях содержания его после отречения. Переговоры длились несколько месяцев. К апрелю 1783 года стороны договорились. 14 апреля 1783 года крымский хан Шахин-Гирей официально отрёкся от престола.

За неделю до официального отречения Шахин-Гирея 8 апреля 1783 года Екатерина издаёт манифест, подготовленный совместно с Потёмкиным «О принятии полуострова Крымского, острова Тамани и всей Кубанской стороны под Российскую державу». Манифест, в том числе, гласил: «…свято и непоколебимо за себя и преемников престола нашего содержать народ татарский в равне с природными нашими подданными, охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную их веру...».

В мае 1783 года русские корабли вошли в Ахтиярскую бухту.

Манифест императрицы о присоединении Крыма был обнародован 28 июня 1783 года. В этот день в Крыму состоялась торжественная присяга крымской знати российской самодержице. Присягу принимал светлейший князь Потемкин в Крыму на вершине скалы Ак Кая[137 - Белая скала.] под Карасубазаром.

Григорий Потёмкин дату присяги выбрал не случайно, это был день восхождения в 1762 году на российский престол Екатерины II.

Адмирал Федот Клокачёв

Более десятка кораблей и судов, следуя 2 мая 1783 года двумя колоннами в кильваторе за флагманским фрегатом, растянулись мили на полторы. С мостика флагмана в утренней дымке мачты последнего корвета были едва видны. Дул слабый, но попутный ветер.

Командующий флотилией вице-адмирал Федот Алексеевич Клокачёв, стоя на юте, внимательно ощупывал в подзорную трубу береговую ниточку Крымского побережья.

– Не проскочить бы! – произнёс он, но так тихо, что стоявший рядом вахтенный офицер мог только гадать, а не слышать его слова. Ожидая указаний, офицер напрягся. Но адмирал молчал, он продолжал медленно ощупывать биноклем береговую линию, выискивая вход в бухту, и вскоре нашёл: полоска берега прервалась и через короткий промежуток возобновилась. Это и был вход в Ахтиярскую бухту.

– Ну и славненько, не промахнулись, значит, – теперь уже отчётливо произнёс он. – Прибыли, слава тебе Господи! Мы почти на месте, господа, –адмирал перекрестился. – Наши два фрегата под командованием капитана 2 ранга Одинцова стоят в бухте ещё с того года, команды обмеры глубин делали, пехота генералов де Бальмена и Суворова на берегу казематы строила. Ага!.. – вдруг удовлетворённо воскликнут адмирал. – Вот и дымок на берегу вижу. Ждут, поди, нас с нетерпением. Держите, капитан, курс на середину входа в бухту, судя по промерам, глубины позволяют, – махнув в сторону берега и передавая подзорную трубу командиру фрегата капитану 2 ранга Михаилу Чефалиани, произнёс довольный командующий.

Побережье приближалось медленно, и вот уже через пару часов и без подзорной трубы стали отчётливо видны берега и гладь самой бухты, уходящей куда-то вглубь. Неожиданно командующий забеспокоился. Он взял у командира трубу и долго -долго разглядывал акваторию бухты.

– Хм… А якорная стоянка кораблям нашим рекомендована неудачно. Западные ветра с моря должны сильно вредить ей. Коль верить карте, за входом в главный рукав бухты направо должно идти разветвление в южном направлении. От ветра сей южный рукав, разумею, более защищён и, судя по описаниям, места в нем всем хватит. Вот там и на якоря встанем.

Командующий вернул командиру подзорную трубу. Заложив руки за спину, он стал диктовать ему распоряжения.:

– По готовности пригласите на борт командиров кораблей, что зимовали в бухте. Старшего командира Одинцова хорошо знаю,: Иван Максимович – моряк достойный. При входе наших кораблей в бухту момент сей торжеством отметить потребно. Передайте по кораблям, пусть палят всеми бортами. Офицерам надеть парадные мундиры. Матросам выдать чистую робу. Да, и ещё распорядитесь, голубчик, вина не жалеть. Чай, момент исторический, нечасто сие происходит!

Лениво, валко переваливаясь с борта на борт, словно пьяница, флагманский 44-пушечный фрегат «Тринадцатый»[138 - В середине мая 1783 года переименован в «Победа».] плавно вышел на указанный адмиралом курс. Но паруса неожиданно обвисли. С громким хлопаньем «заполоскали» триселя[139 - Трисель – косой четырёх угольный парус; его верхний край (шкаторина)пришнуровывается к гафелю, а к передней шкаторине привязываются сигерсы (кольца), ходящие по мачте.]. На мачте зацокали сигерсы.

– Вот чёрт, этого ещё не хватало! Нешто ветер потеряли? – с опаской поглядывая на командующего, испуганно пробормотал командир фрегата. – Аль заштилило? – с надеждой добавил он.

Подняв подзорную трубу командир ревниво оглядел корабли, идущие по корме. Много правее шли корабли под командованием контр-адмирала Томаса Макензи.

Чефалиани навёл подзорную трубу на корвет[140 - Плоскодонный военный корабль.] «Хотин». Командовал им, можно сказать, его ученик флаг-капитан-лейтенант Фёдор Поскочин, и уж ему, как учителю, никак нельзя на глазах у всех опозориться – «потерять ветер». Не хотелось бы и перед ним, и перед адмиралом ударить в грязь лицом.

Однако увиденное в окуляре подзорной трубы его успокоило: паруса «Хотина» и идущего параллельным курсом фрегата «Азов» тоже обвисли. Поникли они и на остальных кораблях. Переглянувшись с вахтенным офицером, Чефалиани облегчённо вздохнул. Видевший испуг капитана, Клокачёв понимающе хмыкнул.

Однако, морякам повезло,: вскоре, подул ветер, паруса опять запузырились. Заскрипев рангоутом и такелажем, флагманский корабль медленно пополз вперёд. За флагманом потянулся остальной флот.

Через какое-то время, подобрав паруса в рифы, корабли стали медленно втягиваться в большую, широкую бухту.

С борта флагмана раздался пушечный залп. Завторили остальные корабли. Бухту затянуло белым дымом. И вскоре загремели якорные цепи. Над бухтой пронесся перезвон корабельных рынд, отбивающих очередные восемь склянок.

Одиннадцать кораблей Азовской эскадры, закончив недельный переход из Керчи, встали на внутреннем рейде Ахтиярской бухты.

Приказ светлейшего князя Потёмкина исполнен. Воля Екатерины II о включении Крыма в состав Российской империи стала практически претворяться в жизнь.

Дальнейшая судьба последнего крымского хана Шахин-Гирея сложилась так: взойдя в 1782 году в третий раз на престол, через короткое время он понял, что окончательно потерял авторитет у своего народа, крымских татар, и был вынужден отречься от престола.

Но через какое-то время, находящийся в Крыму, как частное лицо Шахин-Гирей решил возвратить себе престол. Вокруг него и окружения опять повелись разговоры о возврате старых порядков, что мешало вновь созданной крымской администрации наводить порядок на полуострове.

По требованию Потёмкина весной 1784 года Шахин-Гирей погрузился на фрегат «Святой Николай» и направился через Таганрог в Воронеж. Там его окружили вниманием и заботой, соответствующей роскошью, бывший хан ни в чем не знал отказа. Однако Шахин-Гирей не оставил мысли о возврате себе престола.

Осенью киевскому генерал-губернатору Черткову высочайше велено было готовиться к приезду крымского хана, принять все надлежащие меры, что и было исполнено в точности.

Но Шахин-Гирей проявил несогласие: вместо Киева поехал в Калугу, а затем стал настойчиво проситься на выезд в Турцию. Потёмкин не возражал. Соответствующие согласования были проведены, турки дали «добро», и 27 января 1787 года бывший крымский хан оставил Россию навсегда.

Почтенному гостю турецкий султан назначил для жительства городок Чифтилин в родных для бывшего хана землях Румелии. Однако в отличие от официального приема, местные единоверцы отнеслись к Шахин-Гирею враждебно, помня о его послужном списке, в котором и вправду у него не слишком много было заслуг перед Турцией.

Вскоре по велению столь любезно принявшего его турецкого султана Шахин испытал на себе участь сверженных ханов: на острове Родос, вывезенный якобы для отдыха (был сослан), он погиб насильственной смертью, был удавлен шелковым шнуром.

Посол России в Турции Яков Булгаков отправил донесение в Петербург: «Не знаю истинной причины перехода сюда Шахина, но он сам просился и раскаялся тысячу раз о сей глупости».

Так закончилась печальная судьба последнего крымского хана, хана-реформатора. Шахин-Гирей мечтал создать независимое крымскотатарское государство, но… у него не получилось!

Турция навсегда потеряла Крым, Россия его приобрела.

Светлейший князь Потёмкин Григорий Александрович пережил Шахин-Гирея всего на четыре года. Всё это время он неустанно трудился на благо России: строил Черноморский флот, города – Севастополь, Херсон, Николаев, Екатеринодар… Но 5 октября 1791 года при переезде светлейшего из города Яссы в город Николаев он скончался.

Умер человек о котором иностранцы и некоторые соотечественники слогали всяческие небылицы и домыслы, клеймили его в транжирстве государственных средств, непомерной роскоши, в неразборчивой любвиобильности и прочее, прочее… И только умные политики видели в Потёмкине незаурядного государственного деятеля, удивлялись его удивительной интуиции, работоспособности и настойчивости в достижении поставленных императрицей целей.

Пётр I прорубил окно на запад – в Европу, Екатерина II и Григорий Потёмкин напрочь развалили всю южную стену, закрывающую России Крым, Тамань и Чёрное море.

Кстати, любил Григорий Александрович лишь одну женщину – Екатерину II Алексеевну, дочь немецкого князя, урождённую Софию Августу Фредерику Ангальт-Цербскую, и был бесконечно предан ей!

Таким был светлейший князь, граф Григорий Александрович Потёмкин.