Нирвана чувств. Рубиновые сумерки

Атмосфера главы:
Nazareth – Love hurts;
W.A.S.P. – Wild Child;
Ozzy Osbourne – I don’t wanna stop;
Loveless – Running up that hill (A deal with God);
The Killers – Mrs. Brightside.

Любовь похожа на пламя,

Она обжигает тебя, разгораясь,

Любовь причиняет боль,

Причиняет боль…

Nazareth «Love Hurts»[29 - Авторский перевод.]

После наглого похищения Мэттью мы, подхваченные «западным ветерком», отправились на злосчастные два урока математики или, точнее, на кружок импровизации. Сказать, что мы облажались на тестах во второй части занятий – ничего не сказать. Единственное, за что я благодарна миссис Кларк, так это за то, что ты учишься напрягать все свои извилины в стрессовой ситуации, чтобы поставить кривую галку возле верного ответа. Ах, конечно же, проверяешь интуитивные способности.

– Ну как? – отрешенно произнес Мэтт, опираясь всем телом на соседний шкафчик от моего, и продолжил гипнотизировать стену взглядом.

– Это полный провал! Я почти все ставила наобум, – устало вздыхая, прокрутила колесико замка.

Дверца автоматически отворилась, освобождая место для плавного пикирования клетчатого листка на пол. Я нырнула вниз в попытках его ухватить, но это оказалось безуспешно. Подобрав клочок бумаги, решила выпрямиться так же резко, как и опускалась, но чуть не стукнулась затылком об открытую дверцу, если бы не Мэттью. Он прикрыл ее рукой, не отводя взгляда от стены и все еще прижимаясь спиной к чужому шкафчику. Да что с ней не так?

Я развернула таинственный листок.

«Наконец-то Оливер понял, что ты страшная и бездарная тупица!»

Лучше бы он так и валялся на полу.

– А-а, – провыл Мэттью, оглушая меня от неожиданности, и хлопнул ладонью себя по лбу, – у меня в шестой задаче неверный ответ, надо же было так тупануть!

– Ангелок, ты не один, – размахивая клочком бумаги, я показательно скривилась.

Мэттью выхватил письмо с оскорблением из моей руки и принялся разглядывать.

– Фига себе, снова хейтеры объявились! – усмехнулся друг.

Я, ничего не ответив, продолжила утрамбовывать учебники в рюкзак и перебирать в мыслях варианты возможных отправителей. Кто может знать о разрыве, если даже Мэтта уведомили только сегодня?

– Думаю, это дело рук Харрисон, – высказал предположение Ангел, все еще пребывая во взвинченном состоянии из-за неверно выбранного ответа в тесте. Друг нервно вырисовывал в воздухе круг смятым клочком бумаги.

Кэти Харрисон – ярая активистка нашей школы. Она всегда принимала участия во всех мероприятиях от литературных вечеров до соревнований по чирлидингу. Невероятно общительная и как будто незаменимая; ни один школьный концерт не обходился без ее участия. На одном из выступлений Мэттью сидел за музыкальным пультом управления. Ангел настолько увлекся беседой со своей бывшей девушкой Трейси Дин, что забыл переключить нужную композицию. Когда ему напомнили, Морено в суете начал тыкать все существующие кнопки и включил заодно микрофон, который находился в руках Кэти, занятой обсуждением свежих сплетен наедине с подружками. Это «наедине» расширилось до всего актового зала. Все присутствующие узнали много нового о себе и окружающих. Однако насколько я помню, Мэттью не особо спешил заканчивать разоблачение Харрисон и ее свиты. Происшествие вылилось в скандал, где главным действующем лицом оказался мой друг, и буллинг уличенной в лицемерии Кэти.

Конечно, обиженная сторона жаждала расплаты за нанесенный ущерб ее репутации. Месть уязвленной Харрисон распространялась как на самого Мэттью, так и на его друзей. Однако все ее старания уколоть побольнее выглядели по-детски нелепо, и найденная мной записка была в том же духе, что и несколько месяцев назад.

– Да ну, нет! Слишком большой перерыв! Когда ты находил последнее послание? – засомневалась я.

– Месяца два назад, не помню точно, – вспоминал Ангел, почесывая затылок и виновато потупив взгляд, – мне жаль, что все от этого страдают…

– Прекрати, все все прекрасно понимают! И вообще, может, это вообще не она, – перебила я друга.

Мэтт обнял меня за плечи и мученически закатил глаза.

– Хочу уже поскорее свалить отсюда! Вроде рабовладельческий строй отменили в 1865 году, так какого ж черта я себя чувствую после этих тестиков, как после дня на плантации? – возмущался друг.

– Мэтт, ты – белый! – напомнила я причитающему Ангелу.

– Это сейчас расизм был? – одна бровь Мэтта вопросительно изогнулась. – Внешне да, но я чернильное небо несу, не спеша, чернее мазута мрачнеет моя душа, детка! – друг снова мельком коснулся указательным пальцем моего носа, ухватил меня за руку и увлек в сторону выхода.

– Если мы сейчас не покинем это здание, то нам не миновать второго восстания Стоно[30 - Восстание рабов.]!

– Вос-ста-ние Мо-ре-но, – я скандировала невидимую надпись перед собой, выделяя ее свободной ладонью в воздухе будто маркером.

– Звучит! – самодовольно ухмыльнулся Ангел, выпрямляя плечи, облаченные в желтую толстовку, и вытягивая шею.

– Иди уже, поэт-повстанец! – сбить его спесь мне помог замах коленки на «волшебный» пендель. Мэттью, правда, отскочил, и лицо его исказилось в театральном ужасе.

– А ты знала, что там дело было на реке Эшли[31 - Река Эшли – приливная река в Южной Каролина.]?..

Под увлекательный рассказ Мэтта о восстании рабов Южной Каролины мы проследовали до автомобильной стоянки, расположившейся за основным зданием школы. Я не особо люблю историю, но мой друг способен перерабатывать информацию в голове таким образом, что совершенно скучные, сухие факты преподносятся захватывающе и местами забавно.

– … эти бедняги маршировали до самой Флориды с транспортом с надписью «Свобода», – продолжая вести повествование, Ангел открыл дверь своего новенького хендая и принялся устраиваться на водительском сидении. Я последовала его примеру – плюхнулась на пассажирское рядом.

Щелкнув ремнем, я расслабленно откинулась на спинку, и моему взору открылась вся парковка… Подождите, что?!

– Мэтт, – удивленно обратилась я к другу, ковыряющемуся в подстаканниках около коробки передач. Он вопросительно поднял на меня глаза. Я молча указала рукой куда-то вперед. Мэтт лениво повернул белокурую голову в заданном направлении, и его брови сердито сошлись к переносице.

– Она мне написала, что у нее срочные дела дома! – недовольно воскликнул Ангел, буравя взглядом Эшли.

Та мило ворковала в мягких объятиях парня рядом с ее автомобилем.

– Опять весь рабочий процесс идет семимильными шагами к черту, – разочарованным тоном заключил Мэттью, – что он тут делает?

Знакомая черная косуха контрастировала с волосами цвета льна, спускающимися до плеч. Слегка напряженные, широкие густые брови добавляли задумчивому прищуру, вызванному лучами солнца, твердости и глубины. Непростой характер выдавал подбородок с ярко выраженной ямочкой посередине.

Уилл Клепп – соло-гитарист нашей группы, ее гордость и позор одновременно. Внимая каждому слову Эшли и положительно кивая, он казался совершенно спокойным человеком. Однако когда губы Уилла смачивал алкоголь, лицо его буквально пропитывалось нечеловеческим пофигизмом; любое время суток переставало быть томным и превращалось в воображаемую поездку на пикапе с выгравированным названием «Охреневоз» на покосившейся табличке для номера. Наш водила-гитарист мчал со скоростью девяносто миль в час куда-то в закат, собирая каждую кочку пыльной и дряхлой дорожной змеи. Мы и пара незнакомцев, как будто откинутые на семьдесят лет назад на окраину штата Невада, резко подпрыгивали в открытом кузове, рискуя вылететь в канаву.

В сравнении с ребенком-балагуром, которого выпускал Мэттью на прогулку в основном для веселья, у Уилла был дьявол-подросток, познавший все метания пубертатного возраста. А главное, что Уилла все устраивало, он этим жил. Конечно, до больших преступлений не доходило, но мелкое хулиганство – это, пожалуйста. Например, разбудить весь район с криками: «Вы все – тупые задницы»!; вилять по проезжей части с поднятыми вверх руками, протыкая пространство над собой угрожающими шпилями – средними пальцами и намекая, куда стоит недовольным водителям пойти; сломать десять лежаков на местном пляже, пытаясь найти выход вместе с первым встречным, находящимся в той же кондиции. А сколько битого стекла разного цвета и разукрашенных лиц в драках я повидала прошлым летом благодаря Уиллу… Мало того, что он заставлял страдать окружающих от царящего хаоса, так он сам же от него нехило огребал, становясь главным пострадавшим лицом. То возомнил себя акулой и решил искупаться в пустом бассейне на тусовке в честь рождественских каникул, после попал в больницу с тремя переломами, потому что с бетонным покрытием гитаристу не удалось закорешиться. То залез на крышу дома у Джаспера, закадрить каких-то проходящих девчонок, криво шагая по карнизу. В итоге Уилл там так и застрял на всю ночь, мирно посапывая на изгибах черепицы и не обращая никакого внимания на переживающего и чертыхающегося Мэттью во дворе. Хорошо, что не пошел дождь, иначе без очередной поездки в бело-красной карете точно не обошлось бы. Его выходки все больше напоминают бесцеремонное (если тут вообще можно вести речь о каких-то «церемониях») копирование Оззи Осборна[32 - Британский рок-певец, музыкант, один из основателей и участник группы Black Sabbath, оказавшей значительное влияние на появление таких музыкальных стилей, как хард-рок и хеви-метал.], да и сам Уилл каждый раз, протрезвев, говорит что-то такое: «Какая я рок-звезда, если не способен устроить ПОЛНЫЙ декаданс, а»? Надеюсь, что в будущем меня убережет от повторения отвратного действа «короля летучих мышей» в туре с M?tley Cr?e в исполнении нашего гитариста…

Предполагаю, у многих возникает вопрос, почему мы до сих пор терпим этого скандинавского клоуна? Во-первых, несмотря на свое дичайшее непостоянство, у Клеппа было особое уважительное отношение к музыке. Да и, наверное, единственной и настоящей его любовью оставалась ямаха. Это единственная вещь, которой он был верен. Играл Уилл правда хорошо и доставал кучу невероятных идей из взбалмошной головы. Во-вторых, всегда, когда кто-то из нашей группы начинал катить бочку на гитариста, Джаспер постоянно вставлял пословицу: «Знакомый черт лучше черта незнакомого»! Да и сам фронтмен всерьез никогда не возмущался поведением Уилла: Джаса забавляли выходки своего лучшего друга, и он как будто купался в рождаемом хаосе. Как бы барабанщик ни плевался от фриков, в душе они ему импонировали. И Джас не был одинок, потому что Уилл своим образом «настоящей рок-звезды» приковывал внимание тинейджеров, готовых поддаться полной анархии. Правда, это вам не двадцатый век, когда можно было со сцены управлять толпой и призывать их к определенным действиям. Все разборки в основном происходили в интернете, в наших социальных сетях, пока еще не очень раскрученных. Думаю, помимо смазливой внешности, восхищение у подростков вызывал тот факт, что Уилл мог выйти за рамки дозволенного, а они нет. Давай, чувак, круши все и вся, а мы с упоением посмотрим, осудим, конечно, но мысленно и физически испытаем дикий экстаз…

– Ты тоже это видишь? – удивленным тоном спросил Мэттью.

– Да, давно это они так? – полностью запуталась в испытываемых эмоциях; я вроде и рада, а вроде и нет. Вовсе ничего не понимаю.

– Понятия не имею. Ставлю 50 долларов на то, что все так мирно и прилично до первого стакана Уилла, – тут Мэтт сделал паузу и спросил, – приколи, я только что слово «прилично» и имя Клеппа в одном предложении сказал?

Я криво улыбнулась и продолжила наблюдать за парочкой.