Тайны Троссард-Холла

Юноша нахмурился. То, что рассказал ему господин Треймли, отнюдь не прибавляло привлекательности древесному городу. Впрочем, панорама, открывшаяся перед его взором, заставляла забыть сказанное отцом Тина. Беру выглядел удивительным, сказочным, невероятным. Само дерево со своими раскидистыми ветвями и так неплохо справлялось с внешним декором, не говоря уже о красивых, витиевато сплетенных гнездимах, роскошных аллеях, покрытых снегом, панорамных площадках с чудесным видом на заснеженное поле и лес, чудесных висячих мостах, которые, подобно праздничным гирляндам, украшали дерево.

Через какое-то время единорог, наконец, приземлился в небольшом саду, принадлежавшем семейству Треймли. Мама Тина, Люция Треймли, вся укутанная шерстяными платками, встретила гостей у входа в гнездим. Женщина была худощавой, среднего роста, с густой шапкой черных волос и карими, немного раскосыми глазами. У нее были худые острые локти, очень длинная шея и искренняя добрая улыбка.

– Дорогая, – сказал отец семейства, медленно слезая с единорога и потирая затекшие от длительной поездки конечности. – Чрезвычайно рад тебя видеть! – немного помпезно проговорил он, украдкой подмигнув мальчикам. – У нас гости? – деловито поинтересовалась мама Тина, на которую излишняя любезность мужа не произвела ни малейшего впечатления.

– Меня зовут Артур, рад с вами познакомиться, – немного неловко произнес мальчик, приблизившись к Люции.

– Это мой друг, ма! – выпалил Тин, предупредив последующие вопросы. Госпожа Треймли ласково улыбнулась. – Что ж, друзей мы всегда рады видеть в своем доме, – сказала она и начала суетиться с таким искренним желанием угодить гостю, что Артур невольно удивился, вспомнив слова господина Треймли о нежелании беруанцев принимать в своих гнездимах гостей. Глядя на эту семью, напротив, казалось, что они невероятно рады новым знакомствам.

Их домик, или же гнездим, если говорить точнее, был довольно крупным по сравнению с теми, которые Артур с господином Треймли и Тином пролетали на единороге. Он напоминал гигантский пончик – круглый, с ямкой в центре крыши, и присыпанный по бокам снегом, словно пудрой. Обитателей этого пончика было не так уж и много (типичная семья более-менее зажиточных беруанцев) – муж, жена и трое детей. Однако потом Артур узнал, что одна из комнат была отведена какой-то сухонькой благообразной старушке – их далекой родственнице (причем никто так и не мог вспомнить, с кем же именно она состояла в родстве). Более того, все решительно забыли, как и при каких обстоятельствах бабуля была навязана семейству Треймли. Впрочем, пожилая женщина никому особо не досаждала и сидела в своей комнате почти безвылазно. Тин рассказал Артуру, что она однажды вышла из комнаты и, увидев, на какой высоте находится их дом, упала в обморок. А затем ее было уже невозможно снова вытащить на улицу.

Конечно, комната – не совсем подходящее слово для описания того, что увидел Артур. Все гнездо состояло из нескольких отделов, которые разделялись плетеными стенами. В каждом отделе была кровать – что-то наподобие гамака. В комнате Тина висячая кровать имела веселый желтый цвет, под стать характеру ее обладателя. Там же, недалеко от дверного проема был приделан турник для тренировок, но Тин сам признался, что подходит к нему «крайне редко». На полке у узкого отверстия наподобие окна стояла игрушечная коллекция маленьких единорогов с острыми рогами. Под столом примостился старинный деревянный сундук, который ужасно не подходил к этому месту. Антикварный ящик был наполовину раскрыт и показывал всем свое не очень-то приятное содержимое – грязные носки вперемешку с какой-то испачканной одеждой.

– Ночью тут просто холодрыга! – пожаловался Тин. – Я обычно беру себе три шерстяных одеяла, но все равно дубак. Даже несмотря на то, что на время смрадня мы укрываем гнездо еловыми ветками. А там у нас кухня! – мальчик провел Артура по плетеному лабиринту в комнату чуть большего размера, нежели остальные отделы. Здесь, на высоком стуле восседала госпожа Треймли, где она, несомненно, чувствовала себя хозяйкой. Она помешивала что-то очень ароматное в глиняном чане, и мальчики почувствовали, как у них текут слюнки.

– Сначала есть, – строго сказала мать и нежно улыбнулась Артуру. – Надеюсь, мой дорогой, ты ничего не имеешь против короедной похлебки.

Лицо Артура мгновенно изменилось, когда он услышал слова госпожи Треймли; и если до этого момента он еще с интересом поглядывал в сторону крепкого желтоватого бульона, то сейчас уже подумывал о том, как бы вежливо отказаться от столь изысканного блюда.

– Ма, он ведь из других краев, где, судя по всему, насекомых не принято употреблять в пищу, – заметил догадливый Тин, взглянув на своего друга.

– Что ж, – понимающе улыбнулась госпожа Треймли. – У нас еще есть жареные термиты с личинками в оливковом масле, но, думаю, это тоже не подойдет. Я полагаю, ты выберешь мясо перепелки, запеченное в варенье из древесной коры?

Артур неловко улыбнулся.

– Да, если вас не затруднит, – вежливо сказал он. Юноша впервые слышал о таких необыкновенных блюдах; Левруда предпочитала простую кухню и уж точно никогда не подумала бы приготовить на обед какие-то там личинки.

– Из какого ты города? – поинтересовалась госпожа Треймли у гостя.

– Из Клипса.

– Клипс… – женщина задумчиво закусила губу. – У нас все никак не займутся изучением близлежащих территорий.

– Может, это у подножия Вилковых гор? – деловито спросил Тин, размешивая мамину похлебку. Артур краем глаза заметил, как на поверхность бульона всплывают жирные коричневые насекомые с длинными усами.

– У каких еще гор? – нахмурился отец. – Тин, ты хоть представляешь, что горы находятся очень далеко отсюда? Туда лететь – не долететь, даже на единороге.

– Ну, где бы это ни было, там все равно опасно! И, наверное, очень уныло…

– Вовсе нет, – возразил Артур. – Обычный город, и все. Но мне всегда хотелось путешествовать…

– Зачем же странствовать и бродяжничать, когда можно с комфортом жить на одном месте? – искренне удивилась мама Тина. – Я вот невероятно счастлива, что мы обосновались на дереве в этом уютном гнездиме. Я ни капельки не жалею, что с тех пор, как я родила детей и ушла с работы, мой самый дальний поход ограничивается садом и кухней… Разве это так приятно: постоянно куда-то идти, мучиться от жары и холода, дрожать при мысли о встрече с дикими зверями… Ты, мой дорогой, просто не знаешь, что такое путешествовать.

– А вы знаете? – улыбнулся Артур.

Госпожа Треймли покачала головой.

– Пожалуй, тут ты прав. Я тоже не особо осведомлена. Мне известно лишь два людских поселения, куда можно, в целом, попробовать дойти. Полидекса – бывший лагерь каторжников, туда ссылают с дерева всех, нарушивших закон. И тех, кто не платит налоги, конечно же. Говорят, в тех краях раньше жили люди с весьма странной наружностью: узкоглазые, желтокожие… Совершенные дикари со своими традициями и культурой. Потом ссыльные беруанцы смешались с ними, привнеся в их уклад древесные обычаи. Сейчас этот город процветает, в отличие от нашего… Он расположен достаточно далеко от Беру, на открытой местности большого поля… И Гераклион – портовый город на берегу Осанаканского моря. Туда тоже можно попробовать дойти пешком, но это еще дальше, чем Полидекса. Поверь мне, Артур, никто в здравом уме не отважится совершить подобные путешествия.

– Но почему? – удивился мальчик, так ничего и не понимая. Он, со своей стороны, с удовольствием бы отправился в подобный поход.

– Наверное, мы просто привыкли жить в безопасности дерева и совершенно разленились, – объяснил господин Треймли, которого, как потом узнал Артур, звали Дорон. – Вниз сейчас спускаются лишь те, кому не хватает денег, чтобы уплатить налог за гнездим, – добавил отец семейства, с грустью вспоминая, что подходит конец месяца и пора вносить деньги в казну.

– «Птичий налог», – фыркнула госпожа Треймли, тоже, видимо, подумав об этом. Семья Треймли, благодаря работе Дорона, обустроилась на высокой, зажиточной ветке, однако налоги здесь были прямо пропорциональны расстоянию до земли. Чем выше ветка – тем больше взнос. Каждый месяц Люция проживала с мужем, как последний на дереве; деньги для уплаты появлялись обычно в самый последний момент. Родители тщательно скрывали это от детей, справедливо полагая, что их чадам незачем лишние волнения. Так маленькая семья и перебивалась с надеждой на счастливое будущее. Впрочем, родители полагали и весьма надеялись, что их статус поможет им выжить на дереве даже при недостатке денег.

– Не могу понять… – озабоченно произнес Артур. – У нас в Клипсе тоже все время твердили, что за пределами города легко можно погибнуть. И поэтому у нас уже давно перевелись путешественники, а единственная почтовая станция пришла в такой упадок, что, кажется, скоро превратится в песок. Некоторые клипсяне думают, что наше поселение – единственное на земле! Здесь же я узнаю?, что, оказывается, существуют и другие города, люди которых утверждают, что ни в коем случае нельзя покидать их пределы… Внизу я ни разу не встречался с опасностями, о которых вы все говорите. Конечно, в лесах есть дикие звери, ну и что с того? Кстати, сама Дейра не побоялась ведь возвести Троссард-Холл именно на земле…

– Ну это же Троссард-Холл! – усмехнулся отец Тина. – Там всегда было безопасно. Учителя позаботились о том, чтобы их студентам никто не навредил. Я не знаю точно, какая там система защиты, однако уверен: вам там ничего не грозит.

– Ты жил в городе со своими родителями? – сменила тему миссис Треймли. Однако добрая женщина, сама того не желая, причинила Артуру боль своими словами.

– Нет… Я не знаю своих родителей. Я жил у одной женщины, она воспитывала меня.

– Что ж, она большая молодец, раз отправила тебя в школу!

Артур с грустью опустил голову. Юноша вспомнил о том, что бедная Левруда, вероятнее всего, томится от тревоги, пока он тут безмятежно прохлаждается в гостях. Но что он мог сделать? Увы, даже если бы он попросил у Дорона единорога, то вряд ли ему удалось найти Клипс. Только Баклажанчик смог бы принести его домой.

– Ты, наверное, скучаешь по ней? – участливо спросила мама Тина, и Артур медленно кивнул головой.

– Я даже не успел с ней попрощаться.

– Ну да ладно. Не будем говорить об этом, мой дорогой.

Госпожа Треймли поспешила закончить неприятный допрос. Женщина догадывалась, насколько это тяжело – жить без родителей. И к тому же ее голову сейчас занимали проблемы поважнее.

– Как там в городе, Дорон? – деловито спросила она у господина Треймли, как только тот успел расправиться с первым блюдом. Мужчина досадливо отмахнулся, давая понять, что данная тема неприемлема за столом.

– Я и нос боюсь высунуть из дома, – пожаловалась хрупкая женщина мальчикам, намекая на все события, происходящие в Беру.

– Но, мам, ты думаешь, будет восстание? – спросил Тин, заедая какой-то зеленой травкой пикантных короедов.

– В «Крыле» полный кавардак. Король не показывается. Дела плохи, но не думаю, что будет восстание, – успокаивающе улыбнулся отец семейства. У него самого было неспокойно на душе, но он утешал себя мыслью, что дети скоро уедут отсюда и вернутся лишь в конце следующего оюня. В Троссард-Холле был длинный учебный год, что весьма кстати, ведь там наверняка безопаснее, чем в столице.

Они быстро поели, каждый думая о своем. В завершение пиршества госпожа Треймли подала интересный деликатес – мармелад в листьях Ваах-лаба, а также терпкий чай местного приготовления. Все блюда были на редкость восхитительны.

Артура поселили в одной комнате с Тином, и они за два дня уже стали не разлей вода. Мальчики болтали друг с другом на разные темы: в основном, каждый рассказывал про свою жизнь в том месте, где они родились и росли. Тин оказался заядлым игроком в ревесенс[6 - Примитивная карточная игра, смысл которой состоял в том, чтобы быстрее избавиться от своих карт. Проигравшего в шутку называли ревом, что в просторечии означало «осел».], и они вместе с господином Треймли частенько играли по вечерам. Артур в первый раз видел карты, однако разобрался в правилах довольно быстро и постоянно выигрывал, чем выводил своего друга из себя. Других занятий здесь не было, разве что требовалась помощь в саду либо на кухне. В город ребят не отпускали, да и сами родители старались не выходить, отчего и жили, как совы в своем дупле, без знания того, что происходит вокруг. Новости до их гнездима доходили долго, так как он был расположен на достаточно отдаленной ветке от центра. Сюда можно было пробраться только по одной-единственной дороге, ход по которой занимал полчаса.

Продукты семья получала по пищеснабдителю. Это была небольшая урна, которая соединялась длинным туннелем, выдолбленным в самом дереве, с одним из продуктовых заводов, расположенных в центре. Открыв урну, можно было увидеть маленькую тележку, в которую следовало положить бумажку с заказом и деньгами, и спустя некоторое время пищевая тележка возвращалась с заказанной едой.

Сперва все происходившее было для Артура в новинку, и его восхищению не было предела. Только его удивляло, почему нельзя таким же образом получать газеты и прочие товары. На это родители Тина отвечали ему так: продукты поступают прямиком с заводов, и для них было сделано несколько путей, которые потом разветвлялись и подходили к каждому гнездиму. Делать такие же проходы для прочих товаров – значило бы уничтожить дерево в конец, и посему они были рассчитаны только для товаров первой необходимости, то есть продуктов и лекарств. Впрочем, второе тоже поступало в малом количестве, поскольку каждая уважающая себя семья и так выращивала целебные травы у себя на участке.

Гнездим, в котором жила семья Тина, был окружен небольшим садом, укутанным в настоящее время белым снегом. Интересно было бы видеть огород в теплое время года, когда он распускался, вился, и зеленел, и тогда уже, наверное, не создавалось ощущения, что дом стоит на блюдечке, парящем над бездной. В оюне плющ и другие вьющиеся растения, словно колпаком закрывали своих обитателей и консервировали их в зеленом спасительном убранстве сада.

Внутри дома царила чудесная атмосфера довольства и благополучия, и все благодаря заботам госпожи Треймли. Артур в первый раз в своей жизни оказался в семье, именно настоящей семье, где отец души не чает в детях и жене, а те, в свою очередь, обожают своего кормильца. О такой семье мальчик всегда мечтал и желал, чтобы однажды появились его родители и забрали их с Леврудой в дом, такой же уютный и добрый, как этот. Возможно, Люция интуитивно чувствовала это и проявляла к нему особую нежность и заботу. Она обладала удивительным тактом и никогда в разговоре не давала понять Артуру, что он здесь чужой.

Тин был единственный мальчик в семье, и мама с гордостью называла его «мой маленький всадник», отчего тот стыдливо краснел до самых корней своего светлого чубчика. У Тина было две старших сестры. Стурции было шестнадцать смрадней от роду, а Лилии недавно исполнилось восемнадцать. Старшая представляла собой красивую молодую особу – обладательницу густых светлых волос, которые волнами спускались почти до пола, и миндалевидных глаз, не зеленых, а по цвету скорее напоминавших смесь мяты и лимона. Когда красавица Ли разговаривала с кем-то, ее собеседник не мог оторвать взора от ее огромных глаз, силу которых юная кокетка уже давно научилась успешно применять на окружающих.

И если старшая из сестер выделялась своей яркой красотой, то Стурция, напротив, была «вся внутри». При взгляде на нее могло показаться, что более невзрачного существа не сыскать на свете. Однако стоило девушке только начать говорить, как собеседник невольно становился очарованным ею. Она могла быть доброй и нежной, а в другой раз – злой и порывистой, как холодный ветер смрадня. Без нее не происходило ни одной перепалки; она цеплялась ко всем, даже старушке, дальней родственнице, попадало, хоть та и не выходила из своей комнаты.