Естествознатель. Книга 3. Янтарная гавань

– Охрана иногда пользуется ими. Карм стал совсем дурным, впускает всякую чернь… – девушка остановилась, прикусив себе язык, в волнении взглянув на старого знакомого. Но Артур не обратил никакого внимания на эти слова. Он наблюдал за хозяином.

Из главного зала доносилась громкая музыка, чавканье, хохот, крики и визжания клоунов. Однако в этот момент вдруг все стихло, словно гости неожиданно замерли, так и оставшись сидеть с полуоткрытыми ртами и безобразно высунутой оттуда едой.

– А сейчас будет небольшое представление! – воскликнул один из клоунов, и Ролли-младший с детским восторгом захлопал в ладоши.

– Ах, братец так любит всю эту мерзость, – проговорила Тиллита, тоже посмотрев в щель.

– Почему правила безопасности не соблюдаются? Разве Карм совсем не боится охотников?

Тилли небрежно повела плечиком.

– Что ты, он никого не боится. Он сумасшедший! Давно спятил, сразу же после смерти папаши. Иногда выкинет что-нибудь из ряда вон выходящее, сотворит какую-нибудь глупую жестокость… Ты знаешь, он ведь зовет всех этих нищих, чтобы поиздеваться над ними. Он специально до отвала кормит их едой, потом дает какой-то травки, от которой у них скручивает животы, и прогоняет с побоями вон. Ему до дрожи нравится жестокость, Карм весь пошел в отца, хоть искренне и не желает того.

– Тебе, наверное, очень тяжко здесь приходится? – с жалостью проговорил Артур, внимательно посмотрев в лихорадочно горевшие зеленые глаза. Тиллита вспыхнула.

– Твоя жалость мне ни к чему, – высокомерно ответила она, гордо подняв вверх подбородок.

– Клоуны показывают какой-то фокус, – пробормотал Артур, вновь переводя свое внимание на большую лупу.

Действительно, один клоун, сняв со своих ног ходули и сделавшись в два раза меньше ростом, многообещающе тряс перед расплывшимся лицом Карма большим тканевым мешком.

– Здесь предсказания! Узнай свою судьбу, о блистательный изумруд и свет нашего города!

– Ах, гадания! – воскликнул Карм, ужасно обрадовавшись и в нетерпении начав елозить на своем топчане.

– Засуньте сюда вашу светлейшую ручку и достаньте послание свыше! Никому из смертных не дозволено знать будущее, но не вам, несравненный!

Господин Ролли-младший сунул свою белую пухлую ручку в мешок и начал в волнении перебирать пальцами. В какой-то момент клоун резко сжал его ладонь, заставив хозяина вздрогнуть от неожиданности.

– Ай-я-яй, попались, попались! – противно заверещал клоун, и все гости загоготали, а пуще всего – сам хозяин. Наконец Карму удалось вытащить какой-то сверток, перевязанный ленточкой цвета изумрудов. Он дрожал от нетерпения, так хотелось ему поскорее узнать будущее. Бедный мужчина, увы, совсем не понимал, что самого понятия судьбы не существует, ибо единственно человек с каждым своим новым выбором, с каждым принятием решения, дурного или хорошего, творит свою жизнь сам, подобно ткачу, изготовлявшему ковер на продажу. Он сам решает, вплести ли ему в свое изделие золотые нити или обойтись другими, подешевле; также под силу ему определить, каким будет рисунок – кровожадный орел или беззлобный голубь. Конечно, смерть и рождение неподвластны нашему мастеру, однако ткач вполне отвечает за то, каким образом принимает смерть: дрожит ли в страхе, подобно степному шакалу, или же смело взмывает в небо, как гордая птица, с чистой совестью и легкой душой.

Карм никогда не думал об этом, ибо вообще в последнее время предпочитал не прибегать к подобному времяпрепровождению. Поэтому он, в нетерпении сглатывая слюну, принялся читать послание свыше:

– Сокол, сокол высоко

В небе ясно-синем,

Он, конечно, далеко —

Его оттуда снимем!

Острая стрела пронзит

Верное его крыло,

Птица точно завопит

От страха лишь одно:

«Ах, охотник, пощади,

Жизнь мою вовек!»

Но пощады ты не жди,

Ведь ты – не человек!

Карм сбился, замолчал, в недоумении глядя на красивый кусочек бумаги. Кто-то из гостей невпопад засмеялся, однако хозяин был растерян и смущен. В этот же самый миг его сметливый советник, господин Апаш, достал из-за пояса кривую саблю, но был тут же умело задушен какой-то яркой красной лентой, до боли напоминавшей огру – смертоносное оружие армутов. Гости обмерли в совершенном ужасе; казалось, сумасшествие продолжается, но только уже в совсем в ином ключе.

– Охрана, охрана! – пугливо заверещал Карм, но клоун вдруг наклонился вперед и быстрым метким движением воткнул ему в шею маленький кинжал.

– Прощай, сокол! Ты хотел знать свою судьбу – так вот же она! Смерть собакам, волкам, шакалам и прочей падали! Долой богачей! – во весь голос завопил какой-то нищий. И тут началась такая сумятица и сутолока, что уже сложно было что-либо разобрать. Люди в безумстве лезли друг на друга, пытались выйти из шатра, но только не через дверь; несчастные вообразили, что смогут пройти сквозь стену, подобно бесплотным духам. Одни бестолково давили других, повсюду разлеталась еда вперемешку с кровью, чужими слюнями, обломками черных зубов.

Клоун, что уже убил несколько человек, остановился и кровожадно втянул носом воздух, да так, что у него аж затрепетали ноздри:

– Тили-тили-тилибом, раздается тихий звон, где ты, Тилли, о душа, будь моею навсегда!

– Тилли, бежим! – воскликнул Артур, решительно взяв свою знакомую за руку. Однако испуганная девушка замерла в немом ужасе, тело ее мелко дрожало, как кусочек пергамента, беспорядочно пожираемого огнем.

– Тилли, Тилли, приди в себя! – в отчаянии воскликнул юноша и безо всякой жалости встряхнул армутку за плечи. – Они идут за тобой и убьют нас!

Клоун, державший в руке огру и стрелы, и двое нищих, вооруженных вилками и столовыми ножами, направились туда, где ребята нашли себе прибежище.

– Это возмездие! За то, какой образ жизни я вела! – в отчаянии проговорила Тиллита, обливаясь слезами.

– Она там, я чувствую ее запах! – кровожадно вскричал клоун, и Артур уже хотел было закрыть собой плачущую девушку, защищая ее от жестокой расправы, как вдруг неожиданно Тиллита пришла в себя.

– Ах, они убьют и тебя! Бежим, бежим! – с этими словами она потянула юношу за собой. Пока они бежали, непрочные тканевые стены шелестели, отлично выдавая их присутствие. Единственное, что пока спасало беглецов – это извилистый лабиринт. Тиллита бежала на удивление быстро: она явно знала дорогу, чего нельзя было сказать об их жутких преследователях.

– Ату ее, ату! – вопил один из них, и в голосе его явно слышалось сладостное предвкушение от предстоящей расправы.

Еще несколько извилистых поворотов, и душный смердящий шатер остался позади. Беглецы попали в водоворот Мира чудес в самый разгар праздника. Повсюду уже стояли песочные скульптуры, торговцы вопили на чем свет стоит, полидексяне доставали увесистые кошельки. Все эти люди даже не подозревали о том, какая трагедия разыгралась только что в хабите господина Ролли-младшего.

Артур увлек девушку к харчевне «Жар пустыни». Юноша искренне надеялся, что Кирим уже ждет их. Так и оказалось. Юный армут стоял возле заведения, небрежно облокотившись на спину коня, но уже другого, белого. Большие карие глаза юноши в тревоге выискивали кого-то в толпе.

– Туда, скорее! – крикнул Артур почти обезумевшей девушке, и она вяло подчинилась.

– Кирим, за нами погоня! – быстро проговорил Артур, когда они оказались перед ним. Юный армут медленно кивнул головой, однако яростный взгляд его темных глаз с безотчетной неприязнью пробежал по Тиллите.

– Посади сперва ее на коня, – повелел ему Артур, в панике оглядываясь позади себя. Охотники уже давно заприметили беглецов и сейчас направлялись к ним, расталкивая бестолково шастающих туда-сюда прохожих.

– Садись сам, – вдруг каким-то отстраненным и даже холодным голосом произнес Кирим. Артур в искреннем недоумении покосился на друга.

– Нет, сначала ее, – спокойно возразил он.

– А я тебе говорю: садись сам! – вдруг рявкнул Кирим, и лицо его исказилось от неконтролируемой ярости. Только сейчас в нем проявились черты настоящего армута – несдержанного и жестокого; и как мало было в этих уродливо сморщенных в гневе чертах от прежнего благородного Оленя!

Артур тоже вспылил. Его пронзительные голубые глаза скрестились с другими, карими, в безмолвном поединке. Тиллита уже давно перестала плакать; она только с детским недоумением смотрела, как к ним приближаются охотники, гадко ухмыляясь.