– Ну, ну, – сказал он неловко. – Я совершенный дикарь, признаю. Но и ты, парень, уж больно языкастый.
Щека юноши сильно покраснела – последствие незаслуженного удара, но при этом вся его ярость улетучилась, как дым. Покачнувшись, он сел в любезно предложенное ему кресло и поднял глаза на хозяина дома.
– Вот видишь, все недопонимания можно решить мирным образом, без воплей, от которых у меня несварение желудка, – дружелюбно заметил Доланд. – Я знаю, что должен объясниться. Мы с твоим отцом были очень близки. И да, я находился с ним в момент трагедии. Наверное, ты уже знаешь о том, как погибла твоя мать.
Да. Он знал об этом.
– В городишке под названием Делия на нас с Ирионусом неожиданно напал неизвестный. И нам пришлось защищаться. Я помог твоему отцу переместиться, а сам остался, надеясь задержать неприятеля. Враг, кажется, являлся естествознателем, хоть и наделенным какими-то странными способностями, мне недоступными. Помимо этого, с ним были помощники – жуткие твари, не то гигантские пауки, не то скорпионы. Но я, без ложной скромности замечу, могущественный естествознатель, потому и выжил, несмотря на многочисленные ранения. Целую ночь провалялся без сознания, пока добрые люди не подобрали и не выходили меня. Моя сила позволила исцелить себя до конца. Что потом мне следовало делать? Увидев, какое несчастье поразило семью Ирионуса, я задумался. А что если враг (я тогда подумал, что это происки Вингардио) уничтожает всех естествознателей? В таком случае моя собственная семья оказывалась в зоне риска. Но жена моя не была естествознателем, поэтому я решил просто исчезнуть, убежать, чтобы сохранить их жизни. Я пошел на этот серьезный шаг, потому что знал наверняка: я не смог бы перенести потерю, подобную той, что случилась с моим другом в ужасную безлунную ночь в Делии. Мне казалось, я смогу уберечь свою семью, только навсегда исчезнув, вычеркнув все, связанное с естествознательством, из их жизни. И это решение, как ты понимаешь, далось мне с огромным трудом. Даже теперь, спустя столько лет, я стараюсь не помышлять о семье в своем разуме, чтобы не страдать слишком сильно… Ну так что, ты меня осуждаешь, парень? Считаешь сбежавшим трусом или жестоким злодеем, оставившим близких? – голос естествознателя звучал глухо и надрывно, как будто раздавался из-под толщи воды.
Артур устало прикрыл глаза; опять возникла эта ужасная резь в голове, как будто слова господина Тукая острой пилой входили в его воспаленное сознание.
– Я не имею права вас осуждать, простите меня, – немного подумав, тихо ответил он.
– Да и ты не серчай. Я тоже не имел никакого права тебя бить. Просто мне было больно слышать столь обвиняющие слова из уст сына моего друга. – С этими словами мужчина осторожно взял юношу за руку, и тот почувствовал блаженное облегчение: мучительная боль уходила прочь, а вместе с ней – усталость, раздражение, гнев и страх. Хотя через какое-то время, как только все негативные эмоции покинули его сознание, юноша почувствовал неприятное опустошение. Как будто на душе не хватало чего-то важного.
– Я еще не ответил на все твои вопросы. Ты говоришь, что я тут делаю? Слушай же. Ты наверняка знаешь, что мы с твоим отцом и остальными естествознателями искали один очень важный свиток, дарующий и забирающий силу одновременно. Я подумал, что Вингардио или его приспешники ведут охоту на естествознателей именно затем, чтобы заполучить «Последнее слово единорогов». Вероятно, ему стало известно, что мы ищем этот артефакт, и, (как я подозреваю), скорее всего враг полагал, что свиток уже у нас. Впрочем, потом я узнал, что Вингардио пропал бесследно, стало быть, вовсе не он стоял за всеми трагичными событиями, произошедшими в Делии. Кто же мог оказаться этим бесчеловечным господином, отправившим на смерть жену одного из самых влиятельных естествознателей своего времени, Ирионуса? И главное, зачем? Я думаю, интерес его был связан с «Последним словом единорогов». Кто-то знал, что мы ищем свиток, и решил, что мы его уже нашли. Здесь возможны различные варианты. Если это Тень, то свиток ей нужен был по нескольким причинам: во-первых, она хотела, чтобы все оставшиеся естествознатели потеряли силу, а во-вторых, она сама заполучила бы некоторые естествознательские способности. Если свиток искал другой естествознатель, вероятно, он думал избавиться от конкурентов за власть. Если же за всем происходящим стоял простой человек… Возможно, он сам захотел обрести естествознательскую силу, не прилагая к этому никаких усилий. Как видишь, предположений великое множество, но какое из них наиболее верное, я не знаю. И потом, все перечисленные мною версии упираются в злополучный свиток, будь он трижды неладен, который, если я не ошибаюсь, пока так никто и не нашел. Поэтому после того, как мы расстались с Ирионусом, я продолжил работу по поискам артефакта. Ведь если бы я его отыскал и уничтожил – исчезла бы сама угроза для меня, моей семьи и других, оставшихся в живых естествознателей. Поэтому именно в дальнейших поисках я видел смысл своей жизни. Я не имел понятия, где он может быть. В библиотеке Воронеса его не оказалось. Где еще было искать? Я много читал, изучал записи первых естествознателей и в конечном итоге обнаружил весьма интересный факт: оказывается, «Последнее слово» сможет обрести только человек, обладающий чистым сердцем и бескорыстными намерениями, а также при условии, что он сам добровольно откажется от естествознательства. Только такому человеку откроется свиток. Это своеобразная защита, придуманная единорогами против тех, кто захотел бы использовать «Слово…» в своих корыстных целях. И тогда я догадался, почему никто из нас так и не смог обнаружить свиток. Мы уже были естествознателями, а артефакт открывался лишь тому, кто потерял силу и не захотел возвращать ее вновь. Таким образом, получается, чтобы найти свиток, мне нужно перестать быть естествознателем, что (как это ни парадоксально) без самого свитка невозможно! Замкнутый круг. Поэтому в какой-то момент я оставил бессмысленное занятие по поиску «Последнего слова», решив сменить данный вид деятельности на нечто более полезное. Не думай, что я оставил своих близких совсем без присмотра. Долгое время я наблюдал за семьей, равно как и за Ирионусом. Я знал, что ему пришлось оставить тебя в Клипсе. Понял я также, что кто-то ищет тебя, отправляя белых единорогов за мальчиками, похожими на тебя внешне. Меня заинтересовала данная история, так как я посчитал, что она должна была вывести на нашего общего врага. Тогда я стал следить за похищенными мальчиками. Каково же было мое удивление, когда я узнал, что все они, один за другим, оказываются в Доргейме! Их приносили сюда и бросали, безжалостно оторвав от семьи и родного города. Эти мальчишки были из разных краев нашего обширного Королевства, но все они, как один, являлись точной твоей копией. По крайней мере, в детском возрасте. И я понял, что если хочу разгадать загадку смерти твоей матери Иоанты, то должен обосноваться в Доргейме, следя за всем происходящим, чтобы, по возможности, успеть вторгнуться в планы неприятеля и помешать ему. Собственно, я занимаюсь этим и по сей день. В стенах Доргейма обитает Тень. Этот факт даже не подвергается сомнению. Она руководит всеми процессами, происходящими в колонии. Но я не знал об этом с самого начала. Впервые я столкнулся с ее проявлениями в тот момент, когда ко мне на лечение привели мальчика, полностью потерявшего разум. Я тогда смутно понимал, как ему помочь, но моя сила естествознателя подсказала способ исцеления пострадавшего. Что же, дело было сделано, но нельзя было допустить, чтобы Тень догадалась о том, что у нее под боком существует естествознатель. Так около меня постепенно сложился круг сообщников, или же тех, кто когда-либо пострадал от злых воздействий врага. Так называемые Неприкасаемые. Это мои уши и глаза в Доргейме. С их помощью однажды я обнаружу Тень и непременно уничтожу ее, отомстив за все зло, что она причинила естествознателям, а в особенности – моему дорогому другу. Про свиток я уже даже не помышляю, но подозреваю, что враг все еще ищет его.
– Я понял теперь, почему Инк возлагал на меня такие надежды, – тихо, скорее для самого себя пробормотал Артур. – Он верил, что именно я найду свиток! Ведь я потерял свои способности в пещере, а потом добровольно отказался от них, следовательно, свиток должен открыться мне, если я случайно повстречаю его на своем пути!
– Вот как? – с живым интересом воскликнул господин Тукай. Серые глаза его загадочно блеснули в полумраке. – Может, ты уже его нашел, но только не знаешь об этом? Тебе не попадались какие-то древние свитки, письмена, принадлежавшие естествознателям?
Артур крепко задумался. Затем расстроенно покачал головой.
– Нет, не припоминаю. Ничего подобного мне не попадалось. Я бы, наверное, запомнил. Как вы думаете, что нужно Тени в Доргейме?
– Тень всегда стремится завладеть сердцами как можно большего количества людей. Думаю, планируется что-то весьма грандиозное. Здесь всех настраивают на войну.
– Неужели вы никого не подозреваете?
Врач с досадой сжал свои тонкие губы.
– Увы. Это непросто. Сам я не присутствую постоянно среди учеников, а Неприкасаемые тоже не всемогущи. Я в этой пещере, как паук, который плетет смертельную паутину для своего врага. Но пока, к сожалению, жертва не долетает до моего логова. Возможно, последние обстоятельства что-то прояснят…
– Вы говорите о неудавшемся побеге?
– Да, именно. Мальчики утверждали, что во время побега им повстречался Дух Доргейма.
– Откуда вам это известно?
– Ты забываешь, что у меня есть уши и глаза в виде Неприкасаемых. До меня очень быстро доходят все новости.
– И что вы думаете?
– Не знаю. Думаю, что Тень и правда могла им повстречаться.
Артур крепко задумался, вспоминая подробности возвращения Жабы и Азора в Доргейм. Азор сперва вел себя слишком нагло и дерзко для человека, который крепко провинился. При этом он упоминал, что Тень вынудила его сказать всю правду. Но он ведь мог рассказать эту самую правду иным образом, подбирая более мягкие слова и выражения. Так зачем он специально наговаривал на себя?
И Артур вдруг понял: весь этот спектакль затевался непосредственно для Тени. Именно для нее, ибо она приказала ему вести себя подобным образом. Но значит ли это, что она во время признания находилась среди остальных и внимательно слушала, что скажет Азор? Значит ли это, что она контролировала любое его слово, из-за чего он просто не мог повести себя иначе? Но кто бы это мог быть?
– Я вижу по твоим глазам, что у тебя есть какие-то размышления на этот счет? – с участием поинтересовался господин Тукай, пристально вглядываясь в изменившиеся черты юноши. Клипсянин разочарованно покачал головой.
– Увы, я не знаю. Каждый раз не знаю, кто может оказаться Тенью.
– Ты уже встречался с этими существами, не так ли?
– Да, и не раз. И мне кажется, именно Тень отправила меня сюда.
Беловолосый мужчина резко встал на ноги и в волнении прошелся по комнате.
– Мы обязательно потолкуем об этом после. Но теперь пришла пора нам расстаться. Тебя ждет Джехар; слишком долгое отсутствие будет рождать ненужные подозрения.
Артур рассеянно поднялся на ноги. Он все еще никак не мог уложить в голове всю ту информацию, которую только что получил от господина Тукая.
– Артур?
– Да?
– Никому не говори про нашу с тобой беседу. Никому не рассказывай про Теней. Даже самым близким друзьям, если таковые у тебя имеются в стенах Доргейма. Это слишком рискованно. Я уже почти достиг своей цели; не хочу, чтобы столько лет кропотливого труда рухнули в одночасье.
Он как раз хотел все рассказать Оделян.
– Никому. Ты слышишь меня?
– Я понял, – нерешительно отозвался юноша и поспешно направился к выходу.
– Злишься за то, что я тебя ударил?
– Нет.
– Отлично. На самом деле, я ужасно рад, что мы с тобой наконец познакомились, парень. Нрав у меня дикий, но это вовсе не значит, что я напрочь лишен всяких чувств. Мы будем поддерживать связь посредством моих помощников. Если у тебя появятся какие-то подозрения, можешь смело говорить ребятам, они не подведут. Но никому более. Только им. И еще. Артур, не ввязывайся больше в драки, хорошо?
– Постараюсь, – хмыкнул клипсянин.
– Ирионус был моим лучшим другом. Надеюсь, и мы с тобой неплохо поладим, парень.
Юноша согласно кивнул головой и вышел из пещеры. Еще какое-то время на своей спине он ощущал пристальный всепроникающий взгляд, который, как ему казалось, просвечивал до костей. В Доргейме слишком много людей желало иметь с ним доверительные отношения, но при этом Артур решительно не понимал, кому в действительности он может доверять. Значит, Доланд. Один из самых близких друзей его отца.
Клипсянин вспомнил вдруг Индоласа, и на сердце ему сделалось совсем тоскливо. Как же встреча с владельцем трактира «Веселая индюшка» не походила на сегодняшнее сумбурное общение с Доландом! Почему-то в своей фантазии Артур совсем иначе представлял себе отца Инка. Но, с другой стороны, какое он имел право додумывать образ совершенно незнакомого ему человека? Все люди разные. И сам факт, что Доланд рисковал своей жизнью, защищая их с отцом, говорил о многом.
Подумав только об этом, Артур ощутил себя неблагодарным и эгоистичным. Господин Тукай однажды спас его жизнь, а потом несколько раз исцелял, а он накинулся на него с громкими обвинениями, вместо того чтобы сперва внимательно выслушать.
Однако уже на выходе из пещеры юношу посетила еще одна любопытная мысль, не дававшая ему покоя. Господин Тукай так и не справился о судьбе своего сына.
Глава 7. Страх есть не что иное, как лишение помощи от рассудка
Дни проходили своим чередом, но Артуру казалось, что жизнь вихрем пролетает мимо него, не закручивая его в свой водоворот событий. Где-то далеко, во внешнем мире, его друзья (и юноша очень на это рассчитывал) вернулись в Троссард-Холл продолжать учебу, единороги делились с людьми мудростью, по неведомым тропам бродил Алан – если, конечно, тому удалось вылечить ногу, Мир чудес уверенно направлялся в сторону Полидексы, Тин уже, наверное, окончательно поправился, а Диана… Любимая, вероятно, с нетерпением ждала его возвращения и тосковала так же сильно, как и он.
Доргейм-штрасс, подобно гигантскому болоту, постепенно засасывал его своей рутиной, дождливыми унылыми вечерами, каждодневной пресной кашей со вкусом тины, однообразными призывами к войне, уже переставшими казаться Артуру столь же дикими и бессмысленными, как в самом начале пребывания в колонии. Видимо, сказывалось непрерывное воздействие Тени. Клипсянин искренне надеялся, что сумеет до конца сохранить свободную волю и стремление к тем идеалам, которые он всегда старался отстаивать в своей жизни, но странная апатия порой завладевала всем его существом; в такие минуты ему не хотелось бороться, а лишь мирно плыть по течению, подобно опавшим листьям, начисто лишенным желаний и устремлений.