Штаны господина фон Бредова

– Со всем моим удовольствием!

– Церковь запрещает давать толкования всяким призрачным видениям. Но если бы мне позволено было рассуждать как мирянину, я мог бы только поприветствовать ваше решение. Ведь плохие сны снятся к браку или к крещению, а конкретно лобное место и трупы мерещатся к большому выигрышу. Вы готовы опустошить наши карманы?

Господин фон Линденберг швырнул на стол полный кошель:

– Мы не сойдем с места, пока он не опустеет.

Петер Мельхиор осторожно тронул кошель, и тот глухо звякнул.

Столы быстро освободили от еды, скамьи подвинули поближе. С тихим вздохом потупив глаза, декан взял в руки стакан с игральными костями и потряс им:

– Ну разве что так. Чтобы не портить вам забаву!

– Остерегайтесь его! – прошептал рыцарю Петер Мельхиор.

Глава седьмая

Плохой совет

– Еще часочек, милостивая госпожа, и тогда он сам проснется, – проговорил слуга Каспар, дежуривший у покоев своего господина.

Он очень суетился, стараясь не допустить того, чтобы госпожа заглянула в комнату. Наконец Каспар сел на скамью, которую подвинул к входу и, прислонившись спиной к двери, принял привычную для себя позу. В последнее время он исхитрялся даже спать, сидя на этой скамье, – верный слуга должен служить господину постоянно. Однако сейчас госпожа застала его за трапезой, нарезающим себе к ужину большую репу, сыр и овсяный хлеб.

– Каспар, я слышу его храп.

– Тут уж ничего не поделаешь. Раньше он похрюкивал, потом три раза простонал, а затем стал ругаться. Это уж у него всегда такой порядок. Но он, определенно, уже перевернулся на другой бок. Обычно после этого он засыпает еще крепче. Потом он снова начнет громко ругаться, затем продолжит храпеть и только после этого проснется.

– Но это же не всегда…

– Всегда, милостивая госпожа! Ваш супруг точен, как старые башенные часы. Сначала он ворочается, рычит и отругивается, потом просыпается и лишь через какое?то время может начать драться.

– У тебя прекрасный господин, Каспар!

– Не променяю его ни на какого другого.

– Каспар, с ним хочет повидаться друг самого курфюрста!

– Не пущу, даже если сюда лично явится целая толпа курфюрстов!

– Каспар, ты хороший и верный слуга, но ты не понимаешь, что это для меня значит. Я должна быть с ним, когда он проснется.

– Могу себе представить почему. Но, заметьте, я не имею никакого отношения к вашему плану со стиркой штанов. Я в стороне.

– Каспар, я твоя госпожа, то есть, я хотела сказать, жена твоего господина. Ты не должен…

– В первую очередь я не должен болтать, не мое это дело. Ведь если он заметит, всем придется поволноваться.

– Ты думаешь, что он станет просто ругаться или…

– Ну, милостивая госпожа, это будет зависеть от многих обстоятельств. Если последней он пил сладкую наливку, то все будет хорошо, а вот деревенское вино похуже будет, особенно штеттинское крепкое. Оно очень пряное, так и ударяет в голову! После него обязательно надо проспаться, поваляться да потянуться. Рядом не должно быть никого, кто в этом не разбирается. Я всегда с первого удара чувствую, просто ли он в дурном расположении духа или вот-вот разразится настоящая буря. Так что это только мое дело – будить его, милостивая госпожа. А женщины ничего в этом не понимают.

Внизу что?то загромыхало, и этот звук привлек внимание госпожи Бригитты. Каспар невозмутимо вернулся к своему сыру и репе, а она перегнулась через перила, чтобы посмотреть, что происходит.

В поле ее зрения попал несколько раскрасневшийся и куда?то спешащий декан. Было заметно, что встреча с благородной госпожой не доставила ему удовольствия. Он торопливо спрятал что?то в складках одежды.

– Вы снова играли?

Служитель Божий пожал плечами.

– И выиграли?

– Так получилось!

– Ваш партнер по игре сейчас все крушит внизу?

– Достойно язычников так себя вести. Я сел за игру исключительно из вежливости.

– Это вам не развлечение! Это недостойный способ обогащения! Вы же священник! Что скажут слуги! На природе, в нашем лагере, да и то, только чтобы скоротать время, это было допустимо. Я закрывала на все глаза. Но вы же знаете, что в замке раз и навсегда…

– Знатные гости моей добрейшей госпожи не должны жаловаться на скуку, царящую в вашем замке. Вы, госпожа, нас покинули, добрый господин к нам не пришел, и вы теперь удивляетесь, что гость вынужден был сам искать себе развлечение. Цените, что все так получилось. Правда, мне в голову не приходило, что он, как и все мы, подвержен страстям. Лично я ожидаю от вас благодарности, а не сердитого взгляда, тем более…

– Я настаиваю на том, что мой духовник не должен раздевать моих гостей.

– Раздевать! Какое злое выражение, недостойное этих добрых уст! Разве я разбойник, навязывающий что?то против воли? Я также считаю…

– Оставьте свои назидания при себе! Оставьте Богу Богово, а черту отдайте то, что ему принадлежит. То?то вы с ним поладите. А на вашем гладком языке хорошо было бы завязать узел, может, это дало бы вам способность говорить правду. Надеюсь, что с господином фон Линденбергом все в порядке. Впрочем, и он в этой ситуации небезгрешен.

Декану удалось наконец незаметно шевельнуть рукой, и кошель, принадлежавший ранее фон Линденбергу, скользнул в его карман. Совершив это действие, он молитвенно воздел руки:

– Госпожа фон Бредова, вы точно выразили мои мысли. Конечно, не Господь, но, скорее, капризная фортуна может отнять то, что не ценишь, и отдать это другим. Когда меня против моей воли втянули в игру, я подумал про себя, что наш алтарный покров давно нуждается в обновлении. Если можно так сказать, ко мне в руки само шло грешное золото, за которое в Магдебурге можно будет купить все необходимое. Вот о чем я подумал. Я не говорю, что это было наитием, тем более что я не верил в гарантированный выигрыш, но удивительно, что мне везло всякий раз, когда я думал о применении этих золотых.

– Счастливого пути, почтенный господин декан. Когда будете в Магдебурге, не забудьте убедиться, что золотые не фальшивые, равно как и вышивка на покрове. Игроки и золотошвеи очень любят жульничать.

– А еще я подумал о том, что монастырь Богоматери в Шпандове тоже совсем обветшал. Если бы мы именно туда отдали нашу маленькую Агнес и при этом пожертвовали бы на алтарь в честь святой Агнес, это было бы замечательным деянием не только в пользу святой, но и в пользу семьи. Поступив так, мы бы обрели на небесах и на земле благодатную заступницу. Арнимы, Барделебены, Яговы, а также Керковы имеют в тех местах большое влияние, а Бредовы – пока нет. А что подумают ваши кузены во Фризаке, нас не особо волнует. Нам нужен лишь маленький, скромный алтарь. Я вижу это так: серебряное шитье, медное распятие, а святую Агнес вполне может изобразить художник, сидящий у нас в долговой башне. Этот бедняга будет довольствоваться малым. Везде сейчас тяжелые времена. Но согласитесь, моя госпожа, если мы хотим увидеть нашу Агнес аббатисой, мы должны уже сейчас что?то предпринять.

Благородная госпожа предостерегающе подняла руку.

– Достаточно! Я не говорю о том, что вы призываете меня воспользоваться неправедно полученными деньгами! Но вы предлагаете втянуть в это еще и моего ребенка?! Святая Агнес может взять то, что ей причитается, поскольку она святая и лучше меня знает, что делать, но моя Агнес не станет аббатисой из-за того, что вы ограбили кого?то, играя в кости! И если ей суждено остаться послушницей до конца дней, пусть так и будет. Пусть она лучше выполняет обязанности ключницы, подавальщицы или служанки, чем станет аббатисой с помощью дьявола! Господин декан, если бы вы не были моим духовником и моим старым другом… Посоветовать мне такое мог бы лишь змей-искуситель! Не оглядывайтесь в страхе по сторонам – враг рода человеческого стоит за вашей спиной. Дьявол говорит вашими устами, и вы не можете этого не знать. Жаль, что силы зла имеют власть над преданными слугами Господними. Где найти утешение грешному человеку? Стойте, где стоите! – воскликнула она, когда он попытался последовать за ней. – Я боюсь общаться с вами на сон грядущий. Завтра утром будет другой день, может быть, мы оба забудем об этом разговоре, как о дурном сне. Это было бы лучше всего.

Между тем в замке стало почти тихо. На полу валялся кубок, которым гость запустил в декана. Лежали разбросанные кости, и никто, казалось, не собирался их поднимать. Лишь господин фон Линденберг некоторое время в гневе ходил взад-вперед по залу, а потом резко опустился в кресло старого Гётца. Он водрузил ногу на скамеечку, звякнув при этом шпорой, и подпер голову. Петер Мельхиор сидел за столом в похожей позе, у стены стояли два юнкера: Ханс Юрген и Ханс Йохем.

– Я ведь предупреждал, остерегайтесь священника, – проговорил Петер Мельхиор. – Все, что попадает в его кошель, пропадает там навеки. Любого другого можно заставить что?то вернуть, а этого – никогда!

– Проклятье! – проворчал гость. – Я должен вернуть это золото. Его светлость курфюрст доверил мне кошель во время охоты, чтобы по возвращении домой раздать милостыню.

– Не повезло беднякам!

– А старый Гётц все спит да спит.