Незримая жизнь Адди Ларю

– Ты должна проявить перед ними смирение. Предложить дар. Что-то ценное для тебя. И быть осторожна в своих просьбах.

Адди ненадолго задумывается.

– И все?!

Лицо Эстель темнеет.

– Старые боги, может, и всемогущи, но отнюдь не добры и не милосердны. Они капризны, переменчивы, словно свет луны на воде или тени в грозу. Если ты все же хочешь их призвать, берегись: проси осмотрительно и готовься заплатить. – Она нависает над Адди, накрывая ее своей тенью. – Запомни: какое бы несчастье тебе ни грозило, как бы ты ни отчаялась, никогда не молись богам, что отвечают после прихода темноты.

Два дня спустя, когда возвращается отец и привозит пачку пергамента и обмотанную веревкой связку черных графитовых стержней, первое, что делает Аделин, – выбирает лучший и втыкает его в землю на задворках сада. И просит, чтобы в следующий раз отец взял ее на ярмарку с собой.

Если боги и слышат, то вида не подают.

На ярмарку Адди с тех пор не ездит.

V

Весна 1707

Вийон-сюр-Сарт, Франция

Моргнешь, и годы опадают словно листья.

Аделин уже шестнадцать. Все говорят о ней как о летнем цветке, который нужно сорвать и поставить в вазу. Будто ее предназначение – расцвести, а затем сгнить. Взять хоть Изабель: все ее мечты – о семье, а не о свободе. Похоже, она довольна недолгим цветением и последующим увяданием.

Вот уж нет. Аделин лучше станет деревом, как Эстель. Если нужно пустить корни, она предпочла бы остаться среди дикой природы, не дать себя срубить. Жить в одиночестве, расти под открытым небом, чем пойти на дрова, что согреют чужой очаг.

Адди ставит корзину с бельем на бедро, взбирается на холм, откуда по заросшему бурьяном склону спускается к реке. У берега она опрокидывает корзину, выбрасывая грязную одежду прямо в траву. Среди юбок, фартуков и исподнего, словно секрет, прячется пачка пергамента. Не та, первая, – Адди собирала их год за годом, стараясь заполнить каждый дюйм пространства, использовать пустую страницу на всю катушку. Но все они похожи на тонкую свечу в безлунную ночь, что всегда слишком быстро гаснет. Способствует и то, что время от времени она приносит рисунки в дар.

Адди сбрасывает башмаки и откидывается на склон, примяв юбки. Проводит ладонью по сорной траве и нащупывает истрепанный уголок бумаги – один из своих любимых рисунков. На прошлой неделе сразу после рассвета она свернула его квадратом и зарыла на отмели. Посеяла свой дар, точно зернышко или обещание. Жертву.

Аделин все еще молится новому Богу, когда обязана это делать, однако, пока родители не видят, поклоняется и старым богам. Это проще простого: прячешь одного за щекой, словно вишневую косточку, и беседуешь с другими.

До сих пор ей никто не ответил. Однако Аделин уверена, что они слушают.

Когда прошлой весной Жорж Каро начал по-особенному на нее посматривать, Адди помолилась, чтобы он отвратил свой взор. И Джордж стал поглядывать на Изабель, которая вышла за него замуж и понесла первого ребенка, познав все сопутствующие тяготы.

Прошлой осенью Арно Тюль ясно выразил свои намерения, и Аделин помолилась, чтобы он нашел себе другую невесту. Этого не произошло, однако зимой бедолага захворал и умер. Аделин страшно устыдилась облегчения, которое испытала, узнав об этом, но отнесла еще безделушек к реке.

Она молилась, и кто-то, наверное, ее слышал, поскольку Адди все еще была свободна. Свободна от ухаживаний, от брака, от всего, да только не от Вийона. До поры Адди оставили в покое, и она взрослеет. И мечтает.

Аделин сидит на склоне, держа альбом на коленях. Из кармана она выуживает кисет на веревке. Внутри, как монетки в рыночный день, гремят кусочки угля и несколько почти стертых драгоценных карандашей.

Сначала Аделин обматывала грифели клочком тряпицы, чтобы пальцы не пачкались, но потом отец смастерил узкие деревянные полоски, в которые можно было вставлять стержни, и показал, как держать маленький нож и остро заточить уголь.

Рисунки стали более четкими, контуры резкими, детали подробными. Картины расцветали на бумаге словно пятна – пейзажи Вийона, портреты жителей. Очертания прически матери, глаза отца, руки Эстель… А вот и спрятанный в сгибы и края каждой страницы секрет Аделин.

Ее незнакомец.

Каждый свободный кусочек заполнен им. Это лицо Аделин рисует так часто, что ее рука движется совершенно бессознательно, линии появляются сами по себе. Она может нарисовать его по памяти, хотя они никогда не встречались.

В конце концов, он всего лишь плод ее воображения. Спутник, придуманный, во-первых, со скуки, а во-вторых, от тоски. Мечта, призванная разбавить одиночество.

Аделин не помнит, когда это началось, но однажды она окинула взглядом деревню и задумалась, чего хочет.

У Арно красивые глаза, но безвольный подбородок.

Жак высокий, но блеклый, как придорожная пыль.

Жорж сильный, но у него грубые руки, а повадки и вовсе как у деревенщины.

Поэтому Аделин собрала черты, которые находила приятными, и создала нечто новое.

Незнакомца.

Сначала это казалось просто игрой, но чем больше Аделин его рисовала, тем увереннее становились линии, сильнее нажим карандаша.

Темные кудри. Светлые глаза. Упрямый подбородок. Покатые плечи и изогнутые, словно лук Купидона, губы. Мужчина, которого она никогда не встретит, жизнь, которой никогда не узнает, мир, о котором может только мечтать…

Когда ее одолевает беспокойство, Аделин достает рисунки и гладит пальцами теперь уже знакомые черты. А в часы бессонницы думает о нем. Не о высоких скулах или оттенке зелени, которым она наделила его глаза, но о голосе, прикосновении. Лежит и представляет, что он рядом, длинные пальцы вырисовывают невидимые узоры на ее коже.

Он знает много историй.

Не тех, которые обычно рассказывал отец – о рыцарях и королевствах, принцессах и ворах.

Не простые сказки и предупреждения не пересекать запретную черту, а такие истории, что кажутся правдой.

Описания дорог, сверкающих городов, мира, лежащего за пределами Вийона. Слова, что Аделин вкладывает в уста незнакомца, наверняка полны неточностей и лжи, однако звучат они так чудесно, так правдиво.

«Если бы ты только видела», – говорит он.

«Я бы все за это отдала», – отвечает Аделин.

«Когда-нибудь, – обещает незнакомец. – Когда-нибудь я тебе покажу. Ты все это увидишь своими глазами».

Слова, даже произнесенные мысленно, ранят. Игра превращается в желание – слишком искреннее чувство, слишком рискованное. И поэтому Аделин в своем воображении переводит тему в безопасное русло.

«Расскажи мне о тиграх», – просит она.

О гигантских кошках Аделин слышала от Эстель, а той поведал каменотес, что путешествовал в кибитке вместе с женщиной, которая клялась, мол, сама видела это животное.

Незнакомец улыбается, взмахивает сужающимися к кончикам пальцами и пускается в повествование о диковинных зверях – их шелковистой шерсти, острых зубах, яростном рыке.

Позабытое белье валяется на насыпи рядом с Аделин. Одной рукой она рассеянно покручивает деревянное кольцо, другой – рисует глаза незнакомца, рот, линию обнаженных плеч, каждым касанием вдыхая в него жизнь, каждым штрихом сочиняя новую историю.

Расскажи о танцах в Париже.

Расскажи о плавании по морю.