– Рагиль, – прошелестела Меллар мне на ухо, – это был мой автомобиль.
– Что? – я посмотрел ей в лицо.
– Там только что взорвался мой автомобиль. – Меллар сглотнула. – И в нем мог находиться водитель.
Глава 4. Черный рынок чая
Лето в Айхенлине всегда было особенным временем. Солнце сияло во всю мощь практически без перерыва, не подпуская к себе ни облачка. Под его жаркими и жалящими лучами плавились ледники высоко в горах, освобождая маленькие речушки, раскалялась темная отполированная брусчатка на улицах города, блестел золотой айхенлинский змей на развешанных повсюду флагах. Люди страдали от зноя и духоты, но все равно наслаждались жарой, оставляющей меланиновый отпечаток на их светлой коже. Они заполняли городские скверы, когда появлялся перерыв на работе, и потягивали эти редкие знойные деньки, как бутылку коллекционного вина, которую надо испить сейчас, иначе потом она неизбежно выдохнется.
Но так было раньше.
Нынешним летом на смену радости и беззаботной неге пришел страх. Вязкой слизью он проник в сердца людей, заставляя их запираться дома на все замки и неотрывно следить за новостями, чтобы не пропустить известий об отраве. Там, на своих кухнях, под стук закрытых на ночь деревянных ставней, которые шевелил приходящий с гор ветер, они тихо переговаривались, делясь тревогами и опасениями. Сегодня их волновали не покупка нового автомобиля и не образование детей, все вчерашние заботы отошли на второй план. Людей, как простых, так и из привилегированных кругов, заботило только одно: как защитить себя от угрозы, которая проникла в их дома.
Конечно, они задавались вопросом, откуда эта угроза взялась и кто допустил, что она возникла. И пока еще редко, но с каждым днем все чаще в их разговорах вспыхивали огоньки недовольства властями. И у этого недовольства были причины.
Растерянный Совет, неготовый к новой беде, был инертен. Политики выходили к камерам, только когда страну сотрясала очередная трагедия: отравились дети в одной из провинциальных школ, целая семья умерла на больничных койках, из-за парализованных чаем рабочих закрыли завод. Выступления членов Совета превратились в один несмолкаемый монолог скорби и бессилия. Они не понимали, что делать, и они боялись так же, как и все остальные.
Вот почему новость о поджоге машины члена Совета Меллар-амардин была встречена цинично даже правыми изданиями. Действия анархистов, которые на фоне уходящего в прошлое порядка становились все смелее и откровеннее, конечно же, осудили, но очень сдержанно. Об этом еще не писали открыто, но думали многие: Совет это заслужил. Чего бы ни хотели анархисты – просто напугать или совершить убийство, – политики это заслужили. Своим бездействием. Своими неуместными утешениями и бессмысленными денежными выплатами очередному убитому горем родственнику. Своими заявлениями, которые все чаще расходились с тем, что на самом деле происходило на глазах многих и многих людей. Эти мысли и настроения, которые отозвались в народе после распространения наркотика, подогревались так же быстро, как камни брусчатки в жаркий летний день. И были способны обжечь.
***
Бирсен перевернул страницу газеты и достал из кармана платок, чтобы промокнуть вспотевшие виски, порадовавшись попутно, что в такую жару он не в гриме.
На новое задание его отправили всего через три дня после поджога машины Меллар-амардин. Крегар-абвенц был уверен, что за этим происшествием и за подпольной продажей наркотического чая родственникам пострадавших стоят одни и те же люди, у которых есть четкий продуманный план.
– Поначалу все было относительно безобидно, – сказал он Бирсену несколько часов назад, – особенно на фоне ситуации с отравой. Расписанные стены с призывами свергнуть Совет и немногочисленные пикетчики не выглядели большой проблемой. К тому же это закономерное желание людей выплеснуть агрессию, а агрессию копить в себе опасно. Но потом их выходки становились все серьезнее, и вот теперь они поджигают автомобили. Надо понять, кто управляет ими. И остановить. Ставлю монету на своей груди, что дилеры черного рынка чая и поджигатели связаны. Мы должны уничтожить это осиное гнездо, иначе нам никогда не победить наркотик.
Так Бирсен оказался в квартале медиков, где располагался госпиталь, принимающий отравившихся людей и где, по мнению полиции, мог скрываться подпольный рынок чая. Однако никто точно не знал, где конкретно он находится и есть ли у него вообще какая-то локализация, или за этим названием стоит группа людей, чье логово не привязано ни к одной точке на карте. Бирсен допускал и такое.
Посидев с открытой газетой несколько минут, он педантично свернул ее и положил рядом на лавку. Затем встряхнул на груди влажную рубашку и осмотрелся.
Солнце клонилось к горам, приближая окончание светового дня, и сквер начал пустеть. Горожане, которые вышли прогуляться в тени деревьев, потихоньку исчезали, будто гонимые призраком неспокойной ночи.
Бирсен взглянул на женщину в платье без рукавов, которая спешно везла перед собой коляску с младенцем. Хромированные колеса перекатывались так быстро, что едва можно было уследить за перепрыгивающим со спицы на спицу лучом.
Женщина с коляской пронеслась мимо двух бабушек, замерших на лавке и, казалось, не желавших никуда уходить. Они сидели молча, сложив руки на коленях, и смотрели пустым взглядом в сторону. Бирсен уже встречал этот взгляд, и не единожды, с тех пор как появилась отрава. Это был взгляд человека, который кого-то потерял.
Со стороны центрального входа в сквер зашел пожилой мужчина. Он прихрамывал, оглашая сонную аллею шарканьем подошв по гравию. Бирсен сделал вид, что праздно разглядывает незнакомца, а сам внутренне подобрался.
Мужчина был одет в светлый льняной костюм, а на голове у него сидела плетеная шляпа, из-под которой торчали седые волосы. Когда он поравнялся с Бирсеном, тот, приглядевшись, заметил солидный слой грима, наложенного на лицо. Благодаря этому гриму молодой напарник Бирсена превратился практически в старика.
Бирсен удовлетворенно выдохнул. Грим был хорош.
«Старик» сначала проковылял мимо Бирсена, задумавшись, а потом вдруг остановился и пошел обратно. Подойдя к скамейке, где сидел следователь, он спросил:
– Вы не подскажите, который час?
Бирсен колебался меньше секунды.
– Восемнадцать ноль четыре, – ответил он, повернув к себе запястье с часами.
«Старик» заохал.
– Как же так! Я опоздал, опоздал…
– Куда вы опоздали? – участливо спросил Бирсен, садясь ровно.
– В госпиталь! Приемные часы закончились, а моя дочка, моя дочка там совсем одна, – жалобно произнес «старик». – Ее только вчера привезли. Она выпила всего кружку, случайно. Понимаете? Случайно! Нет у нас с женой никакого чая, мы его сразу сдали. А дочка пошла в гости. «Этот чай мы давно покупали», – сказали ей. – «Он безопасный». А она доверилась… И все, все отравились… Все…
Бирсен прочистил горло, чтобы его голос звучал четко.
– Мне очень жаль вашу дочку, – сказал он. – Но, строго говоря, вы не так сильно опоздали. Давайте я вам помогу: схожу в госпиталь и попрошу, чтобы вас пустили. Скажу, что вы пожилой человек, хромаете и не успели вовремя. А вы пока посидите здесь, – Бирсен похлопал по лавке рядом с собой.
– Это было бы очень кстати, – отозвался «старик». – Вы бы мне так помогли. Ведь за моей девочкой некому присмотреть… И всего одна кружка. Говорят, таких еще можно спасти. После одной кружки не все уходят…
– Вы только не волнуйтесь. Присаживайтесь, тяжело же стоять, – Бирсен подхватил напарника под локоть и усадил на скамейку. – Я мигом. Вот, возьмите пока газету, чтобы не скучать.
– Спасибо вам… – прохрипел «старик».
Следователь поправил кепку и быстрым шагом направился в сторону больницы. Но не напрямую, а через переулок. Этот путь был короче, однако Бирсену было важно не это. Он и не собирался стучаться в двери больницы, ему нужно было спрятаться в тени здания и дождаться, когда рыбка клюнет на наживку.
«А рыбка непременно клюнет, – подумал он. – Если где-то здесь в самом деле находится черный рынок, то дилеры должны вылавливать у больницы таких вот стариков, готовых отдать последние деньги, чтобы получить еще одну порцию чая и помочь близким. Вот только эти несчастные не знают, что эффект от одной дозы будет длиться недолго».
Бирсен затаился и стать ждать. Через полчаса тень от деревьев и домов, за которыми скрывалось солнце, почти полностью затопила опустевшую аллею. Его напарник сидел на том же месте, теребя в руках газету.
Миновал еще час. Улицы темнели, а к «старику» так никто и не подошел. Бирсен переступил с ноги на ногу и достал из кармана маленький бинокль.
«Почему так долго? Вот же он сидит, одинокий и беспомощный. Чего вы ждете?!» – мысленно обратился он к преступникам.
Время близилось к восьми. Напарник встал и прошелся до питьевого фонтанчика, набрал в ладонь воды и отхлебнул ее, проливая часть на себя. Это Бирсен смог разглядеть уже только с помощью бинокля с функцией ночного видения. Незаменимая вещь.
Он уже собрался было убрать бинокль и поискать другую точку для обзора, как вдруг в сквере кто-то появился. Еще секунду назад напарник в одиночестве смачивал горло, а сейчас какой-то человек поддерживал его за локоть. Бирсен не видел, откуда взялся незнакомец. Возможно, он все это время прятался среди деревьев и только сейчас незаметно возник возле «старика».
Бирсен убрал бинокль и тенью метнулся в сторону сквера, надеясь, что сумерки скроют его от чужих глаз.
– …давно ушел, – расслышал Бирсен голос напарника, спрятавшись в кустах. – Обманул, наверное. А я доверился.
– Сейчас никому нельзя доверять, – тихо проговорил неизвестный. – Особенно если видите человека первый раз в жизни.
– Я и вас вижу первый раз, – возразил напарник Бирсена.
– Ну я-то врач, от меня худа не будет.
– Врач? – с надеждой в голосе переспросил он. – Из госпиталя? О, какое счастье, какое счастье! Проведите меня в больницу, там моя дочка, одна, понимаете? Некому о ней позаботиться. А она еще будет жить. Всего одна кружка. После одной кружки они не уходят…
– Ну-ну, не волнуйтесь вы так, – бодро сказал незнакомец, взяв его за руку. – Все будет хорошо, вы увидите свою дочку.
– Когда?