Я покидал кабинет врача с двояким чувством. С одной стороны, доктор мне очень понравилась, я перестал опасаться того, что в «психушке» мою(!) Татьяну моментально превратят в овощ, но с другой… я мысленно видел ее в больничной палате не одну, а в окружении психически больных людей, и это никак не добавляло мне оптимизма. Так я и шел понуро по коридору отделения, пока не преградила мне дорогу огромного роста девица в больничном халате. Я поднял голову, ибо она была сантиметров на двадцать выше меня, и уставился прямо в её бесцветные глаза.
– Ты что уставился, мордоворот? – грозно пробасила она.
– Разрешите пройти, – самым миролюбивым голосом попросил я, а боковым зрением уже начал высматривать поблизости кого-нибудь из медперсонала.
На стульчике невдалеке сидела невысокого роста медсестра и безучастно смотрела в окно. Да, помощи от такой, в случае чего, будет маловато. Я попытался обойти больную, но не тут то было. Она расставила свои огромные ручищи и буквально проревела:
– Что, падла, попался? Думаешь, спрятался от Вики, да? Ты, сука, думаешь, Вика тебя не достанет?
Черт ее знает эту больницу, что тут и какие порядки, растерянно я крутил головой, надеясь на медицинское вмешательство и, как оказалось, напрасно, ибо в следующий момент громадный кулак Вики впечатался мне прямо в челюсть. А силища у безумной девицы была такой, что я отлетел на пару метров, врезался в стоящий у стены ряд стульев и с грохотом рухнул на пол. Без преувеличения это был нокдаун!
В отделении поднялся невообразимый переполох, откуда ни возьмись, слетелся теперь уже многочисленный медперсонал, понабежали больные и посещавшие их родственники, все вопили, кричали, галдели, охали и ахали. Мою обидчицу, худо-бедно, удалось скрутить, а сделать это было, отнюдь, не просто, она брыкалась, кусалась, молотила кулаками и неистово вопила:
– Из-за этой паскуды я здесь свою молодость загубила! Он мне за все ответит!
Причем, это были самые невинные ее выражения, остальные были просто непечатными. Когда амбалку все же увели, меня осмотрели на предмет поломанных костей, каковых не обнаружилось, и опустили с миром, однако даже не извинившись. «Да, – потирал я ноющую челюсть, – а Таня-то там осталась!. Надо быстрее её вызволять.»
Об этом я и думал всю дорогу до дома, пока мои раздерганные мысли не были прерваны телефонным звонком:
– Пап, привет! – Звонкий, родной голос.
– Привет, малыш. Как ты? Все нормально?
– Да, у нас все хорошо. Я волнуюсь о маме, никак не могу до нее дозвониться. Ты, случайно, не знаешь, где она?
Секунду я не знал, что ответить, будучи застигнутым врасплох. Из-за всей суеты я совершенно забыл о Катюхе и о том, что нужно было бы сочинить какую-нибудь подходящую версию, чтобы выдать ей впоследствии.
– Пап, ты меня слышишь?
– Слышу, Катюш, слышу. Просто помехи на линии. С мамой все в порядке, она улетела.
– Куда? – в ее голосе чувствовалось искреннее изумление. – И даже не позвонила мне? А телефон ее постоянно выключен…
Я вспомнил, что Татьянин телефон с разряженной батареей лежит у меня в машине. – Малыш, она звонила… но, почему-то, не дозвонилась. Она полетела срочно… – Господи, что же такое придумать? – В Африку! А там, знаешь, связь какая паршивая, да и разница во времени!
– В Африку? – Я прямо-таки видел, как расширились от удивления глаза моей дочери. – Зачем?
– Э-э… Зубы лечить… опытом делиться… У них там симпозиум… Она же говорила!
– Да? Что-то я не помню… А там не опасно? Еще заболеет…
– Да ну что ты, Катюш, там совершенно безопасно. Это цивилизованная Африка. Просто все так стремительно решилось, что она была вынуждена улететь, и не дозвонилась до тебя. Она просила меня, а я забыл. Знаешь, дела… – И я замолчал, внутренне краснея от такой явной лжи, но не было у меня времени придумать что-либо более вразумительное. Да и врать тоже надо уметь. Только не пришлось бы учиться! Поговорив еще немного с Катей, порасспросив её о том, о сем, и дав клятвенное обещание звонить почаще, я, наконец-то, отключился.
Квартира снова встретила меня застоявшейся унылой тишиной. Собственно, а чего я ждал? Да, что там говорить, просто в паршивой ситуации, возникшей внезапно, остро чувствуешь свое одиночество, а день тяжелый, и делать ничего не хочется, и… махнуть бы на все рукой! Я сел в кресло и погрузился в невеселые рассуждения.
Телефонный звонок раздался так неожиданно, что прервался космический полет моих мыслей.
– Алло!
– Ал-лоу, Стас? – Я узнал интонации Гебауэра, как всегда растягивающего слова на французский манер.
– Да, привет, Жан. Рад слышать.
– Привьет, Стас. Как дела? Я был в отъезде несколько дней. Ты не знаешь, как Татьяна? Я звонил ей несколько раз, но она не отвечает. Ты случайно не в курсе, где она?
– Дела? Да, так, относительно… Жан, произошла неприятность. Если в двух словах, то Таня сейчас в клинике, психиатрической. Но главное, что она жива и, как я считаю, абсолютно здорова.
– Как? Я не понимаю! Что значит, в психиатрической клинике? – явно растерянно пробормотал Жан.
– Жан, это не очень приятная история, и мне не хочется о ней особо распространяться. У Тани был нервный срыв, врачи посчитали необходимым для нее некоторое время побыть в больнице. Они не ставят никаких диагнозов, никакой конкретной информации не дают, говорят, что нужно просто выжидать какое-то время.
– О, смею надеяться, все обойдется и она быстро поправится. Таня молодая и крепкая женщина. Я склонен полагать, что её болезнь – всего лишь эмоциональная перегрузка, она слишком много работает. Когда она выйдет из клиники, я буду настаивать на отдыхе, хочу увезти её в Марокко. Уверен, что там она быстро пойдет на поправку. – Жан говорил медленно, подбирая слова. – Жаль, очень жаль, что так получилось. Надеюсь, что я смогу нанести свой визит в клинику, чтобы поддержать её.
А мне пришел на память финал моего визита в больницу, только почему-то на моем месте оказался Гебауэр.
Жан немного помолчал, будто собираясь с мыслями, а потом сказал:
– Стас, меня обеспокоило не только то, что произошло с Таней. Скажи мне, у тебя после нашей последней встречи еще что-нибудь случилось такое? Ну, я имею в виду, неприятности? Были ли еще какие-нибудь происшествия за это время?
– Кроме болезни Татьяны?… еще бы! Даже не хочется вспоминать. А почему ты спрашиваешь?
– Понимаешь, Стас, мне не дает покоя наш последний разговор, у Тани в кабинете. Помнишь его?
– А как же! Тот день вообще трудно забыть.
Я усмехнулся. Сказать, что действительно что-то случилось, – это ничего не сказать. За те дни, что прошли с момента нашей последней встречи с Жаном, со мной случилось столько, что хватило бы для рассказов на пару-тройку дней, не говоря о написании романа.
– Так вот и сейчас, – продолжал Гебауэр взволнованно, – то, что в клинику попал близкий для тебя человек, это лишний раз подтверждает мои опасения… Стас? Ты здесь?
– Я здесь, Жан, здесь. Просто задумался. Со мной много чего случилось. Разного. Такого, что лучше бы не случалось. Почему, все же, ты интересуешься этим?
Теперь паузу взял Жан, но я не торопил его, я уже догадывался, о чем пойдет речь.
– Стас, я все думаю про ту куклу…
Я так и знал!
– Жан, думаю, нам лучше встретиться. Давай в твоей любимой французской кофейне, скажем, часиков в девять?
– О'Кей, Стас. В девять.
Жертвы черного зла
Я приехал ровно в назначенное время, но Жан уже ждал меня, что было довольно необычно, поскольку он никогда не приезжает во время. Он, как всегда, ничего не ел, только пил черный кофе и курил. Признаться, аппетита не было и у меня, посему я заказал себе только чашку зеленого чая с жасмином.
– Стас, не знаю, как и начать… – Жан пребывал в неком замешательстве. – Я подарил куклу твоей дочери… Ребенку… Я не думал…
– Жан, перестань, не нужно оправдываться, давай лучше по делу.