На чужом несчастье счастья не построишь

– Я задаю вам вопрос! Какие вещественные доказательства вам удалось отыскать спустя семь месяцев! Вы не имеете право утаивать их от следствия! Если они у вас действительно есть!

***

– Пожалуй, лучше перенести нашу беседу на другое время, – спокойно сказал Трубников собравшимся. – Сейчас всем вам, кроме моего помощника Шаповалова, будет благоразумнее покинуть кабинет, чтобы я смог поговорить со следователем.

Трубников внимательно посмотрел на Лукашова, который все еще стоял у окна с коробочкой в руках. Лукашов опустил коробочку в ящик стола Саши и замкнул шествие обескураженных музыкантов. Впереди всех грозно вышагивала пышнотелая Надежда. Когда за ними закрылась дверь, Трубников посмотрел на Савина и жестом пригласил его присесть в кресло.

– Итак, за что вы хотите лишить меня лицензии? Почему вы решили, что я утаиваю от вас какие-то вещественные доказательства? Если вы сможете эти подозрения подтвердить, то…

– Я не обязан перед вами отчитываться!

– Присядьте, в ногах правды нет. Вы откуда-то узнали, что я собрал всех сегодня. Пришли, то есть ворвались, сорвали мои планы. Я не обязан делиться с вами своими планами. Да, у меня есть кое-какие догадки. Но я не могу и не хочу говорить о них, поскольку они нуждаются в подтверждении.

– Мне позвонила Надежда Анатольевна и сказала, что вы собираете сегодня всех, что нашли новые вещдоки…

– Так это она пригласила вас? Странная женщина.

– Уважаемая и добропорядочная. Очень переживает за своего мужа, хоть давно в разводе.

– Как она переживает, я знаю, – улыбнулся детектив. – Она смочила носовой платочек какой-то дрянью, вызывающей слезы. И рыдала вчера здесь, пока я не отобрал у нее слезоточивый платочек.

– Не верю!

Трубников достал из нижнего ящика стола конверт, осторожно двумя пальцами вытащил из него остаток носового платочка, подал Савину. Тот брезгливо отстранился, но потом передумал:

– Да, это ее платок. Я у нее такой видел, но почему он порван? И что с ним?

– Она не хотела добровольно расставаться с ним, он нечаянно порвался. Пропитан слезоточивой гадостью. Можете проверить на себе. Я вчера проверил и плакал полдня.

– Зачем?

– Что зачем? Проверил зачем?

– Зачем ей это нужно?

– Сам бы хотел это знать. Я не беседовал с ее сыном, а вы? Это правда, что он до сих пор кушает в детском саду?

– При чем здесь это? Я убийство расследую, а не детсадовское питание! У нее очень хороший сын. Он учится на одни пятерки! Я общался с ним. Воспитанный мальчик. Зачем вы собрали всех? Подозреваете кого-то из них в убийстве?

– Вы тоже подозревали.

– Алиби только у Валерия и Анны Кругловых. Любой из них мог убить ее. Но причина?

– А вы считаете, что ее убил заезжий гастролер?

– Вы у меня спрашиваете? Это я должен у вас спрашивать! А вы должны отвечать!

– Никому я ничего не должен, а если у меня появятся хоть какие-нибудь сведения, которые могли бы помочь следствию, то вы узнаете об этом первым. Сейчас мне сообщить вам нечего. Кроме того, что я действительно подозреваю одного из них в убийстве. Я не верю в гастролера. Любая женщина, оставшись одна, обязательно запрет дверь на все замки и цепочку! Инстинкт самосохранения. Она сама открыла дверь. Она была хорошо знакома с убийцей, готовила яичницу с колбасой, чтобы угостить убийцу. Знала вкусовые предпочтения, совершенно не боялась. Это кто-то из близких друзей. А самые близкие друзья только что вышли отсюда, испуганные вашим визитом.

– Вначале я тоже подозревал кого-то из них, – уже миролюбиво сказал Савин. – Но удар! Нет, это профессионал! Человек, далекий от этого, так бы не смог. Жертва бы начала кричать, защищаться. Она умерла мгновенно. Что ж, если что-то появится, сообщите мне.

Он оставил визитку на столе детектива и вышел, сказав: «До свиданья».

Зашла Лена, принесла кофе:

– Я приготовила три. Для вас, для Саши и для гостя.

– Ничего, – успокоил ее шеф, – я выпью за себя и за него.

– Извините, что пропустила его. Он шел танком.

– Ничего.

Лена удивленно посмотрела на него и ушла. Саша медленно пил кофе и хрустел печеньем.

– О чем задумался? – спросил его шеф.

– О пуговице.

– Нет никакой пуговицы, – устало вздохнул Трубников, – свидетеля тоже нет. Я хотел испугать их, заставить понервничать. Если мой расчет верен, то убийца проявит себя. Сейчас Лукашов со своими помощниками следит за каждым из них. Нам остается только ждать. Плохо, что они обратились ко мне спустя семь месяцев после убийства, приходится прибегать к таким кардинальным мерам. Если бы Савин не помешал, то мы уже сейчас бы знали, кто убийца.

– У Кругловых алиби. А вот Парамоновы, Галыгин.

– И сам скрипач, – добавил Трубников.

– Вы и его подозреваете?

Трубников только хмыкнул в ответ. Саша продолжал размышлять:

– У скрипача нет причины. Хотя у него неустойчивая психика. Я не хочу его подозревать. Они музыканты, а не убийцы. Не верю, что кто-то из них убил Светлану. Чахоточный не может быть боксером, музыкант не может быть убийцей.

– А как же Сальери? – усмехнулся Трубников. – Придется ждать. Сейчас все зависит от Лукашова и его помощников.

Саша и Лена давно уехали домой. Трубников задержался часов до двух. Лукашов не радовал его сообщениями. Надежда уехала в Каменоломни, где и находится со своим сыном. Скрипач играет на привокзальной площади нового автовокзала. Кругловы сейчас дома. Парамоновы долго прогуливались по набережной, наверное, успокаивались, потом тоже отправились домой. Ни с кем не встречались, не говорили. Галыгин устроил настоящий разнос в одном из своих магазинов, что на Привозе. Отчаянно ругал свою работницу (она и за консультанта, и за продавца, и за уборщицу) за пыль на унитазах. Тоже, наверное, успокаивался. Сейчас дома, свет горит, но гостей у него нет.

В два часа ночи не солоно хлебавши Трубников отправился домой. Он уже сильно пожалел, что взялся за это расследование. Назойливым рефреном звучали в голове слова скрипача: «Упретесь в тупик». Да, если убийца никак не проявит себя в ближайшее время, то глухарь. В его практике еще не было ни одного нераскрытого дела. Старость? Пора закрывать детективное агентство и сидеть с удочкой на берегу Дона? С удочкой посидеть еще успеется. Надо бы побыть в офисе до утра, но дома Игорь один. В последнее время его что-то слишком часто тянет на подвиги. Надо же такое придумать! Полы мыть! Нет, лучше провести ночь дома, а то он еще что-нибудь придумает! Рано я его забрал из Севастополя. Загорал бы сейчас на пляже с Людой, Лешей и Пашей. И у меня руки были бы развязаны. Сейчас бы надо быть в офисе. Ничего, мобильный телефон, домашний телефон. Лукашов позвонит, если что.

***

Утром Лена приехала на работу и с удивлением увидела в офисе Светлану Михайловну. Она работала в детективном агентстве бухгалтером по совместительству. Обычно приезжала по вечерам, а тут вдруг утром.

– Ко мне приехала племянница с маленьким сыном, – объяснила Светлана Михайловна, – хочу провести с ними этот день и вечер. Они уезжают завтра. Работы здесь мало, я уже все закончила. Представляете, когда моя племянница выходила замуж, я была на их свадьбе. Ее муж чем-то похож на Есенина. Я думала, что он русский, а он коми. Увез Лидочку в Сыктывкар! Я с тех пор ее не видела, она почти не изменилась. Ее сыну пять лет, он очень похож на отца. Хотя бы немножко на маму! Нет, весь в отца! Я помчалась! Я так рада, что они приехали! Джереми тоже рад!

– Джереми? Это же ваша собака! – улыбнулась Лена, – я помню ее, добрая собака, ласковая.

– Да, совсем забыла, – остановилась в дверях Светлана Михайловна, – тут какой-то мужчина просил Николаю Федоровичу пакет передать. Вон там за стулом.

Лена быстро подошла к стулу, увидела пакет. Это был большой пакет, в нем был бумажный сверток.