История родной женщины

По программе был Пушкин, но весь урок проговорили о революции, новой власти и несомненном благе для всех живущих в этом прекрасном мощнейшем государстве, которое осиротело. И о том, что никто, хоть на малую долю, не сможет заменить такого умнейшего руководителя.

…

Иногда вечерними зимними вечерами к Нине приходили подруги-соседки. Обеденный стол разбирали, накрывали старенькой, но аккуратненькой коричневой клетчатой скатертью, ставили большой самовар и пили чай. Разговаривали о жизни, о детях и попивали горячий напиток, не из чашек, а из блюдечек, с сахаром или медом в прикуску. Повязывали платок на лоб и пили чашку за чашкой, пока не вспотеют и не выпьют целый самовар. Потом самовар убирали и доставали холщовый черный мешочек. Там хранилось лото – потертые бумажные карты и деревянные бочонки. Ведущая не называла цифры, а «шумела». Играли на деньги, копейки. И мелочью закрывали выигранные цифры. Кто первый закрыл карту – тот и победил. Если очень повезет, можно было выиграть денег на булку хлеба. Вприкуску из маленького тазика ели жареные семечки. Машеньке нравилось наблюдать за взрослыми, которые были похожи на мотыльков, собравшихся под тусклым светом керосинки.

– Вы на пол бросайте шкурки, я потом подмету! – каждый раз просила девочка, и женщины вначале от удивления выпучивали глаза на ее странную просьбу. А ей просто нравилось, как скорлупки шуршали по деревянному полу, словно воробьи чирикают!

Реже играли в карты. В дурака или «буру» – тот же дурак, только по три карты раздавали. К ним присоединялся Николай: он был профессионалом в игре – запоминал все карты, которые вышли, и мог просчитать, у кого какие карты. Просто выигрывать было неинтересно: удовольствие доставляло кому-нибудь оставить «погоны» на плечах из шестерок.

Суббота традиционно была днем чистоты. Вначале с самого раннего утра устраивали большую стирку. Крупные вещи – постельное белье, куртки, кофты, штаны. Летом ходили на речку и стирали там хозяйственным мылом. Были специальные мосты и подставки около берега – туда даже скапливалась большая очередь. Дети веселись или резвились рядом на берегу. Иногда они купались, а мамы краем глаза за ними следили.

Зимой самые стойкие и крепкие также стирали в прорубях, либо носили воду и стирали дома или в сарае в каком-нибудь корыте.

На стирку уходила большая часть дня. В середине века на помощь советским домохозяйкам ворвались полумеханические стиральные машинки, и жизнь стала значительно легче. Выжимать, правда, приходилось либо вручную, либо с помощью специальных нехитрых приспособлений.

После стирки дружно шли в баню. Это была целая традиция. Тазики, веники из дуба, березы или пихты, хозяйственное мыло, мочалка, шапочки и полотенце – традиционный набор банщика.

Маше не нравилось ходить в баню. Она плохо переносила жару, а десятки дряблых голых волосатых женских тел действовали ей на нервы и психику. А еще мужчины из соседней кабины все норовили подглядеть – они голышом выбегали на улицу и обтирались снегом или купались в реке. А потом подсматривали в какую-нибудь щелочку и пугали женщин. Те визжали, ругались и смеялись.

Потом женщины и мужчины в специальных отдельных комнатах пили травяной чай или натуральное пиво, надев халаты и раскрасневшись. Они вели беседы о своем и просто отдыхали.

Потом все выходили чистые и обновленные и шли домой.

В другие дни «купились» дома – грели воду в чайниках, кастрюльках или ведрах и мылись в тазиках. К слову, купились так, как современные горожане «выживают» в неделю отключения горячей воды. Зато женщины могли делать разные маски для волос или ополаскивать их с помощью яичного желтка или отваров трав. Волосы после этого были такими здоровыми, шелковистыми и блестящими.

Глава 3

Платье в ромашку

    1952 год

Вечерами Маша слушала радио, по которому шла детская передача. Там читали стихи, рассказы детей и известных писателей. Сказку про Буратино, озвученную различными голосами, слушали с удовольствием и взрослые. Под тусклый свет керосиновой лампы девочка доставала коробку со своими бумажными куклами, вырезанными из журнала «Крестьянка». Девочка с упоением одевала куклу Наташку или Аленку в белых кальсонах в разные наряды. Она представляла, что когда вырастет, будет модничать! Будет ходить на танцы, в кино, на выставки, делать разные прически! Она будет делать все, что захочет! Как же здорово быть взрослой!

Детство пролетело. Время текло, как песок сквозь пальцы. Зима, весна, лето, осень. И так по кругу. День за днем и час за часом времена года сменяли друг друга в беспощадном соревновании, в котором не было победителей, но проигрывала жизнь.

Сначала у Маши случилось первое горе. Ее мама начала толстеть, быстро уставать и много кушать. Девушка всерьез обеспокоилась ее здоровьем. Но потом родился он. Вечно кричащий, отобравший все внимание родителей на себя, которого Маше и так не хватало. Отчасти девушка и радовалась родившемуся братику. Она, хоть и смутно, помнила, как тосковала в детстве после смерти сестренки. Но где-то глубоко внутри она чувствовала, что Гриша станет высокой стеной между ее детством и родительской любовью. И что они, родные брат и сестра, никогда не будут близки.

Потом произошло второе несчастье. В одно обыкновенное утро мечта Маши стать взрослой неожиданно исполнилась, правда совсем не так, как она себе представляла: проснувшись, она почувствовала боль в животе и чуть ниже. Что-то тянуло и словно немного резало. Было неприятно ходить, хотелось много кушать и спать. «Чем я заболела?» – думала девочка, не подозревающая, что ей предстоит стать девушкой. Она не знала об этом абсолютно ничего. Поэтому, когда через несколько часов увидела на своем нижнем белье капельки крови, заплакала и посчитала, что неизлечимо больна. В это время все внимание мамы было приковано к ее недавно родившемуся младшему брату и хозяйству, поэтому девочка и слова не сказала ей. «Если умру, им хоть не так грустно будет. Меня Гриша заменит им», – ночью, сдерживая слезы, горестно рассуждала она. Девочка эгоистично не понимала, какой драгоценностью они с братом были для родителей, даже несмотря на послевоенные трудности. Она думала о себе и о том, как она несчастна. Хотя и болезни-то у нее никакой не было. Обычные ежемесячные женские дела. Об этом она потом выведала у подруги Раи, которая была более продвинутая в этих делах, благодаря близкому общению со старшими сестрами. От той же Раи, только намного позже, она еще и узнала, откуда и после чего берутся дети. И после этого долгое время с брезгливостью и презрением смотрела на младшего брата.

Свое открытие в теле девушка прятала от матери долгие годы, втихаря стирая ненавистные тряпочки и развешивая в чулане в укромном месте. Современные женские удобства ей тогда и не снились.

– Маш, мне нужно кое о чем с тобой поговорить, – в один день, смущаясь и краснея, заговорила мать, не зная, с чего начать. Дочь внимательно и серьезно посмотрела на нее, из-за чего та смутилась еще больше. – Это давно нужно было сделать… В общем, когда девочка взрослеет, у нее начинаются, – запинаясь, начала она.

– Ага, – серьезно подтвердила девушка.

– Ты все знаешь? – с удивлением и облегчением спросила мать, вытирая предательские капли пота со лба, выступившие от волнения.

– Ага, – немного улыбнувшись, подтвердила та.

– И давно у тебя начались? – спросила мать, и повисла неловкая пауза.

– В тринадцать, – последовал ответ с некоторой обидой и негодованием.

Конечно, мать ошиблась всего на каких-то два года! И что все это время Маша должна была делать? Жить в негодовании, думая, что смертельно больна? Так и действительно можно себя извести до смерти!

– И откуда дети появляются, тоже знаешь? – красная, как помидор, уточнила женщина.

– В общих чертах да. Мне Зина все рассказала. А ей старшая сестра… – дипломатически аккуратно ответила та.

– А, ну хорошо! – выдохнула мать. – Прости, я должна была об этой теме с тобой раньше поговорить, понимаю… – раскаялась женщина с влажными глазами.

– Ничего страшного, все нормально! – мягко ответила Маша, проглатывая комок обиды и убеждая себя в истинности своих слов.

– Если будут какие-то вопросы, ты это… Спрашивай, не стесняйся, – сама смущенно проговорила женщина.

– Хорошо, – ровно ответила дочь, показывая, хоть и мягко, что разговор закрыт.

Так и не начавшись, закончился такой важный разговор между матерью и дочкой! Оборвавший цепочку близости, доверия, взаимопонимания и уважения. И, быть может, стал поводом дальнейших проблем в отношениях между матерью и ребенком даже в следующих поколениях.

…

Все свободное время летом Маша проводила на речке. Только справится с обязанностями по дому – и бегом. Вот и в этот раз она собиралась туда. Взяв с собой вещевую сумку с полотенцем и самодельным купальником, заплетя длинную и густую косу, уже собиралась убегать, как ее окликнула мама:

– Возьми с собой братика, пусть рядом немного на песочке посидит!

– Ну мам! – захныкала девушка, надув губы. – Мне то ли купаться, то ли за ним следить!

– Не мамкай! Мне некогда с ним возиться! Столько дел! – вдыхая, серьезно посмотрела Нина на дочь.

– Зачем тогда рожали, если нет времени следить? – возмущенно прошептала Маша, потом покраснела и побледнела.

У Нины из рук выпала тарелка и, звонко щелкнув, разлетелась осколками во все стороны.

– Ты как с матерью разговариваешь? – покраснела мать и со слезами на глазах изо всех сил огрела девушку сырым полотенцем, попав по плечу, шее и щеке. Получив звонкую пощечину, Маша вздрогнула.

– Прости, я не хотела… – прошептала она, взяла в одну руку плачущего маленького братика, который наблюдал всю эту картину, в другую руку сумку и выбежала из дома, дрожа и плача.

Другие разы девушка прибегала к хитрости, чтобы не брать с собой Гришу, который постоянно ныл и мешался. Тайком она била ему по попе, чтобы он заплакал, и говорила, что братик не хочет с ней идти. Мама в ответ устало вздыхала, а Маша благополучно убегала.

Молодая ветреная эгоистичная голубка. Она просто хотела свободы и самостоятельности. Конечно, можно осуждать слабость других, но все мы не без греха. Да ведь между детьми действительно была огромная разница в возрасте, из-за чего им трудно было подружиться и найти общий язык.

«А мне, признаться, милее танцы, милее звуки смеха друзей. Я не красавица, но многим нравится, что я беспечной всех и веселей», – эта песня была Машиной любимой и, по сути, характеризовала ее внутренний мир.

…

В комнате родителей стояла небольшая железная кровать, на которой лежали взбитые белые подушки, а рядом стояла балалайка, на которой любил играть Николай в хорошем настроении. Стену около кровати украшал голубовато-серый ковер с оленем, который был, наверное, почти во всех советских жилищах. По всему дому на полах были разноцветные узкие коврики.

Николай работал сначала токарем, затем заведующим колхоза. Нина была по хозяйству и следила за детьми. Но она тоже приносила хорошие деньги в семью. Все, чем она ни занималась, особенно на продажу, она делала идеально. Она продавала коровье молоко, которое было самым свежим, вкусным, с густыми сверху сливками. Корова семьи Кобловых, как уже упоминалось, была самой холеной в селе.