– Нет, не надо, – ответил Скорцени, взглянув на Маренн. – Мы поедем одни. Скоро вернемся. Если задержусь, то сообщу вам.
– Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер, – офицер отошел.
Скорцени и Маренн вышли на улицу. Он подошел к машине, отдал Маренн ключи, открыл дверцу водителя.
– Садись.
Затем обошел машину и сел рядом с ней.
– Поехали.
Чиркнуло зажигание. Черный мерседес плавно сдвинулся с места. Они выехали на Елисейские Поля. Машина послушно набирала скорость. Промелькнули городские районы. Видя опознавательные знаки на машине, патрули не останавливали их.
– Куда мы едем? – спросил Скорцени, когда Париж остался позади и машина свернула в пригород.
– В Версаль, – ответила она. – Как ты понимаешь, это не то место, где может находиться штаб партизанского движения.
– Надо думать, – присвистнул он. – А что мы там будем делать? Знакомиться с музеем?
– Знакомиться с моей душой, – ответила она, – которую ты, оказывается, до сих пор не знаешь. Или не хочешь знать.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Что это значит?
– Это значит, что мы едем ко мне домой, – объяснила она. – Душа человека – это и его дом тоже, или я ошибаюсь? То, место, где он родился и вырос. Вот мы и едем в тот дом, в котором я родилась. Я родилась в Версале.
Он помрачнел.
– Это очень рискованно. Кто сейчас живет в твоем доме?
– Не знаю, – пожала плечами Маренн, – я давно уже не была там. Должна быть домоправительница со своей семьей. Когда я уезжала в тридцать третьем, приказала ей не оставлять дом ни при каких обстоятельствах. Я не могла знать, что снова будет война. Возможно, она уже и не ждет меня, ведь прошло целых десять лет.
– А это твоя домоправительница, ты ей доверяешь? – подозрительно спросил Скорцени.
– Если Женевьева там, то можно быть уверенным, что все в порядке. Ее семья много веков живет рядом с Монморанси, из поколения в поколение работая в нашем доме. Они имеют постоянную ренту и доход. Их верность проверена столетиями.
Скорцени с сомнением покачал головой.
– Поэтому я и просила тебя не брать с собой охрану, – добавила она, – представляешь, если бы мы приехали сюда со взводом солдат на грузовике. Сколько было бы шума. Тогда нас обязательно бы заметили. А так… Надеюсь, что нет. Вот мы и приехали, – она притормозила. – Мой дом. Совсем темный, ни огонька… Мы заедем через задние ворота.
Она остановила машину, вышла. Достала ключи.
– У тебя сохранились ключи? – удивился Скорцени.
– Ты же сам мне их передал в тридцать восьмом году, – улыбнулась она, – среди тех вещей, которые у меня отобрали при обыске. Помнишь?
– Конечно, помню. Я вижу, ты хорошо подготовилась.
– Не могла же я приехать в Париж и не навестить свой дом. Я даже рада, что все так сложилось.
Она открыла ворота.
– Загони машину во двор, – попросила его. – Вон туда, под навес..
Он сел за руль. Машина медленно въехала на территорию парка и остановилась в укрытии. Маренн закрыла ворота. Шум мотора, должно быть, услышали в доме. Зажглось одно окно, в задней прихожей. Послышался лязг замка и звук открывающейся двери. Голос Женевьевы осторожно спросил:
– Кто здесь?
Маренн, сияя от радости, выбежала на небольшую поляну перед домом:
– Женевьева, это я, Мари.
– Ах, – домоправительница вскрикнула. – Ваше высочество… Неужели… Так как же так…
Дверь распахнулась. Женевьева, кутаясь в платок, в волнении сбежала по лестнице вниз.
– Здравствуй, – Марена обняла ее. – Как ты?
– Да ничего, – от неожиданности Женевьева просто не могла говорить. – Сколько лет, ваше высочество, сколько лет… Мы уже не чаяли вас увидеть… Как же вы, ваше высочество… Как же вы к нам… Где же вы были, ваше высочество?
– Я все расскажу тебе как-нибудь потом, – пообещала Маренн, еще раз крепко обняв ее. – А сейчас никто не должен знать о том, что я приезжала. Твой муж дома?
– Дома… И дочка…
– Предупреди их.
– Конечно. Так, входите же в дом, ваше высочество!
– Сейчас, – Маренн обернулась. – Я не одна.
Поставив машину, Скорцени наблюдал за ними. Увидев немецкую форму, Женевьева вздрогнула и как-то оробела.
– Добрый вечер, – пролепетала она по-немецки, нервно дергая концы платка.
– Теперь пойдем в дом, – Маренн легонько подтолкнула ее, – нам здесь нельзя долго стоять. Могут услышать.
Они поднялись на крыльцо и вошли в дом. В коридоре их уже ждал муж Женеьевы. Увидев Скорцени, он явно испугался, но промолчал. Маренн обняла его:
– Я вижу, все в целости и сохранности.
– Все, как вы оставили тогда, мадам, – взволнованно проговорила Женевьева. – Мы все берегли, надеялись, не могли поверить. И вот дождались…
Не выдержав, она заплакала.
– Ну что ты, что ты, – успокаивал ее муж. – Вы насовсем, мадам? – спросил он.
– Нет, – с грустью ответила Маренн. – Всего на несколько часов. И не знаю, когда приеду снова.