Ночь изменившая мир. Убийство Учредительного собрания в России

Ночь изменившая мир. Убийство Учредительного собрания в России
Виктор Житлов

Историческое эссе-размышление Виктора Житлова, рассказывает драматичную историю одного дня русской истории. В ярких штрихах, глазами участников событий автор молниеносно и ярко погружает читателя в атмосферу холодного петербургского января 1918 года, когда решалась судьба российского государства.

Виктор Житлов

Ночь изменившая мир. Убийство Учредительного собрания в России

И тогда соблазняться многие;

и друг друга будут предавать,

и возненавидят друг друга;

И многие лжепророки восстанут и прельстят многих;

И по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь;

Матф. 24:10-12

Тяжелые, иссиня-серые тучи заволокли в этот день столицу Российского государства. На улицах Петрограда торопливо сновали обыватели, мелькали повсюду серые шинели и отчасти люди в рабочей одежде. Еще можно было кое-где увидеть развевающиеся на ветру плакаты «Вся власть Учредительному собранию», однако энтузиазма у основной массы депутатов это уже не вызывало. Ветер поднимал в воздух помятые бумаги, на них можно было разглядеть только несколько слов: Кто за землю, кто за мир, кто за хлеб… это листовки большевиков которыми они забрасывали народ на выборах.

5-го января многие из эсеровских депутатов проснулись ранним утром, кто-то не ложился вовсе.

«Что принесет сегодняшний день?», – думал про себя лидер партии эсеров Виктор Чернов. Что принесет день пятого января он, безусловно, знал. «Одни мы, одни, и враги повсюду и некому защитить», – повторял Чернов про себя,– «Нет,… нет…, народ же не позволит, все равно не позволит, защитит, защитит ли?». Таково было смятение в душе лидера партии, победившей на выборах в Учредительное собрание с колоссальным перевесом почти шестьдесят процентов против двадцати пяти у большевиков. Этот факт, однако, ни к чему не обязывал партию пролетариев и их лидеров. Поняв, что выборы в Учредительное собрание начисто проиграны, они объявили партию эсеров и кадетов противниками социалистической революции, кроме того, власть в Петрограде была уже за ними – власть винтовки, штыка и вооруженной черни.

Подступы к Таврическому заблокированы, на улицах никого, только видны на каждом перекрестке оскалившиеся штыками винтовок и связками гранат большевистские патрули. Снег немного сыпет, но к обеду прекращается, тихо… Так тихо, как перед бурей.

Машина Чернова сворачивает с Суворовского проспекта на Таврическую. Останавливают, один из солдат подходит к автомобилю с винтовкой на перевес, – «Нельзя дальше, приказ никого не пущщать!». Показывают удостоверения депутатов. Солдат удовлетворенно кивнув, все же строго посмотрев на сидевших в автомобиле, приказывает отогнать легкий броневичек, преграждающий дорогу. При повороте на Шпалерную еще один кордон, повторяется то же самое.

«И то добрались, слава богу, не застрелили по дороге», – с облегчением думает про себя Чернов, ступая на площадь перед Таврическим с подножки автомобиля. Еще не видит он, что дворец переполнен не депутатами, которые понемногу продолжают прибывать, а людьми в серых шинелях и матросской форме слоняющихся по коридорам с матюгами и пошлыми высказываниями в адрес, прибывающий небольшевистских депутатов. Часть из них уже в подпитии.

Чернов проходит во дворец, по пути в коридоре взор падает на человека идущего мимо, – «Кто-то из большевиков» – отметил Чернов про себя, но фамилия не вспомнилась. Он встретился с ним глазами и долго не мог отвести взгляд. Что-то в облике его заставило Чернова содрогнуться. Серый сюртук, рябое лицо, усы, видно грузин. Тот, узнав лидера эсеров, нарочно долго смотрит, странным взглядом, в нем и ненависть и насмешка одновременно. Но оцепенение спадает, сейчас не до того. Фракция собирается на совещание, звонит телефон. И только один вопрос сейчас волнует, – «Что же там демонстрация, прорвется ли к дворцу, удастся ли?». Сообщения по телефону тревожные, народ все же собрался, манифестация в Защиту Учредительного собрания началась!