По ту сторону света

Ирида что-то говорила, но последние слова сложились в неразборчивое эхо, отдающее в ушах. Зрение сузилось, заполнилось туманной дымкой, и мир вокруг исчез.

***

Мне совсем не хотелось просыпаться. Новые сны стали реальнее самой жизни. Тело хотело бодрствовать, а разум молил о погружении в грёзы. Так я и лежал, пока в дверь не постучались. «Морфей! Вставай! Иначе пойдёшь в школу пешком!» – это кричала Марта. Она повторила настойчивый стук в дверь. «Да встаю я» – отбросил я и поднялся с кровати.

Схватил висящую на стуле одежду, направился в ванную комнату. Закрыл дверь на щеколду, взгляд остановился на замутненном от пара зеркале. Кто-то недавно принимал душ, и на стекле остались небрежные разводы от рук. В них и виднелось отражение моего бледного лица. Но меня настораживало другое: на лбу красовался крошечный порез, а от него – узкая, застывшая полоска крови. Я дотронулся до неё, проверяя реальность происходящего. Раньше раны из снов никогда не появлялись наяву. Я окончательно запутался. «Что со мной происходит?» – всплыла навязчивая мысль, повторялась снова и снова, сводила меня с ума. А может, по мне давно плачет больничная палата с мягкими стенами?

Тревога нарастала. А за эти дни я почти успел забыть, как в такие моменты мучается тело: бешено колотится сердце, нарастает ком в горле, кажется, будто страх вот-вот прикончит меня. Мне стало трудно дышать, пришлось облокотиться на ванну. «Это реакция организма на страх» – внушал я себе, как и советовали психиатры. Но этот страх заставлял тело одеревенеть.

О, нет, я не был уверен в том, что со мной все семнадцать лет происходит что-то паранормальное, связанное с миром мёртвых, это казалось несуразным бредом. Но окончательно уверился в том, что схожу с ума.

Приступ паники прекратился, дыхание постепенно выравнивалось. Не найдя в себе сил мыть ванну перед тем, как забраться в нее, я умылся в раковине. От вчерашней уверенности не осталось ни следа. Оттер от лица следы крови и утешался тем, что рана не бросается в глаза, скорее выглядит, как мелкая царапина.

Я спустился вниз и застал Дервана ожидающим детей с кружкой кофе возле входной двери.

– Морфей, ты почему не готов? – пробурчал опекун.

Дерван злился на весь мир с самого утра. Впрочем, с этого начинался каждый новый день, когда ему приходилось отвозить нас в спецшколу. Занятия начинались в разное время, да и наша большая «семья» не могла вместиться за раз в старенький джип, поэтому Дервану приходилось ездить дважды.

– Ты можешь отвезти меня к психиатру? – я подошёл к опекуну, запах крепкого кофе с корицей ударил в нос.

От нервов задрожали руки, и я пытался это скрыть, растирая запястья. Но тревога все нарастала. Я был уверен, что перестал здраво соображать и разучился отличать действительность от собственного воображения. Ладони покрылись мелкими каплями пота. Требовалась помощь человека, которому я доверял.

– Сходи к школьному психиатру! – рявкнул Дерван.

– Нет, – мой голос дрожал, – мне нужно к доктору Грабинс. Пожалуйста.

Учитывая, что ранее я никогда не просил отвезти меня к психиатру, а наоборот – стремился избежать обязательных встреч в клинике, мне тяжело было отказать. Дерван изучающе посмотрел на меня. Я смутился и попятился к лестнице.

– Хорошо, всех отвезу и заеду за тобой. Жди.

Я судорожно закивал в ответ. В этот момент младшая из нас – Сария, наконец-то, спустилась с лестницы. Девочка обошла меня и направилась к выходу, держа руки на лямках розового рюкзака, который раньше принадлежал Ириде. Но лицо её выглядело отрешённо, собственно, как и всегда.

Поднявшись наверх, я снова лег в кровать. Закрыл лицо руками, паника стремительно возвращалась. В сознании раз за разом всплывал то хранитель, разрезающий мне лоб, то страшные тени, несущие с собой боль смерти. Голова закружилась. Время исчезло, утонуло в множестве воспоминаний, из которых я был не в состоянии выплыть самостоятельно. Мне мерещилось, что мучения страшных снов не прекратят меня преследовать, то и дело травмируя и без того расшатанную психику.

Но вот мне вспомнилось лицо Ириды, её улыбка и непринуждённый смех. В мире снов она стала мне ближе, чем когда-либо. Её большие, изумрудно-зелёные глаза стали лучиком света в беспросветной тьме разума. Я смог заставить себя успокоиться. «Нет, я не могу принять факт её смерти. Не могу» – мысли слились в едином потоке, снова и снова провозглашая вердикт больного сознания.

Громкий стук в дверь заставил параноидальные мысли отступить на второй план.

– Ты собран? Поехали! – громкий голос Дервана бил по ушам, раздавался продолжительным эхом в голове.

– Иду, – я хотел крикнуть, но получилось лишь прошептать.

Накинув куртку, вышел из комнаты.

Я молча ехал на заднем сидении старенького джипа. Подвеска дрожала на каждом ухабе просёлочной дороги, ведущей к трассе в ближайший городок, где находилась спецшкола и клиника моего психиатра.

Первый раз меня приставили к доктору Нуэлю Грабинс, когда мне исполнилось шесть лет. У него ушло три года, чтобы заставить меня рассказать о кошмарах, о всей боли и об отчаянии, которое я чувствую в моменты смерти других людей. И хоть он не смог избавить меня от сновидений, но помог во многом другом. В частности: я начал общаться с людьми, хотя до этого из меня приходилось вытягивать слова чуть ли не тисками.

Дерван проводил меня в клинику. Мы вместе прошли через белые коридоры, украшенные рисунками умственно-отсталых детей в красочных рамках. Опекун приблизился к деревянной двери, выделяющейся на фоне белизны стен. Табличка гласила: «детский психиатр Нуэль Грабинс». Дерван постучался костяшками пальцев по двери и дёрнул ручку от себя. Он просунул голову в кабинет и вежливо сообщил: «Здравствуйте, я привёз вам Морфея. Прошу прощения, что без записи, но у него что-то срочное». В ответ спокойный голос врача попросил меня подождать на диване у двери, как я и сделал.

«Буду ждать в машине» – холодно уведомил Дерван, засовывая руки в карманы джинсовой куртки, и ушёл.

К счастью, мне не позволили надолго остаться заключенным в собственные мысли. Дверь кабинета врача приоткрылась, и оттуда вышел высокий, темнокожий мужчина в преклонном возрасте. Коричневый костюм оказался на несколько тонов светлее его кожи. Психиатр провел рукой по лысой голове, поздоровался и пригласил меня войти.

Я сел в кресло, а врач – за стол напротив. Он достал мою карту, что за годы работы превратилась в целую энциклопедию психических отклонений. Явно не ожидал визита без звонка. Мой взгляд метался по стенам, где на полках красовались поделки «подопечных» доктора. Мне всегда казалось, что он принимает их из уважения, ставит на полку и больше никогда туда не смотрит, поэтому я никогда ничего не дарил. Кого могут порадовать аппликации из бумаги или пластилиновые фигурки? Разве что мать, живущую ради своих детей, а таких я не знал.

– Морфей, признаюсь, меня настораживает подобная срочность. Я перенес следующего пациента, так что у нас будет достаточно времени. Ты готов обсудить, что тебя беспокоит? – Нуэль поправил очки с толстыми линзами и ждал от меня ответа.

– Готов, – я не мог скрыть дрожащего голоса.

– Тогда я слушаю.

Мне потребовалась долгая минута, чтобы собраться и выплеснуть все, что накипело. Я говорил быстро. Начал со смерти Ириды, рассказал про все сны. Показал царапину на лбу. На последних словах у меня задрожали колени. Я был уверен, что после такого рассказа меня упекут в лечебницу и продержат там до конца жизни, но больше не мог молчать и переживать все в одиночку. Перспектива провести всю жизнь на транквилизаторах казалась радужнее нынешней жизни.

У психиатра глаза на лоб полезли от моего рассказа. Нуэль быстро записывал что-то шариковой ручкой в блокнот, а я уже знал, что когда он так делает, то ничего хорошего ждать не стоит.

– Морфей, я понимаю твою боль и скорбь. Подобное испытывает каждый человек при утрате близкого. Но в твоем случае это переросло в психическую травму. Психика не готова расстаться с образом Ириды, поэтому рисует его во снах. Ты же заметил, что новые сны спровоцированы травмой. Я думаю, произошло замещение.

– Замещение? – я слегка приподнял бровь, не до конца понимая, о чём говорит врач.

– Да. Мы не смогли выяснить какое событие вызвало кошмары со смертями, но я считаю, что их вытеснила равная по значимости травма.

– То есть, один симптом сменился аналогичным другим?

– Именно так, Морфей. Разница только в том, что ты научился жить с предыдущей травмой, и сейчас мы вернулись к тому, с чего начинали одиннадцать лет назад.

– Откуда тогда царапина? – я ткнул указательным пальцем на лоб.

Оставался ещё один момент, который я немного изменил в рассказе, чтобы не навести на себя ложных подозрений в убийстве подруги. Пришлось поведать врачу, что труп Ириды явился ко мне во сне после его обнаружения, а не до, как оставалось в действительности. Я знал, что был не виновен, но паранойя одолевала. Лучше не рисковать.

– Этому можно найти разумное объяснение. Учитывая твоё состояние последние дни, ты мог не обратить внимания на этот порез и лечь спать.

– Я был не настолько подавлен, чтоб не заметить, – я сложил руки на колени, не переставая тревожно теребить пальцы.

– Мы уже не раз обсуждали подобные магические элементы. Если хорошо порыться в памяти, объяснение найдётся.

– Ох, вы снова заставите меня делать список возможных причин, где я получил этот порез? – я отвел взгляд, силясь скрыть раздражение.

– Нет, Морфей, это лишнее. Сейчас тебе нужна поддержка, а не поиск объяснения мелкой детали. Наша следующая работа будет направлена на то, чтобы ты смог отпустить Ириду. Тогда станет легче.

Я кивнул.

Стало легче уже оттого, что удалось выговориться, что меня поняли и приняли происходящее как факт, не назвав психом. За это мне и нравился Нуэль, он мог понять и объяснить почти всё.

– Пока у нас есть время, давай выполним эмоционально-образную терапию?

– Давайте.