Последний рассвет

Двое учеников, прибывших из Уравы, посматривали в его сторону.

– Слышал от охранников, твой отец станет тренировать сестру императора.

– Да ну? – не поверил Шиничиро. – Переедет, что ли, во дворец? А нас с мамой бросит…

Йиро пожал плечами.

– Государственная необходимость! Всех благородных женщин обучают сражаться на пороге своего дома. Только нагинатой, или яри… Зачем принцессе ударная техника – не представляю.

– Наверняка, сёгуна колошматить, – Шиничиро даже не догадывался, чьих рук дело синяк на его скуле.

– Ты не сильно-то злоупотребляй нашей дружбой! Кое-кто из новеньких доносит… – тихо шепнул Йиро, и вслух добавил: – Мы приступили к занятиям по курсу Лао. Это более высокая стадия искусства зотай-до. Мастер Шуинсай говорит, что прохождение новой ступени крайне важно, прошедший его не боится смерти. Лучше бы ты не пропускал занятия, Шини-доно!

– Без совета обойдусь, – отмахнулся Шиничиро, хлопнув товарища по плечу. – И вот что, помощник мастера, – усмехнувшись, обратился он к Йиро. – Я и есть «Смерть».

Он побежал дальше по дорожке, над которой нависали тяжёлые многоскатные крыши нока.

Юноша добрался до холма, на нём возвышался двухэтажный гассё-дзукури, в котором проживал мастер Шуинсай. У парадного входа, в саду камней, он обнаружил прибывших самураев из дворцовой конницы, и шикарный паланкин. Десятник, оставив коня на попечение слуги, мечтательно наблюдал за юной ученицей Шуинсая. Она поливала цветы из лейки в саду, огороженном бледно-серыми небольшими валунами, а второй ученик, вероятно, её брат, оформлял бонсай. Десятник подозвал мальчика и что-то у него спросил, не отводя глаз от девочки.

Шиничиро обошёл дом со стороны сада. Сёдзи скрипучие – он раздвинул их медленно. Сняв таби, босой ногой бесшумно ступил на пол, устланный тростниковой циновкой. В тишине из комнаты отца слышались голоса. Беседовали двое: папа и кто-то важный. Служанка Рёи, отложив поднос с кувшином саке на пол, пала ниц перед сыном хозяина.

– Вакаданна…

Юноша пригрозил ей пальцем, мол, сохраняй тишину. На цыпочках он прошёл на кухню мимо раздвижной перегородки комнаты отца, раскрыл жаровню и жадно хватал пальцами кушанье, оставшееся с утра. Ширма была открыта, являя взору площадку, оснащённую под тренировки, и ребят, новичков из окрестных деревень, которым Йиро показывал эффективные движения.

– Стиль зотай-до не использует захватов и бросков как самурайское джиу-джитсу. Учитесь бить. Ваши удары должны быть неотразимы и неуловимы! – наставлял он громко. Подбросив толстый длинный деревянный брусок, вскричал: – Хэ! – отклонившись вбок, вытянул ногу вверх с молниеносной быстротой. Йиро имел великолепную растяжку, завидную для учеников более низкого уровня. Треснувший брусок отскочил далеко.

– Что станет с латником, если вы его так припечатали? Правильно! Латник отлетит, грохнется и больше не встанет. Что станет с разбойником, не носящим брони? Правильно! Каре ва индэ ширу.

Приняв боковую стойку, помощник Шуинсая пояснил, что после сильного, порой сокрушительного удара, не стоило останавливаться, а нужно чувствовать и быть готовым к следующему движению, иначе аната ва шинда.

– Если попали по цели, то ваше тело спружинит, если промахнулись – продолжит движение по инерции. И эту инерцию можно и нужно использовать, превращая в дополнительное усилие.

Выбрасывая вперёд то левое, то правое плечо, Йиро проделывал прямые удары руками. Комбинировал их, включая удары ногами. За ним, гулко выдувая воздух и звонко выкрикивая “– Хэ”, вразнобой повторяли юные новобранцы.

У смотровой вышки в центре додзё Ампаруа тренировались в спарринге юноши и девушки постарше, которые уже прошли Шуинсаев курс и теперь занимались по системе Лао. За ними наблюдал Чонг-Ву, взрослый низкорослый кореец, помощник старшего Зотайдо. Чонг-Ву был ронином, нанятым в ряды оммицу.

Система дяди Лао, по которой он готовил «бушующие волны», отличалась жёсткостью и активностью, в ней предусматривались ежедневные схватки между учениками. Младший Зотайдо, добиваясь выполнения на технику, позволял ребятишкам передохнуть после каждого блока упражнений, рассказывал занимательные вдохновляющие истории из жизни самураев, монахов и синоби. А старший без отдыха гонял по блокам упражнений и орал ради вящей мотивации. Нередко случались споры по поводу эффективности систем тренировок: Шуинсай настаивал на обучении неторопливом, но качественном, при нём ученики с толком и расстановкой постигают смертоносное искусство, а Лао убеждал, что воинов необходимо тренировать в стремительном темпе, чтобы они в бою действовали интуитивно, спонтанно. Первый шутливо называл второго Кибиши, «суровым», а тот в отместку прозвал брата «мягкотелым» – Хийована.

– Настоящий воин практикуется в бою, без оружия или с оружием, изо дня в день, закаляется, покрываясь синяками, переживает, победит ли сегодня, не опозорится ли перед соратниками! – как-то сказал Лао. – Какая будет закалка духа и тела, если, во-первых, тренировка не интенсивная, со сказками, во-вторых, синяков мало и тело не приучено терпеть боль?!

– Нет, – покачал головой Шуинсай. – Драчунов, забияк полно. Посмотри: они – несдержанные, чуть что – колотят друг друга не только в спаррингах, но и дома. Истинный буси – спокоен, подобно океану в глубине.

Лао быстро выходил из себя, сидел на татами раскрасневшийся и недовольный. Никогда они вместе не могли тренировать. Когда у старшего не хватало терпения мириться с убеждениями младшего, он ставил в пример мастера Кендзо и нескольких других, предпочитавших не в меру требовательную методику. Иногда просто спрашивал у брата, мол, почему, если столь правильный, то руководишь деревенским додзё?

– У меня их два: В Ояме и Ямагате! – хвалился Лао.

– Хвастун! – хмуро улыбался Шуинсай.

Часто Шиничиро оказывался свидетелем того, как яро каждый отстаивал свои убеждения и ни при каких обстоятельствах не изменял им. Иногда громкие раздражённые голоса ссорящихся слышались далеко за оградой додзё. Но братья лишь звучно спорили, ни один не помышлял поднять руку на другого. Их предельно краткое совместное пребывание на тренировке ограничивалось парой колких фраз да нервным смехом и никогда – дракой. Шиничиро, как всякий любящий сын, верил, что если старший брат захочет помериться силой с младшим, то второй, несомненно, одержит победу. Как-то спросил он у отца:

– Случалась ли схватка между вами?

Шуинсай загадочно улыбнулся и ответил, что старший брат, как соперник – силён и амбициозен, но шансов победить у него мало.

Без необъяснимого восторга, без иронии, Шиничиро не мог вспоминать беседы между ними. Иногда просил Рёи подслушать и вкратце передать содержание занимательных бесед. Она не отказывала: что ей было делать, стоя с подносом за ширмой?

Вспоминая словесные стычки почитаемого отца и любимого дядюшки, юноша не заметил, как жаровня опустела.

Он переоделся и вышел в сад. Выбежал на площадку в то время, когда страж глядел на восточные ворота, в которые мастер Шуинсай провожал гостей.

Йиро поделил ребят на группы. Помощник Шуинсая повёл их к дому из кипарисовых стволов – складу оружия, окружённому вертикально вкопанными плитами с выступами, на которых тренировали навыки скалолазания. Под широким тростниковым навесом одни стреляли из трубок дротиками, из луков юми, другие метали сюрикэны и кинжалы в деревянные мишени, третьи сбивали кулаки о грубые мешки, набитые рисом или песком.

Свою первую группу он загнал на Колонны Чести и Гордости – длинные толстые шершавые столбы, по которым необходимо взбираться вверх и доставать подтянутый по верёвочному карнизу на самую верхушку хрупкий предмет, затем в целости возвращать его вниз. На ноги ученикам Йиро собственноручно вешал тяжёлые камни – их нельзя было уронить, к рукам тоже привязывал груз. Никому пока не удавалось сохранить «грузы чести и гордости» выше средней отметки в десять футов.

Вторая его группа висела вниз головой, зажав сгибом ног металлическую перекладину, напрягали мышцы пресса: разгибаясь, зачерпывали ковшом воду из одного ведра, а сгибаясь, выливали в другое, привязанное выше.

На скользких камнях горного ручейка третьи тренировали равновесие, но течение оказывалось настолько сильным, что они без конца соскальзывали, падали в воду.

Шиничиро давно присоединился к тем подопечным Йиро, кто карабкался по стене – изображал усердного ученика, пытающегося преодолеть нежелание тренироваться на солнце, – раскручивал «кошку» за «хвост» и забрасывал как можно выше. Но крючковатая железяка соскальзывала.

– Что с вами делать, если не дурачиться?! – думал он.

На площадке, истоптанной, запятнанной кровью, не приходило в голову юноше никаких ярких строк, чтобы слагать прекрасное стихотворение. В резких выкриках помощников мастеров, шорохах обуви и шелесте одежды учеников, в глухих ударах, стуке, лязге оружия – музыка мира точно пропадала. Вызывающая блаженный трепет, небывалый интерес и сильное желание творить, она требовалась юноше, как воздух и вода, как соль; без вдохновения, приходящего свыше, Шиничиро не мог упражняться, хоть заколоти бамбуком до смерти. Как жаль, что бива нельзя брать на тренировки, её музыка воодушевила бы не только самого юношу, но и других, нуждающихся в наитии.

– Опоздал, Шини-кун? Скоро палка треснет на твоей спине!

– Ты, явно, только из кухни, лентяй, а Йиро покрывает.

К нему, сыну мастера, не всегда относились доброжелательно. Чуть свет, начиналась тренировка, а Шини часто появлялся позже или приходил последним изо дня в день, и такая его привычка воспринималась окружающими как пренебрежение, неуважение к учителю. Иногда опаздывал намного. Думал, что опоздание – привилегия, которой обладал только он. Мастер, конечно, наказывал бамбуком, заставлял бегать круги с тяжёлыми камнями подмышками, отжиматься на мелководье реки.

– Анта, кто тебя так отделал?

Трое прилежных учеников никак не могли свыкнуться с мыслью, что кто-то воспринимал тренировку несерьёзно, считал необязательной.

– Кто вас троих просто бы сломал! – фыркнул Шиничиро.

– Шиничиро, перестань, а то снова завяжется драка. Не слушай их. Они пытаются тебя рассердить. – Морико нежно коснулась его плеча. Она прекрасно метала сюрикэны, и явно симпатизировала сыну мастера. Стройная, с тихим приятным голосом, ласково улыбаясь, девушка глядела на Шини. Морико всячески подбадривала юношу, пыталась оградить, но тот будто не слышал, и вечно поступал наоборот. Оскорбления и насмешки задевали его за живое, но он держался так, что прочим казалось: их упрёки ему – не больше, чем стрёкот кузнечиков и перекликание чёрных дроздов на изгородях.

– Опаздывать нельзя слабакам, вроде вас! – усмехнулся Шиничиро. И демонстративно растянув шнур «кошки» на вытянутых руках, плюнул на штанину крайнего нарывавшегося.

– Дай ему, Монтаро! – как-то нерешительно предложил Маса.

Парень сорвался с места, занеся кулак для удара, Шини нагнулся, и, подцепив шнуром ноги, дёрнул. Тот свалился плашмя. Двое других решили вместе проучить юношу, но Йиро, перегородив им путь, пригрозил отправкой в свинарник, мол, давно никто не чистил. Поднявшись, Монтаро шмыгал носом, вытирая кровь. Бросив злой взгляд через плечо, пошёл к бочке с водой.

Мериться силами без команды мастера строжайше запрещалось, не совладавший с гневом – сходит с Пути Воина. Возвращать таких следовало немедленно. Бамбуковой палкой.

Благо, отец не увидел…