– Конечно, мы постараемся, – Милана смягчила голос то ли из-за не к месту вставленного поэтического выражения, то ли решив, что на Джэй подействовали ее крики. – Он скоро проснется. Я провожу вас к нему. А вы продолжайте искать, проверьте путь 3.
Михаил очнулся в светлой палате в 10 сантиметрах над поверхностью антигравитационной койки. Его взгляд медленно фокусировался на бесцветных стенах. Он посмотрел на свои руки.
– Землячок, как самочувствие? – еще одна из четырех коек принадлежала русому мужичку из тех, для кого технология замены органов открыла врата к вечному веселью. – А я думаю, ты или не ты? Михаил Корнеев же, ты ж из под Новосибирска?
– А?
– После операции что ль? Молодец, следишь за здоровьем. Я вот тоже пятую печень меняю, – он понизил голос. – Мне родная 40 лет служила, а это их барахло только семь лет выдерживает.
Михаил попытался встать, но голова закружилась и его рука уперлась в невидимый матрас койки.
– Эй, братуха, ты чего? Позвать кого?
– Братуха, не. Скажи лучше, где мои вещи.
«Скорее, надо найти документы. Нельзя, чтобы они все узнали».
– Да вон за койкой нажми.
Из стены плавно выполз длинный ящик. Михаил начал поспешно одеваться, преодолевая слабость. Посмотрел на браслет, неловко надел его, в его голове заработал внутренний экран. «Это что-то вроде интерфейса «мозг-компьютер». Так, Михаил Корнеев, 1986 года рождения, военный пенсионер, партнер – бионик, родственников нет. Зачем? Зачем это всё?»
В этот момент открылась дверь, в палату вошел пожилой мужчина в белом халате. Внутренний экран распознал в нём главного врача клиники С.В. Ямских. Во время, когда все носили тела 20-30-летних, Сергей Викторович был в теле 60-летнего. Ему казалось, что это придает солидность и схожесть с великими мыслителями прошлого.
– Ну как тут поживает наш герой войны? – его настроение было слишком бодрым для этого тяжелого утра.
– Хорошо всё, – Михаил натужно улыбнулся, застегивая вторую сверху пуговицу льняной рубашки в третью прорезную петлю.
– Вот, а мне говорили, что у вас частичная потеря памяти, когнитивные нарушения, – доктор развел руками. В эту минуту в палату вошли Милана с Джэй и удивленные замерли.
– Память в порядке. Помню всё, как вырос в Новосибирске, как воевал на Европе, эту девушку помню, – Михаил улыбнулся Джэй, на этот раз более естественно.
Джэй подошла и нежно посмотрела ему в глаза. «Тот самый бионик. Так, надо обнять ее посильнее»
– Милана, голубушка, наш герой войны жив и даже вполне себе здоров, – главврач хотел пошутить про излишне крепкие объятия, но, посмотрев на коллегу, понял, что лучше не надо.
– Сергей Викторович! – она недовольно свела руки на груди. – Нам надо его проверить. Вчерашние нарушения имеют какие-то причины. Провалы в памяти могут быть симптомом серьезного заболевания.
– Михаил, если все же произойдет такое, что не сможете сообразить, зачем шли, куда шли – звоните нам. А вы, барышня, понаблюдайте. Выписываем! – громогласно объявил главный врач и потянул Милану к выходу. – Он все помнит, и у нас нет оснований его удерживать. Я знал одного такого солдатика, так он…
Автопилот такси выбрал нижний путь, так что они летели между небоскребами, чьи композитные стены переливались в тон рассвета.
«Восьмиминутные фотоны света достаточно сильны, чтобы окрасить многовековой город в свой цвет, а я не могу найти выход и, главное, причину»
Михаил односложно отвечал на все расспросы Джэй и, кажется, много читал на внутреннем экране.
– У тебя правда нет провалов в памяти? – она не понимала, что ее больше беспокоит, слова врача или перемены в его поведении.
– Честно говоря, некоторые вещи я не помню, – он отстраненно смотрел на город. Непонятно было, где его сейчас больше, с этой стороны окна или с той. – Но постепенно всё вспоминается. Ты не переживай.
Только на последней фразе он повернулся к ней, но Джэй не хотелось выяснять, что это, желание успокоить или страх не посмотреть в глаза во время вранья.
По возвращению домой бионик предложила включить старые фильмы, но человек только меланхолично глянул «сквозь нее», хотя не было похоже, что он в восторге от сибирских пейзажей на стенах. Несколько часов Михаил лежал в кровати, уткнувшись во внутренний экран, а Джэй сидела за столом спиной к нему и перечитывала классику, пытаясь понять, какой из миров шахматиста более реален, там, где есть шахматы, или где их нет.
Дело было не только в нарушении обычного распорядка их жизни, хотя после кино ее обычно ждало время миллиона сенсорных вспышек в его объятиях. Что-то было еще. Он был отстраненным, но это могло объясняться послеоперационным синдромом. Он был далеко. И он был не её. Или её, но … нет, она боялась перевернуть эту фразу, чтобы не перевернуть все остальное.
Михаил внезапно вскочил и начал собираться.
– Ты куда?
– На встречу … на встречу со старым знакомым.
– Вызвать такси? Мне можно с тобой?
– Я уже вызвал. Нет, нельзя, – холод и отстраненность сменились раздражением. Он пошел к выходу.
«С тобой нельзя, значит, за тобой можно», – подумала Джэй, провожая его на парковке аэротакси на 50 этаже. Минута, и еще одно такси приземлилось на ветреной площадке. Включенный трекер в браслете Михаила, минимальные пробки и немного надежды, что он не станет смотреть на ее местоположение на карте, – вот что ей сейчас нужно.
– Едем за этим маркером, держимся не ближе 100 метров – скомандовала она автопилоту и переслала тег в экран такси, который зажегся зеленым, после чего машина с легким рычанием поднялась над площадкой и рванула сквозь город.
Михаил летел по нижней транспортной системе, разглядывая неровные ряды домов, стены которых были превращены в огромные экраны. В дневное время суток искусственный интеллект, управлявший изображениями, старался заразить жителей рабочим настроением, и сейчас Корнеев проплывал перед черными картинками на желтом фоне. Фигуры напоминали кляксы из теста Роршаха, всплывающие или переливающиеся друг в друга.
Непонятно, как завораживающий танец чернильных капель на лимонном фоне мог повышать производственную эффективность, но на прохожих и проезжих он действовал гипнотически. Казалось, ты погружаешься в этот мир, и тебя медленно выветривает из вселенной стрессов и дэдлайнов.
Искин экранов не давал глазам привыкнуть – размытые пятна то становились четче, то снова разъезжались в перспективе, после чего плавное движение точек смеялось медленной пульсацией волны, мозг уставал искать логику в этом хаосе и растворялся во внутреннем океане тишины.
Монах, 24.09.2095
«– Томас, бриф!
«Дзен и искусство ношения бревен». Я скоро буду готов написать книгу с таким названием. «Куски дерева натерли вам руки? Подумайте, как глубоко уходит ваша боль?» Отличная тема. Или, скажем, «Миллионы мыслей проносятся в вашем сознании, пока вы таскаете бревна? Поймите, что вы на самом деле ничего не таскаете, а слушаете обезьяну в своей голове, и просто держитесь за деревяшку, чтоб никто вас не раскусил».
Мы с Кольей несем очередной обрубок дерева. Крутой склон, комары, зудящие ладони и да, миллионы мыслей. Дышу. Вдох-выдох. Разглядываю отслаивающуюся кору на бревне. Слежу за словами, образами и мелодиями, пролетающими в моей голове. Учусь принимать их такими, какие есть, и отпускать на свободу. И тут одна из настоящих лесных птиц садится прямо передо мной на отрубленный сук сосны и начинает долбить его. Тук-тук.
Пугаюсь то ли птицы, то ли принесенной ею мысли. Неужели медитация и все эти духовные практики помогли мне выключить второй голос в голове? Теряю равновесие. Спотыкаюсь, бревно валится из рук, ударяет Колью по спине, падает на каменистый склон горы и с грохотом катится вниз, где монахи с трудом успевают увернуться.
– Томас! – слышу ее крик откуда-то снизу. – Придется применить к тебе жесткие методы!».
– Томас! – Михаил проснулся с именем персонажа его сна и желанием найти этот монастырь, но тут же вспомнил о человеке, которому он должен был нанести визит первым.
Город захватывал все новые пространства у земли и воздуха. Небоскребы стремились ввысь и вглубь земли, что казалось странным, учитывая постоянный спад рождаемости, о которой уже никто не беспокоился – рабочие руки и семейное тепло всегда можно было найти на фабрике биоников. Взрывной рост производства андроидов раздувал территорию города, заставляя силы его гравитации всасывать в себя все новые спутники.
Вот и сейчас машина остановилась в месте, которое Михаил еще помнил деревенской окраиной с дачными участками и электричкой по расписанию на жестяной доске. Ныне это был спальный район с 20-30 этажными домами, в центре которого как по трафарету вырезан квадратный километр для тех, кто согласен хранить свое прошлое в сырой земле.
Корнеев ввел фамилию и имя в справочном табло и получил в брэйннет чек с номером и маршрутом. Всё сильно изменилось с его последнего прихода сюда. Нет, кое-где всё еще стояли покосившиеся мраморные памятники, но по электронным монументам, экранам с фильмами о покойных было понятно, что цифровые технологии так глубоко проникли в нашу жизнь, что добрались и до смерти.
Михаил, наконец, пришел к месту, указанному в чеке. Вот она.
Датчик в памятнике среагировал на движение вблизи, и над могилой всплыла реалистичная голограмма. Зазвучал хрипящий динамик.