Вовне. Том 1. «Нея»

Медобслуживание должно было длиться 6 часов. Джэй ждала до вечера. Абонент был недоступен. Снова и снова. Оператор клиники ей сказал, что операция пока продолжается. Потом – что пациент отдыхает после операции. Она просила кого-то из врачей с ней связаться. Ей позвонили только следующим утром.

Марсианин, 23.09.2095

«– Это ведь я помогла тебе после обнуления.

– Спасибо тебе.

– Нет, ты не понимаешь. Многие после обнуления остаются овощами, их же нужно учить всему снова.

– А ты меня спасла, спасибо.

– Да, я тебя спасла, на минуточку. Занималась с тобой на рудоуправлении. А ты не ценишь ничего, – она начала всхлипывать. – Всё время проводишь в этом своем … гараже. Даже с детьми не поиграешь, не поговоришь с женой.

– Я же сейчас говорю с тобой, – подхожу к детям, достаю из кармана стикеры и карандаш. Пара штрижков. – Коле робот, Мите – собачка.

Дети радуются маленьким рисункам, но звук бензопилы всё еще стоит в ушах.

– Ты куда опять собрался? А?

Подхожу, пытаюсь поцеловать, но она сегодня так не выключается.

– Ответь мне, опять в гараж? И когда пойдешь к врачу с кишечником? У Нины вот мужу операцию делали, это не шутки…

Закрываю дверь. «Она орет, но, по сути, права. Надо что-то делать, невозможно терпеть эти судороги постоянно. Запишусь к врачу. А пока нужно отвлечься, тогда не так болит. Так, еще раз всё осмыслить. Он не мог не подстраховаться. Да, копы не нашли ничего ни в Его доме, ни в Его сетях, но где-то должен быть сейф. Такая прорывная разработка не могла пропасть».

Иду по двору с темно-зеленой пылью, наблюдая, как вдалеке готовится искусственная дождевая туча. Понимаю, что на ходу стучу себя по животу, и тут вспышка осознания освещает пещеру моего ума. Бегу, трясущимися руками открываю гараж, бросаюсь к холодильнику с медикаментами. Стерилизую иглу, подключаю к нейроадаптеру, сбрасываю рубашку и мажу живот спиртом. Вот сейчас я узнаю.

Ввожу иглу. Кажется, задел сосуд. Кровь. Еще. Не отвлекайся, ищи нерв. Нейроадаптер вибрирует и писком сигнализирует мне, что нащупал сеть. Давай же – не знаю, сколько тут протяну! Прижимаю вату к ране, она моментально окрашивается в пурпурный. Еще вату. Ищи. Прижимаю сильнее, но от этого нейроадаптер только соскакивает с нерва. Снова поиск, снова писк. Держу тюбик с биопеной. Надо успеть залить, когда буду терять сознание.

– Давай!

Тишина. Картинка темнеет. Я не продержусь долго. Не вижу ничего, наощупь открываю одной рукой тюбик. Буду ждать, пока… и в этот момент слышу длинное гудение. Он нашел!

– Нашел!

Они стерли мое сознание. Почистили все нейросети головного и спинного мозга. Уничтожили Его личность и всю память о великом деле, которое Он планировал. Всё, чтобы новый Я не мог вернуться к Новой версии. Чтобы вечно чинил биоников рудоуправления и выращивал овощи для начальства. Но они забыли про нервную систему кишечника, автономную от мозга. Она отвечает за сокращение стенок мышц, но она состоит из нейронов, а значит, в ней можно оставить информацию. Код. Перед стиранием личности Я записал туда код программы и теперь смогу продолжить начатое. Если выживу сейчас».

6. Ты моей никогда не будешь

Физик, 24.09.2095

« – Добро пожаловать на Меркурий, – светловолосый бионик в серебристом костюме помогает нам выбраться из «кабины космолета». Двигаясь слегка механистично, как все андроиды первых поколений, он приводит нас в темный зал, на дальней стене которого через узкую длинную полоску пробивается мощный свет.

– Включите затемнение экрана в своих скафандрах, – робот проверяет, выполнили ли мы его просьбу. – Вы готовы?

– Да! – слышу я твой голос в динамике, и узкая полоска начинает расширяться, наполняя зал ослепляющими лучами. Мы обнаруживаем себя стоящими на огромной скале посреди серо-коричневой пустыни. Вижу, как ты любуешься отражениями света на перчатке своего скафандра.

– Папа, мне так нравится в Музее Солнца!

Мне что-то хочется сказать тебе, но бионик начинает рассказывать нам про то, что Солнце миллиарды лет сжигало планету Меркурий, про первые неудачные попытки использования всего этого тепла, про современные научные базы под управлением искусственного интеллекта…

В этот момент я, кажется, теряю себя во сне.

– Паап, паапа, – возвращаюсь только когда мы «летим в космолете» и меня немного укачивает, но тебе явно весело. – О чем ты задумался? Опять о своей книге про то, что мы все живем в компьютерной игре?

– Там все сложнее, детка. Это может быть не игра.

– А вот мама говорит, что если мы все живем в компьютерной игре, то где-то должен быть экран, через который на нас смотрят, а его нет.

– Мама говорит …  А ты-то сама что думаешь?

– А я не хочу жить в игре, – ты задорно смеешься.  – Потому что тогда мой вчерашний сон про принцесс будет не взаправду.

Мне хочется улыбнуться тебе и просто потрепать по щеке. На секунду кажется, что я могу контролировать руку, чтобы дотянуться до тебя, но потом это ощущение проходит. Вероятно, со стороны казалось странным, как я смотрел на свои перчатки скафандра.

– Папочка, ты у меня такой забавник… Или как там это слово?»

«Что если врачи ошиблись в его настройках и он никогда не узнает меня? Что чувствуют бионики, от которых отказываются люди, до того момента, как им обнуляют память? Может, это похоже на то, как он отказывается от блинов, которые я только что приготовила? Только сильнее. Насколько сильнее? До небес? Никак не пойму, как люди пользуются этими красивыми фразами».

Джэй постучала. 5 секунд. 10. Еще раз. Ничего, кроме слабого эха от ее стука в длинном и пустом коридоре клиники. Эмоциональный блок отозвался ощущением одиночества в холодной полутьме. Нажала на ручку двери, та с легким щелчком открылась.

Внутри тоже было мрачновато, но сквозь матовое стекло еще одной двери пробивались лучи света.

– Вот и думайте, в чем дело, – где-то в глубине зала девушка в белом халате кричала на двух медицинских биоников. Свет в зале был выключен, но в воздухе висела огромная голограмма с миллионами желтых огней, соединенных такими же желтыми нитями. – Почему вчера работали одни нейросети, а сегодня другие?

– Добрый день. Я бионик Михаила Корнеева, мне нужна Милана Мигунова.

Разговор на повышенных тонах стих, к ней подошла темноволосая девушка, которая явно пыталась подавить свое раздражение, чтобы начать неприятный разговор дружелюбно.

– Здравствуйте, подойдите сюда, ничего ж не видно. И давайте на «ты», – теперь они стояли друг против друга внутри голограммы, среди гирлянд огней, которые посекундно вспыхивали и затухали. – Джэй, у Михаила Дмитриевича есть какие-то родственники или близкие друзья? … Я имела в виду…

– Милана, простите, как вас по отчеству?

– Давайте просто Милана, без отчества.

– Насколько я знаю, никого нет. Кроме цифрового двойника его погибшего друга с войны на Европе и приятелей-сослуживцев.

– Хорошо, тогда вам расскажу. У нас возникли некоторые сложности. Мы провели все необходимые по регламенту процедуры для медобслуживания 40 тысяч дней. Но когда мы начали проверять, как работает его мозг во сне, как он просил, – Джэй подумала, что она как будто специально выделила голосом эту фразу. – Михаил впал в кому. Мы смогли вернуть его через несколько часов, но он ведет себя странно. Не понимает, где находится и кто его окружает. Мы обнаружили, что его нейросети работают не так, как раньше. Уверена, что всё восстановим, но хотелось бы, чтобы вы пообщались с ним – он как раз скоро проснется.

Милана ненавидела такие моменты. Нет, это часть ее работы – в чрезвычайных ситуациях рассказывать всё близким, но как это сложно, когда этот близкий – бионик. Кажется, что даже та сотня нейронов, чьи голограммы сейчас светятся на лице, волосах и треугольных ушах Джэй, были способны на большие эмоции, чем сама Джэй с ее глупеньким личиком. И по закону ей надо было советоваться с этим существом. Радовало, что по тому же закону подать в суд на клинику бионик не может.

– Послушайте, Михаил Корнеев – герой войны на Европе,– Джэй трудно было сосредоточиться на речи, пока она наблюдала за всеми этими огоньками и понимала, что говорит о Михаиле, находясь в голограмме его мозга. – Это плохо повлияет на репутацию клиники, если окажется, что такой человек в вашем центре лишился оперативной памяти…

– Проверьте лобное ингибирование системы зеркальных нейронов,– если нельзя кричать на биоников клиентов, то медицинские бионики все стерпят.

– Там все хорошо, – отозвался голос откуда-то из лобной доли.

– Милана, вы должны починить Михаила, – Джэй смогла отвлечься от пульсирующих вокруг них нейросетей. – Он прожил великую жизнь и не заслужил объятий забвения.