Мартын стоял в толпе и с горечью смотрел на ликующих горожан. «Дождались. А чего дождались-то? Чем китайцы не угодили? Ведь дураку понятно, что всем верховодили япошки, это по их приказам все творилось. А теперь им и таиться не надо, теперь они развернутся». Он махнул рукой, задел соседа, извинился и увидел, что шапками машет только первый ряд горожан. Остальные, как и он, стояли молча. «Слава Богу, понимающих хватает, я не самый умный» – Мартын пошел домой.
Случилось так, как и должно было случиться. Вместе с японской армией пришли японские жандармы и сразу заработал репрессивный механизм. Оказалось, что у японцев сильно развита шпионофобия, они видят лазутчика почти в каждом русском. Начались аресты, допросы и пытки. Тотальные слежки за русскими, китайцами и даже друг за другом были нормой поведения новой власти.
Пытки в японских застенках были делом повседневным и обычным. По изощренности их приемы пыток превосходили описанные в «Молоте ведьм». В основном у них все делалось просто, но…
Например, между пальцами ног вкладывали тоненькие прутики и забинтовывали ступню, исключая при этом возможность дотянуться до ног руками. Уже через пару часов начинался дискомфорт, а через 5 часов боль охватывала ноги от пальцев до паха. Через 7 часов человек был готов лезть на стену от боли и в этом состоянии выдавал все тайны. А если он не знал никаких тайн, то придумывал их для того, чтобы скорее вынули эти проклятые прутики.
Японские жандармы знали свое дело и к лету того же года Мартын был вычислен ими как бывший служивый пограничной стражи. В погожее майское утро, когда Мартын заканчивал подметать улицу, рядом с ним остановилась пролетка и сидевший в ней жандарм приглашающе махнул рукой. От таких приглашений не отказываются, поэтому Мартын молча подошел к пролетке и вопросительно посмотрел на седока. Тот, что-то лопоча по-японски, вырвал из рук Мартына метлу, отшвырнул ее в сторону и пальцем указал на сиденье напротив себя.
Через 10 минут Мартын входил в жандармскую управу. Надписи на табличках ему ни о чем не говорили, поэтому он не знал к кому его привели. В кабинете за столом сидел худощавый японец в форме: «Здравствуй, Мартын. Зовут меня Кичиро Тиба. Ты будешь при обращении называть меня Тиба-сан, что по-русски звучит господин Тиба. Я помощник начальника управления и работаю с русскими, потому что знаю русский язык. У нас в Харбине мало солдат и мы принимаем на службу русских. Ты сделаешь присягу императору, получишь винтовку и будешь охранять склад с бензином и спиртом. – Уловив в лице Мартына недоумение и желание отказаться, Кичиро Тиба поднялся из-за стола, сделал жест в сторону двери и продолжил – Отказываться не советую, у нас простые, но очень хорошие способы уговорения».
Еще по дороге в подвал Мартын услышал крики боли и внутри у него все сжалось. Страх пыток вернулся к нему, очень сильно захотелось в туалет. Внизу царил полумрак, но все было видно. Прямо у двери полулежал человек с синим опухшим лицом и издавал стоны, пытаясь что-то сказать. Внимания на него не обращали, а бедолага, похоже, кончался и интереса для мучителей не представлял.
Чуть дальше располагался орущий во все горло абсолютно голый мужчина чуть моложе Мартына, а на выбритый на его темени кружок капля за каплей падала жидкость. «Ничего плохого, просто вода, – уточнил Кичиро Тиба – но она капает уже сутки. Он в своем донесении сделал обман и не говорит почему так поступил. Этот сильный, а тот, который не хотел служить у нас, просидел под каплями только полдня. Потом начал смеяться и петь песни»
Мартын молча кивнул головой, вздохнул и махнул рукой в сторону выхода. Все вернулось на круги своя: в Маньчжурии он со стражи начал, стражей и закончит. А то, что это конец, Мартын почему-то не сомневался.
***
На удивление Мартына, на склад он не попал, а был определен в охрану железной дороги под непосредственное начало Бампо. Бывший подданный короля Италии, ныне гражданин Китая, капитан японской армии, разговаривающий на русском, и, чего Мартын не знал, агент четырех разведок. В настоящее время служил в контрразведке Японии.
Работать Бампо умел, шпионом он был, как говорят, от Бога, японцы это знали, лишнего при нем не говорили, а в контрразведке он вреда не приносил.
При напутствии Кичиро Тиба предупредил, что главная задача Мартына – наблюдать за всем, что делается на дороге и ежедневно давать письменный отчет Бампо-сан. «Растудыть твою в качель, приплыл» – мелькнуло в голове Мартына. Он еще не знал, что ему повезло.
Тысячи харбинцев, вышедших на улицы встречать японских оккупантов, были убеждены в том, что пришла сила, способная помочь им в возврате потерянной Родины. Но Япония в ближайшее время не собиралась нападать на СССР, поскольку совершенно не представляла себе расклад сил. Зато очень боялась, что Россия также изучает их военные возможности, и организовали тотальный контроль за населением Маньчжурии почище, чем ОГПУ.
Основная масса завербованных контрразведкой занималась доносительством на платной основе. Платили мелочь, но за каждое донесение, получалась сдельная оплата труда, стимулирующая доносчиков. Затем шли филеры – «стукачи». Сюда приходили добровольно, решая трудную для себя нравственную задачу: стучать или пухнуть от голода. Не для всех решение было очевидным, но нанимались в филеры из безысходности. В отличие от доносителей, филеры получали конкретное задание проследить за интересующим японцев человеком.
Мартын же занялся известной ему работой: борьба с контрабандой. Первый же случай отличиться произошел через месяц после начала службы.
Нормальный товарный вагон, пришедший ночью на сортировку, был ничем не примечателен. В меру облезлая зеленая краска и четко нанесенные белым стандартные надписи. Слева от раздвижной двери написано «КВжд» под эмблемой дороги и тут же «20т», справа надпись «40 человек или 8 лошадей». Дверь была заперта на большой амбарный замок, а у вагона стояли два гражданских мужика с пистолетами за поясом и ножами в ножнах. Это было нетипично.
– Таможня, ребята. Кто такие, что в вагоне? – Мартын сходу решил, что они понимают русский язык.
– Пошел на … – они не только понимали русский язык, они на нем еще и говорили.
Мартыну стало нехорошо. В голове зашумело, глаза налились кровью, по телу пробежала дрожь. Взятки ему предлагали неоднократно, убить обещали несколько раз, но вот посылали так далеко впервые. Мощный удар в солнечное сплетение вырубил говорившего, а второй, не успев схватиться за рукоятку итальянской беретты, тут же взвыл от боли. Применивший болевой прием к нарушителю Мартын уже вовсю свистел в свою дудку, созывая полицию.
И вдруг из вагона явственно зазвучали женские крики и стук в дверь. В три удара прикладами полицейские сбили замок и застыли: в товарном вагоне оказались 11 девушек в возрасте 15—16 лет, две из которых были мертвы. Увидев людей, девушки заговорили все разом, но в этом гвалте Мартын сумел уловить суть.
Третьего дня в Цицикаре родители сдали девчонок агенту благотворительного фонда для отправки в цивилизованные страны, где им светила работа в качестве гувернанток и горничных в русскоговорящих семьях. Всех явившихся посадили в автобус и отвезли за город, где заперли в неотапливаемом сарае. Вещи отобрали, а ночью было не жарче плюс двух градусов. Девчонки простудились. Вчера их запихали в товарный вагон и продержали в нем сутки, пока не прицепили к паровозу. Из еды давали рисовые лепешки и воду. Две девочки заболели еще в сарае, в вагоне появился сильный жар, а потом они затихли почти одновременно.
– Что это, господин Бампо? Как такое могло случиться? – спросил Мартын у своего начальника, сдавая тому отчет.
– Да ты, Мартын, как вчера родился. Обыкновенная работорговля, существующая тысячелетия. Пришли в Китай беженцы, а с ними пришли нищета и безысходность. Группа твоих соотечественников тут же организовала поставку красивых девушек в бордели. Люди из числа офицеров заводили знакомства со своими бывшими сослуживцами и предлагали безвозмездно помощь. Они обещали переправить их дочерей в Австралию, Канаду, Аргентину, где с большой охотой брали на работу гувернантками русских девушек. Родители отдавали детей в их руки и совали при этом какие-то дешевые ювелирные изделия в качестве оплаты за услугу. Власти всегда боролись с этой напастью, но всякая власть обожала мздоимство. Я сам видел, как расплачивались с крупными чиновниками за свободный транзит. Японцы запретили торговлю людьми и теперь будет расследование и казнь участников данного инцидента.
– Так все кончается? Или японцы тоже возьмут деньги?
– Нет, Мартын, не кончается, хотя и денег не возьмут. Организаторы – хитрые люди и имена их никто не знает, так что выдать не смогут.
– Растудыть твою в качель, да что же, на выродков управы нету?
– Есть, Мартын, есть. Да хотя бы и мы с тобой. Вот спасли 2 души – и хорошо.
– Почему две, а не девять, господин Бампо?
– Да потому, что оставшиеся в живых вернутся в нищету и убожество, а там уже и по собственному желанию придут в дом с красным фонарем. Ты в Харбине такие дома знаешь?
– Да уж давно не мальчик, господин…
– Оставь в покое это слово, не нравится мне оно. Зови уж Бампо-кун. Так японцы обращаются к товарищу по работе одного с ними социального уровня.
– Принято, Бампо-кун. – улыбнулся Мартын.
***
Служба потекла своим чередом. Контрабанда, наркотики, нападение хунхузов – все то, с чем Мартын познакомился еще на рубеже прошлого десятилетия. Японская форма ему не мешала, хотя отношения с прежними товарищами разладились. Ну да Бог им судья, каждый в жизни выживает как может. Мартын чести своей не терял и безнравственных поступков не совершал. Ему ни за какие свои поступки не было стыдно перед сыном.
Учился Ваня хорошо. Ему легко давались точные науки, он любил химию, особенно органическую, но были и проблемы. Ваня много читал. Сначала дома, потом ходил в библиотеку, но вот история Ване просто не давалась. Заучивание дат приводило его в смятение, и шестнадцатилетний Иван искал ответы у отца.
– Папа, ну на фига мне знать в каком году правил Василий Третий? Ну, был такой. Ну, сын у него родился. Иван Грозный.
– Сынок, тебе «Королева Марго» нравится?
– Да, папа
– А «Князь Серебряный»?
– Тоже нравится.
– А ты когда-нибудь задумывался о том, что Дюма и Толстой пишут об одном и том же времени? В то время, когда Генрих Наваррский боролся за выживание в Париже, в России беспредельничал Иван Грозный.
– Да ты что! Как-то я и не подумал. Мне казалось, что времена Грозного – это зачатки цивилизации на Руси, а времена Генриха – это расцвет.
– Ты прав, Ваня. Франция здорово обогнала в развитии Русь. Но ведь для того и знание дат нужно, чтобы понять: за довольно короткий срок Россия сумела догнать французов.
– Ну и черт с ними, папа. Мне история Харбина нужна, а Франция далеко отсюда.
– И что ты знаешь об истории Харбина?
– Да только то, что пацаны на улице говорят. В школе как-то не очень растолковывают нам эту историю.
– Это потому, что нынешняя власть никакого отношения к истории Харбина и КВжд не имеет. Все это делалось до них.
– Ну, расскажи.
Мартын подумал, заказал сыну 2 стакана чаю на двоих, отхлебнул из своего, чинно допил до конца и только потом начал: