– Скоро они придут в Барнаул за золотом и серебром.
– Серебряный караван, что ли грабить? Пустая затея. Неужели не знают, что он ходит под надёжной охраной.
– Нет, господин Шангин. То серебро демидовские люди спрятали. Сделали чертёж, записали его тайнописью, а после сожгли. Тайнопись в трёх местах, и пока все части не соберёшь, плана не начертишь. У атамана две бумаги, а третья в Барнауле. Я не знаю у кого, но это сын демидовского приказчика.
– И когда они прибудут в Барнаул?
– На днях, однако. Не знаю, все, или только атаман. Зовут его Василь Никанорыч, а его ли это имя – никто не знает. Но я его видел, помню. Коль его поймать, можно выведать и про клад. Но раньше надо вызнать у кого могут быть недостающие записи, пока не пришли тати.
– Я подумаю, кто бы это мог быть, и расскажу обо всём Чулкову.
– Вы что же, хотите отдать клад в казну?
– Шангин вдруг остановился и задумчиво посмотрел на заводской дым.
Он даже не подумал, что можно поступить иначе. Он всю жизнь был казённым человеком. И всё что он имел – достаток, слуг, почёт, чин и звание члена-корреспондента – всё это дала ему казённая служба.
Конечно, и он не без греха. Будучи начальником рудника, распределял мужиков на подвозку руды, это входило в условия казённой службы, хоть и не оговаривалось в инструкции, но всеми понимали, что за это надо платить. А чтобы присвоить казённое добро?..
– Пётр Иванович, то серебро и золото ничьё. Те люди давно померли, да и не их это добро было, – увидев колебание в душе Шангина, проговорил Эркемей. – Давайте, разделим между собой. И отрокам надо выделить толику, хоть они ничего и не знают, но много претерпели от злодеев разбойников.
Пётр Шангин молчал. С одной стороны, вроде бы и в самом деле ничьё золото, с другой стороны – демидовское, а раз демидовское имущество отошло в казну, значит, казённое, но и лишить Эркемея и мальчишек возможности выбраться из нужды тоже как-то жалко. Да и ему самому лишние денежки бы не помешали.
– Не знаю, – задумчиво ответил Шангин. – Пока скажу Чулкову только о разбойниках, а коли и в самом деле добудем золото, тогда и решать будем.
Глава 7. Тати в городе
Август подходил к концу. Появились первые жёлтые листья и первые заморозки белили утрами траву, но просыпалось солнце, согревало своими лучами продрогшую за ночь землю и закоченевшая под луной трава сбрасывала с себя изморозь и протягивала к теплу свои тонкие пальцы. Флора оживала и вносила в мир людей покой, умиротворение и желание приносить окружающим добро, но, к сожалению, не у всех просыпающихся по утрам было радостное настроение. Были такие люди, которые думали лишь о собственной выгоде и готовы были пойти ради своих низменных потребностей даже на злодейство. Не видели они ни солнца, ни зелень травы, да и жизнь свою тоже.
В один из таких дней Айланыс поднималась по крутой улочке Иванова Лога. Дед велел набрать трав, да и хотелось, в который уже раз, полюбоваться на Обские дали. Дед Эркемей говорил, что с Алтайских гор видно ещё дальше, и ещё красивее.
Айланыс подходила к концу улочки, оставалось всего три дома, когда услышала оклик: «Эй, девонька! Подь-ка ко мне!»
Что-то не понравилось ей в этом оклике. Не оглядываться, идти, будто не слышит, может быть и обошлось. Нет, оглянулась и обмерла. Какой-то бородатый мужик, она не сразу поняла, где его раньше видела, стоял у калитки и показывал на неё пальцем.
– Вот она, кыргызка, имай! – донёсся до девочки ор мужика, и Айланыс увидела, как бородач устремился в её сторону.
Будто прутом стегнули её, и побежала она вверх по улочке, к яру. На бегу увернулась от второго мужика, перескочившего через изгородь и кинувшегося ей наперерез.
Теперь она вспомнила, где видела и того, и другого.
– Разбойники, – пронеслась мысль в её голове.
Эх, не туда бы ей нужно было бежать, проскочить бы мимо разбойников, да вниз, в город, к людям, а Айланыс побежала в степь.
Выбежала наверх, оглянулась. Сзади четверо бегут, в руках что-то держат. Теперь уже ни к городу, ни к кладбищу не пропустят.
Грянул выстрел, и услышала Айланыс свист пули. Никого не обрадует этот свист, и Айланыс испугалась, заметалась.
Больше не стреляли, но понемногу стали настигать, ведь они не шарахались из стороны в сторону. Бежали саженях в пяти и прижимали к обрыву, круто падающему в Обь. В руках пистолеты, между ними не проскочишь.
Айланыс подбежала к обрыву, легла на край, глянула вниз. Стена обрыва была сажени полторы, потом крутой склон, поросший лебедой, полынью, дурманом, а кое-где и кустами акации, за ними сразу река. Страшно, но всё ближе топот ног, а он ещё страшнее.
Развернулась, ухватилась за край обрыва, повисла, но спрыгнуть не успела – земля обвалилась. К счастью, самый краешек отвалился от края обрыва, и Айланыс не упала на спину, а заскользила по песчаной стене, цепляясь руками за всё, за что можно было ухватиться. Что-то дёрнуло плечо, больно обожгло ладонь, падение прекратилось. Встала Айланыс на четвереньках, глянула вверх. На обрыве пока ещё никого не было. Встала и побежала наискосок по склону в сторону города, напрямик было слишком круто, и вдруг увидела, что наперерез ей по склону спускается разбойник, отрезая путь к городу. Развернулась и побежала в другую сторону, к реке. Вскоре бежала уже вдоль берега. От весеннего паводка и коренной воды давно уже не осталось и следа, откатила река, оголив берега, и между рекой и обрывом образовалась широкая полоса слежавшегося песка, по которому было легче бежать, нежели по траве и меж кустов. Изредка попадались пятаки жирной, ещё не просохшей глины, на ней было скользко, два раза Айланыс упала, а тут ещё вымоины, того и гляди подвернётся нога, но Бог миловал. Бежала, изредка оглядывалась, и видела, что всё дальше и дальше уходит от преследователя, всё реже он показывается из-за поворота, но не останавливалась, хотя бежала из последних сил. Впереди был овраг, зарастающий мелкой травой, чахлым кустарником и ивой. Добежала до него и бросилась по тропе вверх, в желании логом уйти от злодеев, а потом к кладбищу и в город, но в верховьях оврага замаячили головы, и беглянка шарахнулась назад. Метнулась в отвершек (боковой овражек, впадающий в главный овраг) с крутыми суглинистыми стенками и в этой стенке увидела тёмную дыру, не думая, забежала туда.
Это была небольшая пещера, промытая водой в лёссовой суглинисто-песчаной породе. Сажени полторы Айланыс прошла, не сгибаясь, можно было и руку поднять, потом пещера повернула вправо и ещё сажени две (сажень = 2.1336 метра) была выше роста девочки. Закончилась пещера узким ходом, уступом идущим круто вверх.
Села Айланыс на корточки, отдышалась от быстрого бега, осмотрелась и поняла, что загнала себя в ловушку.
– Не надо было лезть мне сюда, в эту ловушку, но что уж теперь… Может, не заметят, – подумала, а на душе жутко страшно от могильной прохлады накинувшейся на хрупкое тельце.
Сумрачно, безмолвно и хочется плакать от безысходности и страха, громко, так чтобы обрушить этот зловещий покой, но снаружи были преследователи, которые, как поняла Айланыс, желали ей не добра, а, вполне возможно, смерти.
Вот у входа послышались голоса.
– Здесь она. Больше негде быть. Надо факел сделать из бурьяна сухого. Выловим!
Айланыс протиснулась в узкий лаз, поднялась по нему, сколько могла, подтянула ноги.
– Чёрт, не видно ничего, больше дымит, чем светит.
– Выкурить бы её дымом.
– Это ж половину лога надо выпластать, чтобы столько сухой травы набрать.
– Стрельнуть в эту дыру пару раз и все дела.
– Ты что, сдурел? Всех нас завалит.
– Слышь, мужики, пошли на выход, завалим вход, век ей не выбраться.
– А и то верно, – согласились остальные.
Стихло.
К счастью, у разбойников не было длинных фитилей, и пороха было мало, да и боялись они заложить заряд в конце пещеры – могли не успеть выскочить из лога, и их самих бы завалило, но на выходе они увидели, что по потолку пещеры прошли трещины, туда они и заложили два заряда. Сделали лунки, положили мешочки с порохом, подвели сухие трубки из сухой травы, также с порохом, забили всё это глиной и подожгли, прокричав в пещеру: «Чтоб тебя черти сгрызли, басурманка косоглазая», – подожгли самодельные фитили и отбежали подальше.
Сначала треснул один взрыв, следом второй, зашелестело, и глухой удар потряс стенки пещеры. Воздушная волна пошла по убежищу маленькой беглянки, принесла запах пороха, сырой глины и, уходя по щели вверх, отхлынула, уже слабая, еле заметная, назад, увлекая за собой мелкие глиняные комочки.
Айланыс спустилась вниз.
– Неужели всё? – подумала она.
Но рухнул только потолок начального входа, за поворотом потолок удержался. Но вряд ли это было лучше. Вход был закрыт наглухо.
Разбойники, тем временем, довольные своим делом, смотрели на заваленный вход.
– А вдруг выберется? Атаман, глянь, тут сверху какая то щель.