– Вряд ли я буду способен думать о чем-либо приятном.
– У вас что-то не в порядке?
– Меня поселили в номере, где недавно жила София Разумовская. Так что сами понимаете.
– Я это заметила по вашей курортной книжке. Ужасный случай. Кстати, она, как и вы, любила, чтобы я ей горячую воду наливала.
– Ужасный случай, – повторил я вслед за ней. – Мне всегда казалось, что человек, решившийся на такое, должен вести себя как-то иначе, чем обычно.
Медсестра в нерешительности потопталась на месте, но, видно, желание поговорить на волнующую тему оказалось сильнее запрета.
– Она вела себя, как всегда. По-моему, даже что-то напевала. Надела на голову чепчик, чтобы волосы не замочить, попросила меня насыпать в воду побольше лаванды, улеглась в ванну, заявила, что сейчас будет впадать в нирвану, и закрыла глаза. Я пожелала ей приятного отдыха и ушла укладывать остальных пациентов. Она велела не беспокоить во время приема ванны. Поэтому до конца процедуры я к ней не подходила.
Я подумал, что Нина – имя девушки вышито на бирке, приколотой к груди, – ощущала некоторую вину за происшедшее. И руководство, конечно, в укор ей ставило, что она инструкцию нарушила. Поэтому вольно или невольно она должна искать оправдания своих действий и моральную поддержку.
– Думаю, если бы в ванной комнате происходило что-то необычное, к примеру, возгласы, крики, шум, то вы бы обязательно их услышали…
– Шума никакого не было, – строго сказала Нина. Ее лицо вдруг омрачилось какой-то мыслью и, помолчав, она добавила. – Но больше всего меня возмутило вот это.
Медсестра достала из широкого кармана халата журнал и показала мне. Во весь размер обложки была изображена она сама. На фотографии ее лицо выражало высшую степень испуга. Широко раскрытыми от ужаса глазами она смотрела на кого-то прямо перед собой. Ясно видна была дверь за спиной Нины – та самая, возле которой она сейчас стояла.
Нетрудно догадаться, что снимок был сделан, как говорится, с натуры и, похоже, именно в тот момент, когда медсестра обнаружила тело певицы.
– Вот вы – известный журналист (удивительно, как моментально здесь распространяется информация), скажите, разве это не подло. Я имею в виду то, что здесь написано.
Я взял журнал – одно из многочисленных ныне изданий, живущих за счет дешевых сенсаций, вымыслов и домыслов. Типичная «желтая» пресса. На глянцевой обложке через всю полосу шел заголовок: «Медсестра проспала смерть знаменитой певицы!» Меня, конечно, больше всего интересовало другое – откуда снимок?
– Я совсем не спала, – возмущалась Нина, – а работала. Однако меня осрамили на всю страну. За что? Разве я виновата, что именно в мое дежурство такое произошло? Мне теперь грозит увольнение с работы. Попадись мне этот писака, я бы его… Неужели нельзя оставить человека в покое?
Произойди нечто подобное с какой-нибудь медсестрой на Западе, подумал я, она бы, как Моника Левински, выжала из ситуации целое состояние. Надавала бы кучу интервью, села за мемуары, да еще насочиняла бы всяких небылиц. А этой женщине – просто обидно, и она хочет, чтобы ее не беспокоили.
– Не волнуйтесь, – сказал я. – Вы ни в чем не виноваты. Среди журналистов, как и везде, есть, к сожалению, люди нечистоплотные. Давайте сделаем так: вы мне подробно расскажете все, как было. Мы напечатаем, и статья будет опровержением этой лживой информации.
– Ой, что вы, – замахала руками Нина. – Меня точно тогда выгонят с работы. Нет, не могу.
– Тогда, возможно, вы знаете, кто сфотографировал вас? Снимок, похоже, сделан в ванной комнате…
– Нет, – она замотала головой. – Здесь никого не было. А когда приехала милиция, то корреспондентов сюда вообще не пускали. Я понятия не имею, как получился этот снимок… Ой, заболталась я с вами. Мне пора пациентов поднимать.
В раздевалке я обратил внимание на зеркало. Видно, в пансионате неравнодушны к ним – они всюду. Зеркало было огромным, во всю стену. Но не в размере его главная достопримечательность. Если оставить дверь, что отделяет раздевалку от ванной, чуть приоткрытой, то в зеркало хорошо видно, что происходит в ванной комнате…
2
Когда-то на месте пансионата была гостиница, построенная еще до Октябрьской революции, которую затем, еще в девяностых годах прошлого столетия, долго ремонтировали. Так долго, что даже местные жители стали забывать, что здесь на самом деле находилось.
И вдруг в течение каких-то нескольких дней все повернулось на сто восемьдесят градусов. Нахлынула строительная техника, заурчали краны и машины, здание одели в зеленую защитную сетку, и уже примерно через полгода перед изумленными ессентукчанами открылся фасад во всей своей красе. Над резной дверью висела красочная вывеска «Пансионат «Кавказский рай». На крыше целыми ночами сияла ярчайшая реклама.
Место было удобное – здание, словно величественный лайнер, выплывало на главную площадь, оставляя за бортом старинный лечебный парк с его тенистыми аллеями, ведущими к источникам с минеральной водой.
Стилизованный под старину пансионат скоро превратился в весьма модное заведение. В нем стали останавливаться популярные артисты, дающие между лечебными процедурами концерты и представления в местном гастрольном театре, кино и – шоу деятели, политики, бизнесмены, «новые» русские и «кавказцы». Бывали здесь и сомнительные личности, имеющие никому неизвестный источник доходов, тут же крутились проститутки, мошенники, завсегдатаи разных тусовок и презентаций и прочая околосветская публика.
Пансионат был необычайно дорог. Он предоставлял услуги с полным набором развлечений в сочетании с курортно-оздоровительными процедурами.
Вычурность и естественность, деловые встречи и непонятные сходки, политические саммиты и эффектные шоу – в этом роскошном пансионате под названием «Кавказский рай» бился нерв противоречивой российской жизни. Работали здесь молчаливые молодые ребята с хорошей спортивной выправкой в синей или черной униформе. То и дело у них пищали «мобильники», выслушивалась очередная информация и немедленно исполнялись приказания.
Небольшой городок, сохранивший до сих пор очарование провинциализма, как-то сжался от обилия именитых гостей и иномарок, которые заполонили площадь, от нового неожиданного состояния модности, к которому он никак не мог привыкнуть…
Особенности работы секретного сотрудника таковы, что он должен максимально вписываться в привычные представления, вкусы и образ жизни, бытующие в той среде, в которой ему приходится действовать. Если, конечно, работник не желает стать «погорельцем» или, другими словами, завалиться. Мне необходимо начать ухаживать за какой-нибудь женщиной, чтобы не казаться «белой вороной». Впрочем, и подходящий объект, наконец-то, появился. Нет, не просто подходящий, а весьма и весьма мне нужный.
…Одинокая скучающая дама появилась в пансионате сегодня утром, и уже днем перед обедом, направляясь по аллее Нижнего парка к четвертому источнику, я встретил ее возле питьевого бювета. Прислонясь к стенке, я прихлебывал теплую солоноватую водичку и наблюдал за дамой. Однако не только я один.
– Какова? – рядом со мной очутился Витольский, показывая взглядом на женщину.
– Очень недурна, – отозвался я. – И, кажется, без всякой свиты.
– О, да вы на нее тоже виды заимели, – усмехнулся Витольский. – Думаю, у вас ничего не получится. Кадр, конечно, аппетитный, но она сегодня, едва успев приехать, уже двоих отшила. Сам видел.
«Один из них явно был Витольский», – подумал я, а вслух лениво добавил: – Если бы у меня было время, может быть, я ею и занялся…
Расчет мой был верным. Азартный спорщик Витольский не мог пройти мимо такой наживки и тотчас клюнул:
– Держу пари, что у вас ничего не получится. Пять к одному, идет?
Предложение Витольского понимать надо так: если я проиграю, то ставлю пять бутылок коньяка. Если выиграю, то он – только одну.
– Идет, – согласился я.
Мы заключили пари, и я направился к стаканомойке, где в нерешительности стоял объект нашего спора. Женщина не знала, как пользоваться краном, чтобы сполоснуть стакан.
– Не надо трогать руками сосок крана, – сказал я. – Иначе вам обеспечен прохладный душ. Просто накиньте на него стакан и слегка нажмите на донышко. Видите, как просто.
Леди признательно улыбнулась мне. Изображая из себя опытного волокиту, я принялся укреплять свои позиции.
– Похоже, вы из «новеньких». И где остановились, если не секрет?
– Пансионат «Кавказский рай».
– Замечательно, оказывается, мы с вами жители одного дома. Не возражаете, если до пансионата мы пройдем вместе?
Проходя мимо Витольского, я подмигнул ему, на что он с обескураженным видом развел руками.
Не торопясь, мы прогуливались по аллее парка.
– Ну, с приездом, – сказал я. – Очень рад тебя видеть. Ты, как всегда, неотразима.
Ксюша, Ксения, Оксана, Ксана или официально – Ксения Владимировна Ткачева, вот уже несколько лет – мой самый надежный помощник и связник, без нее я нередко, как без рук. Лучшего партнера представить невозможно. Во-первых, Ксюша – женщина, а значит, может работать в ситуациях, недоступных мужчинам. Во-вторых, она женщина красивая и умная, что делает ее возможности поистине безграничными.
Мы с ней, наверное, как никто другой, прошли все возможные степени отношений между мужчиной и женщиной: выступали в ролях любовников, жениха и невесты, мужа и жены, брата и сестры, сутенера и проститутки, незнакомцев, друзей, просто сослуживцев… Все зависело от конкретной «рабочей» ситуации.