Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3

Зато Шилема уже тоже была на ногах и подозрительно озиралась, готовая отразить нападение, если оно последует.

– Да вот они, – с прежним надрывом в голосе от волнения проговорил Арно и махнул рукой в сумрак уходящей ночи по направлению к озеру.

Его волнение проявлялось не столько от беспокойства, сколько от растерянности

Иван протёр глаза, всмотрелся.

Всего в пяти шагах от себя он увидел в неровном свете костра и занимающегося утра длинные и тонкие, словно стрелы в колчане, фигуры удивительных существ. И как стрелы они лишены были всего, что могло бы помешать им стремительно пронизывать воздух.

Впрочем, Иван тут же сообразил, что это у него такое сравнение со стрелами создалось от первого обманчивого впечатления.

На самом деле они обладали веретенообразными телами, ноги короткие, явно развитые из хвоста водного животного для передвижения по суше или переходящие в хвост сухопутного существа, как это случилось со временем с млекопитающими, ушедшими в водную обитель: китами, дельфинами, моржами… Руки – лопатой – плотно прижаты к туловищу. Голова конусом, на лицевой стороне огромные глаза, двумя жирными точками обозначена носовая часть, и ниже – губастый рот. Тела их то тянулись вверх, то опадали вниз без определённого ритма. Одежда не обременяла незнакомцев. Она состояла из поблекших разноцветных лент, перекрестивших их грудь и спину, а внизу обернутые вокруг ног.

Рассматривая их, Иван неожиданно ни к месту и времени вспомнил, как произошедшее всего несколькими часами раньше, чудаковатого, как тогда ему казалось, доцента, читавшего им на втором или третьем курсе института экологию. Дисциплину, к которой Иван относился без особого почтения и старался не забивать себе голову определениями и законами, правящими окружающим миром. Правда, работая прорабом, а тем более, став ходоком, он убедился, что нет ненужных дисциплин, читаемых в высшей школе, когда-нибудь произойдёт необходимость вспомнить и использовать те или иные положения, будто забытых напрочь, знаний.

По версии этого доцента облик человека – это некое типичное, и более того, стандартное явление. Любое существо, тем более разумное, где бы и когда бы оно ни появилось – в любой эпохе развития Земли или на планетах вне Солнечной системы – должны обладать рядом специфических форм и черт. Вместилище мозга, как самое существенная часть организма, должно иметь амортизатор, роль которого у человека выполняет шея. Рядом с мозгом концентрируются органы чувств, чтобы быстро реагировать на внешние раздражители, – зрение, слух, обоняние, вкус. Чтобы обозревать и воспринимать внешнюю среду, есть необходимость эти органы чувств поместить как можно выше, отсюда вытекает появление эффекта прямохождения и верхнего положения головы над остальными элементами существа, служащими для содержания мозга в рабочем состоянии…

Впрочем, о подобной целесообразности Иван читали и у Ефремова.

Не успел он рассмотреть гостей, как совершенно сбитые с толку женщины, ахнули, а Джордан подпёр его бок. Арно со злостью процедил сквозь зубы:

– И этого опять принесло!

Слева от ходоков появился Нардит со своей полуголой оравой экзотических, не менее чем новоявленных, существ, вооружённых, чем попало, как наспех собранное ополчение. Он сам и его окружение долгое время не могли обрести устойчивого положения. Они то обесцвечивались и превращались в дымчатые образования, то наливались и обретали стабильные контуры вполне реальных объектов этого мира, и тогда можно было не только их видеть, но и осязать. На Ивана даже пахнуло незнакомым духом, заставившим его на мгновение задержать дыхание.

Гыкнул дон Севильяк, прочистил горло Хиркус замысловатой фразой по поводу тех, кому делать нечего, вот они и приходят незваными. Шилема приняла воинственную позу и заняла место перед Иваном.

Появление Нардита, наверное, поразило и «гостей», они быстрее затрясли своими телами. Впрочем, это тоже могло быть первым впечатлением, ибо ни их мимика, ни жесты не были знакомы людям.

Сон продолжался, но уже наяву…

Как когда-то, при первом знакомстве с ходоками, перенесённый Симоном и доном Севильяком из своей квартиры с тем, чтобы ему поведать о его даре, Иван обрёл спокойствие и как всегда в общем переполохе, почувствовал уверенность в себе и своих силах. В нём поднималось чувство осмысленного отношения и к тому, что ему пригрезилось во сне, и к его продолжению.

– Спокойно, друзья! – сказал он и поднял руку, призывая ходоков и женщин к вниманию. – Я о них был предупреждён.

– Кем?.. – заикнулся Хиркус.

Он оказался почти в свите Нардита и ошеломлённо оглядывался на ходоков, бросал и тут же отводил взгляд от Нардита, так же сторожился смотреть и на остроголовых, как он уже окрестил незваных визитёров. Поддержки со стороны других ходоков он не получил, поскольку те находились, так же как и он, в состоянии ступора.

– Неважно кем, – коротко отозвался Иван. – Но, похоже, это не обошлось без Нардита. Вот он и объявился… Потом всё расскажу. А сейчас… – Он запнулся и ощутил нечто холодное, коснувшееся его гортани, языка и губ. Непроизвольно произнёс на незнакомом языке: – Приветствую вас, мивакуки!

Поперхнулся от внутреннего кашля, так как сказанное им потребовало совершенно иных усилий речевого аппарата, отличных от нормальных. Воздух застревал и распирал щёки, язык старался провалиться вовнутрь, а челюсть сводило судорогой. Голосовые связки напрягались, готовые порваться. И всё-таки он продолжал говорить и понимать вымученные фразы:

– Что привело вас к нам?

Сказал и опять стал прокашливаться, не открывая рта.

Повидавшие в своей жизни виды ходоки, постепенно стали понимать невероятность происходящего рядом с ними. Не сговариваясь, они уплотнились вокруг Ивана.

Мивакуки тоже перестроились, выдвинув перед собой одного переговорщика или старшего в их группе. Такой же манёвр свершил и Нардит, сделав два шага вперёд, или, одолев пространство иным образом, после чего Иван и мивакуки оказались как бы соединёнными между собой Нардитом.

– Приветствуем и мы вас, – сказал, а Иван понял смысл сказанного, поставленный вести переговоры мивакук. – Мы не знаем, кто вы, но мы вас ждали, и нам был, наконец, дан знак. Знак того, что у последней грани мы встретим того, кто поможет нам и защитит нас во всех мирах… Это ты?

Его вопрос неприятно резанул слух Ивана. Опять? То он, вдруг, становится Тем, Кто Остановит Время для в"ыгов, то теперь вот, помощником и защитником мивакуков каких-то.

Ответ на притязание мивакука пришёл с неожиданной стороны.

– Это он! – чётко произнёс Нардит, заставив поражённых ходоков слегка податься назад, как от сильного порыва ветра.

– Он говорит! – прошептала Шилема.

– Он заговорил… – вторил ей Арно, нервно потирая руки от внезапно охватившего озноба.

– Нардит! – Иван почувствовал нарастающее раздражение от необходимости вести разговор, уродуя мимику своего лица, от заговорившего Нардита и его вмешательства в качестве своеобразного адвоката в этот разговор, да и, вообще, от нарастающего напряжения в ожидании новых для себя неприятностей. – Кто это?

Спросил он на русском языке.

– Мивакуки. Гонимые, – замогильным голосом ответил Нардит, неотрывно глядя на Ивана.

– Это я почему-то знаю, – растерянно сказал Иван. – Но… Какой им был дан знак и кем? Почему я?.. И всё-таки, кто они?

Ему показалось, что на плоском лице Нардита появилась насмешливая ухмылка, и он нарочито медлит с ответом. И хотя знал, что тот не мог, не смел и, наверное, даже не подозревал о своём умении улыбаться, выступая некой эманацией Времени. А что ему, Времени, человеческие чувства, и всё-таки…

Ухмыляется и тянет!

– Они ждут от тебя помощи.

– От меня?.. Почему от меня? Ведь это они знают. И они должны мне сказать. А я…

– Они знают, да. – Лицо Нардита, следом он сам и его свита на мгновение исчезли, и вновь проявились, но теперь Нардит предстал в другой одежде, укутавшей его с ног до головы, а его стражники тоже успели обрести другие одеяния, хотя и скудные, оставаясь полуголыми. Нардит продолжал говорить, словно ничего не произошло и его переодевание ничего не означает. – Они знают, но помочь им можешь только ты. И ты уже согласился им помогать, сказав: – Да!

Сон продолжался наяву…

Однако в яви он требовал не созерцания и согласия, а действий.

Так как диалог между Иваном и Нардитом вёлся на русском языке, то все, за исключением Джордана и Жулдаса, могли слышать и воспринимать сказанное, но не суть его.

– Ваня, – дон Севильяк придвинулся ближе, стараясь потеснить Джордана, а тот упирался, как мог. – Что он от тебя хочет?

Лицо Нардита, полностью повёрнутое к Ивану, едва заметно дрогнуло, от него отслоилась прозрачная тень, по видимому образ лица в анфас, повернувшийся к дону Севильяку. По крайней мере, так показалось Ивану, хотя Нардит продолжал смотреть всё так же в упор на него самого. Значит, Нардит обладал многоликостью, вот почему ходоки утверждают, что даже стоя перед ним с противоположной стороны, затылка не увидать, а только лицо Нардита.

– Он от меня хочет того же самого, что и вы. Дела! Дела, о котором я не имею никакого представления, – раздосадовано отозвался Иван, не отрывая взгляда от туманящихся глаз Нардита. Со сказанным выпустил воздух, распиравший грудь, оттого следом сказал уже сдержаннее, кивая на трясущихся мивакуков: – Этим нужна помощь. А какая…

– Так спроси у них, – высунулся из-за спины Арно. – Ты же знаешь их язык.

– Знаю, не знаю… Конечно, не знаю, но… говорю вот. Скоро челюсть выверну наизнанку.

Впрочем, Ивану пускаться в объяснения о неожиданном даре непосредственного вступления в общение с мивакуками без предварительной подготовки лингвама не хотелось, да он и не смог бы этого сделать, так как речь его и понимание речи незнакомцев как будто произносилась и понималась им помимо него. Думал по-русски и слова старался произносить по-русски, но выплёскивал из себя звуки, совершенно не похожие на те, которые хотел произвести. Некое мычание с активной артикуляцией.