Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый

Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый
Виктор Анатольевич Тарасов-Слишин

Трилогия «Воспоминания Анатолия» основана на систематизированных черновиках моего отца, Тарасова Анатолия Николаевича (1939–2012), писавшего в старости о своей прожитой жизни. Книга содержит напутствие детям и является немаловажным подспорьем для понимания материала, изложенного в ранее опубликованных документальных книгах: «СССР. Таймырская Геофизическая Экспедиция», «Лествица. Родной Конок» и «Монография в фотографиях. Жизнь Тарасовой-Слишиной Розы».

Виктор Тарасов-Слишин

Воспоминания Анатолия. Документальная трилогия. Том первый

От автора

Уважаемый читатель!

Книжная трилогия «Воспоминания Анатолия», основана на стилистически обработанных и систематизированных черновиках Тарасова Анатолия Николаевича (1939-2012), моего отца. Который в старости, писал о своей прожитой жизни и публикуется мной, в соответствии с его пожеланием. В трёх томах, этой документальной книги, прописано семь разделов по возрастам.

Первый том трилогии, включает три раздела: Детство, Отрочество и Юность. Второй том трилогии, включает два раздела: Молодость и Взрослость. Заключительный том трилогии, включает два раздела: Зрелость и Старость. Произведение содержит напутствие детям и является немаловажным подспорьем, для полноты понимания, ранее опубликованных книг:

1. Документальный сборник «СССР. Таймырская Геофизическая Экспедиция».

2. Документальный сборник «Лествица. Родной Конок».

3. Документальный четырёхтомник «Монография в фотографиях. Жизнь Тарасовой-Слишиной Розы».

4. Документальный очерк «Джон Браен».

Азъ желаю Вам доброй здравы, прибытка в доме и приятного чтения!

Пролог

Человеческая память несовершенна, особенно долговременная, поэтому большинство моих воспоминаний, шестидесятилетней давности, сугубо зрительные. Я хорошо помню лица друзей, фигуры людей, обстановку и местность, но при этом, мне не удаётся вспомнить названия улиц, имена и фамилии. Из чего следует, что у меня доминирует зрительная память.

В молодости, после длительного полевого сезона, я мог отчётливо вспомнить любой эпизод, трудовых будней. Погоду дня, рельеф местности и направление профиля, который мы разбивали, а также номера пикетов, по которым я «ходил теодолитным ходом». Многочисленные холмы, овраги и речки, всегда послушно вырисовывались перед моим, мысленным взором. И без труда, вспоминались открытые лица парней, вместе с подробностями, носимой одежды. Я даже мог вспомнить, числовые значения в суммарных расчётах, которые записал в полевых тетрадях!

Конечно, сейчас такой памяти нет, а большинство имён, тех девочек и мальчиков, с которыми я учился в начальной школе, неловко забыты. Правда недавно, в моих руках оказался компьютер, помогающий моей памяти, редактировать и хранить, былые воспоминания. Так что, после десятилетий, усиленного щёлканья, по механическим кнопкам, печатных машинок, благодаря гению Арсения Анатольевича Горохова, испытавшему в СССР, прототип компьютера, я начал набирать текст, на податливой, компьютерной клавиатуре.

В разное время, начиная с юности, я брался писать рассказы и повести, но дописал, только три… Остальное лежит на пыльных полках, в полузабытых черновиках, отпечатанных на грязно-серой, конторской бумаге. Хватит ли мне, отведённого времени на то, чтобы записать свои, наиболее интересные, воспоминания жизни? Которые после случайных ассоциаций, оброненных фраз жены или детей, теперь всё краше, рисует моя память. Приглашая в путешествие по летам, счастливого детства. Боже мой, как давно они были!

Раздел 1. Детство

Глава 1. Туим

Несмотря на ранний возраст, мне запомнились яркие образы, выхваченных из бессознательной пелены, раннего бытия. Когда произошёл тот, или иной эпизод первых, удивительно красочных, зрительных образов, я точно не знаю. Хронологическая привязка, возникает в моей памяти, после тысяча девятьсот сорок третьего года, когда встал на ноги, мой младший братишка…

Вспышка света! После которой, я вижу перед собой головастую фигурку, в белоснежной распашонке и носочках, ползущую к дощатой перегородке, которая отделяла нашу кухню, от маленькой, тёмной комнаты. Достигнув препятствия, Валерка пухлыми, розовыми пальчиками нащупал плинтус, а затем упёршись ногами в пол и переставляя ладошки, шатко поднялся.

В следующий миг, его маленькие ручки, решительно оттолкнули тельце, от деревянной перегородки, а неокрепшие ножки, сделали тройку шажков… Ловя равновесие, малыш неуверенно замер, а затем боязливо приник, к спасительной опоре. «Валера пошёл! Мама – смотрите! Наш Валерочка пошёл, сам!» – раздался взволнованный голос Розы, нашей мамы, адресованный Антониде Прокопьевне. Которая поспешно вытирая, мокрые руки о фартук, показалась из кухни и радостно ахнула: «И впрямь, пошёл… Наконец-то внучок, догадался оттолкнуться от стенки!». Женщины восторженно наблюдали затем, как ясноглазый головастик, с пушком белых волос на макушке, шагнул вновь…

Я родился третьего декабря, тысяча девятьсот тридцать девятого года, на руднике Знаменитый, Ширинского района Хакассии, а младший брат Валера, четырнадцатого января, тысяча девятьсот сорок второго года, в посёлке Шира. Поэтому он младше меня, на два года, один месяц и одиннадцать дней. Выходит, что я начал осознавать себя, после двух летнего возраста, а потому хорошо запомнил, сооружение памятной перегородки. Которую мама с бабушкой, вскоре побелили. Невероятно, но по сей день, мои пальцы тактильно помнят, все неровности и шероховатости, её поверхности!

Перегородку сооружали два плотника, которые споро орудовали, блестящим инструментом. Из струганых досок, прибиваемых к продольным брускам, они возводили простенок, уходящий куда-то ввысь, к далёкому потолку! Я крутился рядом, брал стружку и кормил игрушечного зайчика, не замечая тихого ворчания, добродушных великанов. После чего, мне вздумалось посадить, своего фанерного питомца в незаконченный простенок, для того, чтобы он сверху видел, как из опилок, я сооружаю для него, пышную постель. Тогда впервые, я почувствовал приятный запах, сосновой стружки и заметил стальной, чарующий блеск, плотницкого инструмента. Когда перегородка была построена, великаны ушли.

Через час, я нечаянно спохватился! Заметив, что восхитительный подарок деда Гурия – великолепно раскрашенный, с подвижными ушами и лапами, весёлый заяц, таинственно исчез! Ближе к вечеру, я поднял большой ор и домашние кинулись, на его поиски. Искали все! Хмурый дед и расстроенная бабушка, недовольная мать и Надя, но не нашли…

Можете ли вы, представить себе, полноту моего разочарования! Во всемогуществе, домашних великанов, которые не смогли, его найти?! Я подозрительно косился, на десятилетнюю Надю, которая в те годы, жила с нами… Может это она, увела мою игрушку?! В итоге, поднятая суматоха закончилась тем, что меня отшлёпала задёрганная мама, а дедушка пообещал купить, нового зайца. Когда мне исполнилось пять лет, перегородку решили передвинуть, на новое место. Вот когда, нашёлся мой любимый заяц! Который завалившись в междурядье, дощатой обшивки, терпеливо ожидал, своего освобождения.

В годы войны, мы жили на руднике Туим, Ширинского района, Хакасской автономной области. Мой дед – Тарасов Гурий Иванович, работал главным механиком, на руднике «Знаменитый», в шахтах которого, добывали вольфрамовый шеелит. После извлечения руды, шеелит обогащали и использовали вольфрам в сплавах танковой брони, которая становилась непробиваемой, для вражеских снарядов.

Наш двухквартирный дом, стоял на единственной улице, выстроенной у подножия горы. В районе, так называемой «Новостройки», а наши огороды, уходили вверх по пологому склону. Ниже домов, шла грунтовая дорога, отсыпанная крупным песком с обогатительной фабрики. После которой, снова шли огороды, круто обрывающиеся вниз, к болотистой равнине, с чахлым леском и невысоким кустарником. Где в разливах, заболоченных рукавов, неприметно текла, речка Туимка. В разрыве огородных плетней, за дорогой, напротив нашего дома, находился колодец, из которого вся Новостройка, брала питьевую воду. Она была солоноватой на вкус, что в отличие от местных, ощущали только приезжие.

Моя бабушка Тарасова Антонида Прокопьевна, заведовала столовой, работающей при Отделе Рабочего Снабжения и была секретарём рудничной, партийной организации. Наша с Валеркой мама Роза, тоже работала в этой столовой, отделённой от нашего двора, только высоким забором.

В первые годы жизни, все что меня окружало, казалось огромным! Поэтому домашними вещами, по моим наблюдениям, могли пользоваться, только великаны. В сравнении со мной, даже Надя, выглядела большой. Вот почему, во время странствий по комнатам, я обыденно натыкался, на колени домашних. Или на великанские стопы, безразмерного Гурия! Все родственники, виделись мне всемогущими существами, которым я доверительно жаловался, на неприятности жизни. Из-за того, что необъятная улица, с высоченными домами, вселяла в меня неуверенность, а мебельные шкафчики и двери квартиры, не желали открываться, вопреки приложенным усилиям.

Наш двухквартирный дом, по тем временам, считался привилегированным жилищем, несмотря на «удобства» в глубине двора. Ведь многие люди, жили ещё хуже, ютясь в засыпушках и бараках, которые во время войны, строились как временное жильё. Например в посёлке Городок, который располагался за горой, проживали именно в таких развалюхах. И не секрет, что в таких брусовых домах, как у нас, проживало только рудничное начальство. Которое не зная лучшей жизни, считало достойным, такие условия проживания.

Вспоминая прошлое, я убеждён в том, что в необъятной Сибири, военное и послевоенное начальство, было честным! В отличие от большинства нынешних руководителей, которые не веря ни в бога, ни в чоха, хватают блага жизни, как говорится, открытым ртом и жопой! Начальство сороковых годов, прошлого века, воплощало Коммунистические идеи, а потому не присваивало народного добра. Не в последнюю очередь потому, что потомственные Сибиряки, честны и радушны.

Летом, тысяча девятьсот девяносто второго года, пятидесяти лет от роду, я снова побывал в родных местах. В посёлках Туим, Копьёво и Шира. Куда ездил через Ужур, на своей автомашине «Нива», вместе с мамой – Розой Адамовной. Только сперва, мы заехали к нашей родне, в посёлок Тупик. После чего, переехав железную дорогу и двигаясь по асфальтированному шоссе, я проехал Городок и перевалив гору, заехал в Новостройку.

Мы с волнением остановились, возле двухквартирного дома, в котором некогда жили. Невероятно, но памятная текстура досок, потемневшей калитки, была прежней! И собачья будка, осталась на месте. При трепетном осмотре, некогда излаженный вдоль и поперёк сеновал, как и дровяной сарай, оказался прежним. Правда светло-жёлтые, пахучие доски и брусья его перекрытий, потемнели от времени и удивительным образом, стали намного меньше! Пока мать разглядывала, потемневшие срубы, бывшей столовой и начальной школы, я закурил и начал вспоминать…

Прямо над головой, под высоким потолком, висит чёрный круг, музыкального громкоговорителя, который мне, никак не достать! Из него звучат, громкие мелодии и голоса, изредка прерывающиеся, непонятными хрипами. Вопреки предусмотрительной недосягаемости, мне очень хотелось взглянуть, на этот прибор сзади, чтобы поймать маленьких, поющих человечков! Ну почему дедушка, никак не соглашается, поднять меня на руки, чтобы потрогать, говорящий конус?!

Напрасно я пытался ором, заставить добродушного великана, снять со стены, поющий прибор! Он остался непреклонен. Проявив непривычную для меня, твёрдость характера. Теперь я понимаю, что мудрый Гурий, был абсолютно прав. Иначе от прибора, остались бы, рожки да ножки! Убедившись в том, что говорящей тарелки, мне не получить, я занялся поиском, нового развлечения. При помощи бабушки, я раздобыл в хозяйских запасниках, штепсель с куском провода и начал играть, в «Радиоточку». И теперь, когда дед приходил с работы, я вставлял штепсель, в карман его брюк и требовал: «Говоли деда, лучше пой!».

На глухой, боковой стене в большой комнате, у нас висела огромная карта, Союза Советских Социалистических Республик. В годы войны, дед внимательно следил, за военными сводками и отмечал линию фронта, канцелярскими булавками с маленькими, красными флажками. Эта карта и сейчас, стоит перед моими глазами. На ней, были обозначены, синие жилки рек, кружки городов и красные линии, боевых границ. Голубые пространства морей и океанов, с прерывистыми линиями, корабельных путей.

Зрительная память у меня, трёхлетнего парнишки, была хорошая. Поэтому я легко запоминал, местоположения крупных городов и их названия. Естественно, дед гордился, моей сообразительностью! Стоило у нас в гостях, появится кому-либо товарищу, как он подводил меня к карте и важно просил: «Ну-ка внучок, покажи нам, по каким местам и городам, проходит линия фронта!». После чего, я вставал на стул, брал в руку, выстроганную дедом указку и начинал бойко перечислять, отмеченные флажками названия городов, рек и горных хребтов. Как я теперь понимаю, мои публичные выступления, были для деда, не совсем безопасны.

Слава богу, что мы жили в Сибирской глубинке! В которой у людей, сохранилась больше здравого смысла, чем в больших городах. Наши гости, только одобрительно улыбались, поглядывая на меня. Потому что я, не выговаривал, букву «Р»! Представьте себе, как в моей интерпретации, например звучал «хребет Черского»?! Или названия городов, которые я выкрикивал, своим звонким голосишком: «Ленинград! Сталинград!». Хорошо, что в посёлке, не нашлось идейного дурака или фанатика, а потому никто не донёс, на моего простодушного деда, за ущербное произношение, Имён Великих Вождей!

Жили мы по современным временам, довольно бедно. Обстановка двухкомнатной, казённой квартиры, была самой простой. Железные кровати, обыкновенные табуретки, самодельные шкафы и столы из досок, которые мама с бабушкой, скоблила ножом. Пожалуй единственным, нашим ценным достоянием, были «Венские» стулья. Которые дед приобрёл, перед началом войны. Поскольку они, были изящно гнуты, из круглых прутьев, различной толщины. Потолок в большой комнате, был забит метровыми листами фанеры, которые надёжно держали, строганные рейки. Лёжа на своей кровати, я мог часами изучать расположение сучков в фанерном шпоне и отыскивать в их расположении, схожие структуры. Потом женщины, покрасили потолок светло-голубой краской, но выразительная текстура, осталась заметна.

Из стульев и табуреток, я сооружал всё, что только мог придумать. Мне нравилось строить корабли, автомобили, самолёты и баррикады. Иногда, оставшись один, я делал тайные попытки, построить из стульев, конусообразные пирамиды. Которые однажды, помогли бы мне, взобраться выше Советской карты и дотянутся до висящих на стене, маральих рогов! Потому что я, надеялся заполучить, подвешенное на их, двуствольное ружьё и кинжал. Ножны которого, были опоясаны латунными полосками и заканчивались круглым, металлическим навершием.

В том числе, на рогах висел патронташ и красивый ягдташ, сшитый из коричневой кожи, а немного поодаль, была пристроена офицерская планшетка с гнездом, для крепления компаса. Правда мои попытки, добраться до рогов, заканчивались безрезультатно! Все пирамиды, выходили шаткими и рассыпались, едва я начинал взбираться, на их верх. После чего родителям, приходилось прилагать усилия, чтобы навести порядок…

Однажды вечером, к нам пришли гости. Которые вместе с дедом и бабкой, сели за большой стол, чтобы играть в домино. В это время, из табуреток и стульев, я сооружал что-то важное, а потому неодобрительно косился на взрослых, занявших недостающие стулья.

Под потолком, в обрамлении абажура, уютно горела лапочка, тогда как за окном, быстро смеркалось. Игроки вдруг заспорили и бабушка Антонида, вскочила на ноги. Вот когда, я цепко подхватил недостающий в конструкции, бабушкин стул и пристроил туда, куда нужно…

Клянусь, у меня не было злого умысла! Я оглянулся тогда, когда испуганно ахнув, Антонида Прокопьевна начала валиться на спину… Мне до сих пор, ясно вспоминается, та обстановка. Удивлённые взоры гостей, сидящих за столом, яркий свет лампочки и бабушкины, взлетевшие ноги! Правда я не запомнил, влетело ли мне, за ту диверсию или нет?..

Вторым аппаратом, которым очень дорожил дед, был патефон. Современная молодёжь, не помнит этих серых, голубых или красных ящичков, обтянутых дерматином. Патефон был подарен деду, в начале тридцатых годов, когда он работал управляющим Саралинскими золотыми рудниками. И был чем-то вроде премии, за производственные успехи. Поскольку на боку аппарата, красовалась серебряная пластинка с завитушками дарственной надписи, правда суть которой, я не запомнил. В тоже время, мне не было известно, почему дед, ушёл с занимаемой должности. Возможно потому, что он закончил только четыре класса, церковно-приходской школы.

С патефоном в детстве, у меня были натянутые отношения, несмотря на то, что в нашем доме была, неплохая фонотека. В которой были пластинки с песнями Руслановой, Шаляпина, Леонида и Эдит Утёсовых. Много было народных песен, симфонической музыки, маршей и вальсов.

Аппарат с блестящими, никелевыми частями, естественно заинтересовал меня, как подросшего и любопытного внука. Вот почему, мой исследовательский зуд, не остался без внимания понятливого деда, который строго-настрого запретил, приближаться к патефону. Хотя его увещевания, не могли меня остановить, если бы не одно обстоятельство…

По вечерам, дед торжественно открывал патефонную крышку и ставил её на стопор, а затем вынимал из пружинного гнезда и отводил в сторону, головку звукоснимателя. После чего, он вставлял в держатель головки, острую иглу, которую закреплял винтом. И под конец приготовлений, из раструба акустического усилителя, дед вынимал короткую, но толстую ручку. Которой заводил патефон, делая тридцать оборотов, по часовой стрелке, запасая энергию сжатия в стальной пружине.