Совпадение

– Не знаю. Посмотрю. Хм… Можно куда-нибудь… корреспондентом в газету.

– Ага. Там своих акул пера хватает. Большая конкуренция. К себе не возьмут.

– Тогда я буду писать бесплатно.

– Они тебя побьют. – В его взгляде блестела насмешка. И ничего, кроме того.

– Как они меня побьют? Я же боксер… Ну так что? Выпьем?

– Нет, спасибо. Мне, в отличие от тебя, завтра на учебу. – И тихо спросил, когда зашел в свою комнату, но еще не запер дверь. – Скажи… Если такой боксер, то почему всегда с побитой… лицом. – Вероятно, хотел, да не сказал «рожей». – И даже был с перебинтованной головой!

– Меня тогда палкой ударили со спины. Это нечестно. – Важно, будто герой, сказал Витя. Но вдруг вспомнил, как это было. Согласно секретному дневнику, развернулся, чтобы убежать. И… не успел. Вот как его, значит, ударили со спины. Витя продолжал. – А в синяках, потому что некогда защищаться. Я всегда иду в атаку. А мои оппоненты, случается, наносят контрудары. Ты понял? Или как?.. Ну и что? Выпьешь со мной?

– Я, наверное, вообще теперь пить брошу. – Он хлопнул дверью. Щелкнул замок. Теперь ядовито добавил. – Тебе, Витя, все легко давалось…

Печатной версия не упоминает тот разговор. А я, биограф, оставляю.

В комнате он осушил стакан за несколько глотков. Спешно, будто внутри тушил огонь. Водка быстро ударила по голове. Легкий озноб. Мышление тормозилось. Чего и хотел. Скоро, естественно, в нем выросло озлобление за неудачи. Все, казалось, крошится и сыпется. Уже и не понимал, на кого злоба и как быть? В первую очередь пострадало то, что под рукой. Бросил в стену магнитофон – разбился. Следом зеркало – на осколки. Чайный заварник полетел в стену. Разбился. Дневники, правда, оставляют вне страниц, из какого материала хрупкий заварник? При ударе о стену послышалось звонкое «дззынь». В нем оставался чай. Отчего на обоях расплылось пятно. Похоже на карту неизвестной страны. Рассеялись осколки. Дальше – больше. Он швырнул в стену икону. Ему ошибочно казалось, что найден виновник бед. Из повести: «Ну, конечно, Господь. Почему именно я наказан?» Глупая, конечно, мысль. Ведь бывает гораздо хуже. В черновике, на странице, где этот вопрос, приклеена или книжная, или газетная вырезка. Печатные буквы: «Кого любит, того наказывает». Еще много раз найду эту фразу в сундуке. Ну а тогда он думал иначе. Время утратило смысл. Осколок зеркала впился в пятку до боли и крови. Сел на кровать. Вынул из пачки сигарету и зажег. Вдох – и понял, что курит фильтр. Вспомнил, как хотел: к черту сигареты, довольно!

И вдруг стук в дверь. Это охранник. Ему жаловались: кого-то убивают.

– Им какое дело? Их, что ли, убиваю! – Крикнул пьяный Витя.

– Слушай! Я не хочу тебя выгонять уже сегодня. Ночуй тихо, а завтра уйдешь.

Разумное предложение. Мог этого не делать. Больше Витя не шумел. На сердце по-прежнему тесно и душно.

4

На другой день ушел. Будто все против него. Даже погода. Ветер и мелкий, назойливый дождь. Куда не иди – бьют в лицо. Витя одел на голову капюшон куртки. Брызги из-под машин плевали в него. Сколько раз чудилось, как рядом проходит бывшая подруга. Из дневника: «Сердце билось спешно и благородно. Шел за прохожей. В надежде не обознаться. И трижды ошибся». Я, душеприказчик, его не понимаю. Сердце, пишет, билось. И так и этак, пишет. Но, странное дело, звонить и сказать десяток добрых слов не догадался.

Он прятался от непогоды в магазинах, вокзалах, транспорте. Деньги таяли. С отъездом не спешил. Ему нравилась Москва. Третий Рим нравился. Не исключен шанс найти жилье и работу.

И вот приятель дал адрес платного общежития. Витя сразу туда направился. От метро ехал на маршрутке. Увы, пробка – длинная очередь. Был вечер. Люди возвращались домой после работы. Дождь усилился: пулеметная очередь. В какой раз упрекнул себя, что не вернулся в родной Воронеж. И заранее ясно: там тоже расстроится. Чересчур, дескать, быстро эвакуировался.

Общежитие, как бы отель, возле остановки. С виду обычный, трехэтажный дом. Обычный, потому что кругом такие же здания. На пороге ссорились пьяные мужики. Догадался: рабочие. В повести записал, будто «его преследовали злобными взглядами». Но я, биограф, сомневаюсь. Вероятно, это почудилось ошибочно. Мой доверитель всего лишь устал. Такое самочувствие – едва ли привидеться кругом хорошее. В дневнике сразу записал: «Ну и ладно. Сюда на день другой. Проездом». Оплатил ночь. Комендантша дала постельное белье. Ожидание в коридоре. Затем попал в темную комнату. Свет не включал. Слышался храп. Двухъярусные койки напоминали студенческое общежитие. В тюрьме еще не был. Поэтому сравнивал со студенческой комнатой. До тюрьмы остается чуть-чуть, считанные страницы этой книги. Витя заметил свободное и верхнее место. Лег в одежде. Деньги, мобильник, паспорт оставил в карманах. Кругом незнакомцы. Того жди, обворуют. А ведь недавно был менее насторожен. Детство заканчивалось. Позже, однако, вернется. Накрылся с головой одеялом. Уснул не сразу. Припадок оптимизма. Все, дескать, наладится. Учеба еще будет! Другой институт? Почему нет? И ладно, что третий по счету. И вдруг, и взлетел в облаках фантастических из области, где сам придумал, сам поверил. Мол, какой особенный – везде любят и ждут. Наивно, зато успокоило, дабы уснуть. И так и будет. Третий институт будет. Но это потом. А тогда был жуткий сон. Отчего разбудили соседи:

– Не шуми. Нам вставать рано.

Во сне, оказывается, крикнул. Вскоре уснул. И снова, странное дело, тот же сон. Я, дневниковед, не переписываю, что именно видел. Пусть хранится в забытой и печатной версии.

Проснулся в девять. Коснулся карманов с тревогой. Все на месте. Люди ушли. Вероятно, работа. Пахло жареной картошкой. Рядом, значит, кухня. Он голоден. Зеркало на стене – выглядел усталым, бледным и худым. Под глазами круги. Хотя проснулся только что. Казалось бы, отдых. Грустно видеть, в кого превратился. И это за последнее время. Молодой человек не знал: случается хуже. Я, хранитель, нашел в сундуке запись: «Радуйся, что у тебя не хуже. Благодарный человек ни в чем не нуждается. Всегда и при любых обстоятельствах есть за что сказать жизни спасибо».

В комнату пришли двое ребят в черных кожаных куртках. Впрочем, насколько то была кожа дневники не уточняют. Возможен, дермантин. Ибо Витя не проверял зажигалкой.

– Привет! Имеешь телефон? Дай позвонить!

Доверчивый Витя дал мобильник. Примитивная, чуть ли не ретро, модель. На таком разве что в тетрис играть. Ребята удивленно вертели технику в руках и вопросительно переглядывались меж собой.

«Тетрис» их явно не интересовал. Юный Витя, как и пост-юный, игнорировал прогресс. Новейшую аппаратуру не покупал. И это в данном случае его спасло.

– А ты спортом занимался?

– Ага. – Кивнул Витя. – Боксом.

И чуть ли не добавил важно: «Ты, наверное, меня встречал на афишах, что расклеены по улицам без фонарей!»

– Оно и видно… Опухший нос.

Я, душеприказчик, нашел в сундуке спортивную грамоту: второе место до пятидесяти четырех кг, турнир Центрального района в городе Воронеж. Так уж совпало – в его весе участвовало только двое. Вот как стал «серебряным» призером на районе и поднял свой авторитет в школе. А также есть грамота, где третье место в городе. Я, душеприказчик, наводил физкультурные справки и опрашивал свидетелей. Невероятный, оказывается, случай в тот, спортивный день. Много страшных бойцов его веса, до шестидесяти кг, не доехали на соревнование. Проблема с транспортом. Хм… Неужели Витя добрался пешком? В итоге мог сразиться в финале за первое место с мастерами перчаток. Но и тут – и случай невероятный. У моего доверителя произошло расстройство желудка. Поэтому всего лишь третье место. Школа того не узнала. Витя проявил молчание. И эти гости тоже не узнали. Дневник не читали. И зачем, когда изобретен телевизор? Ребята грустно вздохнули, вернули мобильник и ушли с глаз долой. И не потому, что Витя официально представился боксером. Слишком дешевый мобильник, чтобы грабить.

Комендантша огорчила: все места заняты, оплачены. Впрочем, денег мало. Смутно представлялись ближайшее будущее. И это не дальше вокзала. Дождь брызгал косыми струями. Под ногами хлюпало. Желтые листья срывались с деревьев. Ему ошибочно казалось: никому не нужен. Я, биограф, нашел запись на полях черновика: «Успокойся. Богу нужен. Возьми себя в руки. Бывает и хуже». Он бесцельно бродил по лабиринтам спальных районов. Над ним тяжесть свинцовых туч. Смотрел вверх и прошептал, но с болью, что вышло громче, нежели крик:

– Боже, почему ты забыл обо мне?

Господь, как ему ошибочно представлялось, молчал.

Ночью холоднее. Порывистый ветер. Свет в окнах. Запись черновика: «У кого-то есть дом. Кто не подозревает о счастье. Доступно обыкновенное: телевизор, книги, объятъя с женщиной». Вскоре перед глазами воображалась лишь кровать. В зал ожидания на вокзале не впустили. Туда по билетам. Не его случай. Жаль. Там согреешься и уснешь на стуле.

5

Я, очевидец, пропускаю историю о том, как Витя очутился в тюрьме. Я умалчиваю, почему с ним оказались легкие наркотики? В печатной версии повести «Носитель» не целая правда. Черновик утверждает: глупая история, того жди, побеспокоит одного человека. Отчего есть инструкция: запись о том сжечь! Странно, что сам не сделал. Ну да ладно. Спичек не жалко. Я, наследник, подверг листы языку пламени – и дело с концом. Секрет уничтожен. Пепел, конечно, развеял. А тому человеку я дозвонился и передал извинения моего доверителя.

Его тюремная экскурсия начинается в метро. Там постовой спросил его документы. Витя дал паспорт и студенческий билет.

– Наркотиков нет? – Спросил милиционер. Тогда еще не переименовали в полицию.

– Было бы угостил. – Витя сразу пожалел за глупую шутку.

– И все-таки пройдем, чтобы удостовериться!

В ходе обыска постовой нашел пакет с травой.

– Это что?

Витя, согласно печатной версии, ляпнул очередную глупость. Я, корректор, это скрываю. Бумага не все стерпит. Витя догадался, что влип. Сверкнуло желание: «Беги!» И это невозможно. Постовой закрыл собой выход. И это безумие. Ведь не угрожал серьезный срок. Бежать – незачем. Вскоре прибыло два оперативных работника милиции. Сокращенно такого сотрудника называют «oper».

– Чем занимаешься?

Витя рассказал о себе коротко. С хорошей, разумеется, стороны. Как честный гражданин учится на отлично в Литинституте. Из печатной версии: «Почему бы не обмануть, если студенческий билет при себе?» Витя даже чуть было не соврал, что замешан с Букеровской премией. Но промолчал. Вряд ли «oper» о подобном слышал. С таким же успехом рассказывай о планете Альфа-Центавра. Чужая, словом, публика. Пыль в глаза не получится. Значит, остается лишь стишок «Тишина».

– В Литературном говоришь? А «косяк» зачем? Чтобы лучше писалось? – «Oper» захихикал. Казалось, сам под травой.

Витя и тут мог высказаться! Дескать, классики, в том числе поэт Александр Блок, вовсе писали под кокаином! И снова молчание. Не то жди дополнительный обыск. И будут, конечно, искать не стишки Александра Александровича!

– Короче! – Начал другой «oper». – Мы предлагаем тебе пару вариантов… Первый… Мы с тобой сейчас едем в отдел. И второй… Предлагаешь нам свои варианты.

Речь зашла о деньгах. Витя не уточнял, почем, цитирую дневник, «ныне свобода для народа?» Все равно, это не в его счет.