Это только ступени

Это только ступени
Виктор Сапов

Подходит к концу 1918 год. Гражданская война в России в самом разгаре. В Ростов в отпуск приезжает рядовой Марковского полка Пётр Теплов. Ему ещё не исполнилось восемнадцати, но за плечами уже два тяжелейших похода – Первый и Второй Кубанский. Его ждут встречи со старыми друзьями – семьёй Вериных, и новые знакомства. Тем временем, несмотря на войну, культурная жизнь в Ростове бьёт ключом. В город приезжает на гастроли Московский Художественный театр, а в самом престижном ресторане играет гитарист-виртуоз Мишка Одессит. Его талант притягивает к нему самых разных, подчас очень опасных людей, Продолжение рассказов "Идут Гимназисты" и "Зима не вечна".

Виктор Сапов

Это только ступени

Даже светлые подвиги – это только ступени В бесконечные пропасти – к недоступной Весне!

(А. Вертинский)

Декабрь 1918 г.

1.

Пётр Теплов в нерешительности топтался у стеклянной витрины ресторана «Сан-Ремо» на Большой Садовой. Сквозь заиндевелое стекло виднелись фигуры за столиками, уставленными блюдами и напитками. Фигуры смеялись, жестикулировали, поднимали руки с изящными тонкими бокалами и гранёными лафитниками. Внутри кипела иная жизнь. А здесь, снаружи, дул пронзительный декабрьский ветер, густо сыпал мокрый снег, фыркали лошади выстроившихся в ряд вдоль тротуара экипажей, переговаривались меж собою извозчики, не скупясь на крепкое нецензурное словцо. Такое привычное недавно вернувшемуся с фронта Петру, уже не мальчику-гимназисту, а… кому?

С какой радостью он ещё неделю назад предвкушал долгожданный отпуск, чтобы приехать в Ростов, повидать маму, Вериных, Ксению… И какой странной робостью, противной слабостью тяготилась сейчас его душа, перед этой раскрашенной, неестественно яркой жизнью, которой встретил его родной город. С какой радостью он оказался бы сейчас в простой станичной избе, среди самосадного дыма, среди боевых товарищей…

– Ну, заходи, что ли? – басовитый окрик вывел Петра из раздумий. Оказалось, что он уже стоит напротив входной двери и невольно загораживает проход могучему казачьему офицеру в папахе с кокардой Донской Армии. Тот улыбался Петру по-доброму, сквозь заиндевевшие усы.

Увидев офицера, Пётр посторонился, вытянулся и привычным лёгким движением отдал честь. Казак молча кивнул и решительно дёрнул массивную ручку ресторанной двери. Петя пристроился ему в хвост и зашёл следом, на ходу снимая фуражку. Его обдало теплом, ароматами еды и тонкого табака. А ещё – звуками фортепиано, шумом и гамом посетителей, звоном посуды. Всё это разом ворвалось в Петину голову, словно звук разорвавшегося неподалёку снаряда. «Уж лучше снаряд» – подумал Петя.

Швейцар кинулся обслуживать казачьего офицера, оказалось – целого есаула. Петя разделся сам. Под серой солдатской шинелью оказался видавший виды защитный мундир с чёрными, «марковскими» погонами. Новый мундир, заказанный, сплошь чёрный, с белым кантом, и белая с чёрным фуражка – ещё не были готовы. В нём Петя чувствовал бы себя уверенней среди блестящей, сплошь офицерской публики, с редкими вкраплениями «шпаков» и богато одетых дам в вечерних туалетах всех цветов радуги.

Но отступать уже было некуда. Георгий, сидевший за столиком у окна, уже узнал его и радостно замахал обеими руками.

– Петенька! Петя!

Рядом с Георгием сидели два средневозрастных розовощёких казака, подхорунжий и вахмистр, а стол был уставлен бутылками. Все трое были уже хорошо пьяны.

Георгий встал и громко потребовал у официанта стул «для боевого товарища», а сам устремился к Петру, заключив его в объятия и обдав густым запахом водки. «Как же он изменился!» – только и успел подумать Петя.

Летом они вместе ушли во Второй Кубанский поход. Георгий продолжал геройствовать, снискав уважение даже у видавших виды кадровых офицеров. И пуля его не брала. Зато в августе, после взятия Екатеринодара, его свалила острая дизентерия. Его эвакуировали санитарным поездом в Ростов. Молодой организм с болезнью справился, хотя и с трудом, и отец, Павел Александрович, похлопотал, чтобы Георгий как следует восстановился. Служа в Николаевской больнице[1 - Николаевская больница – Ростовская городская больница, открытая в 1856 году. Сейчас – Мединститут.], он, используя своё положение, всячески препятствовал выписке сына, который рвался обратно на фронт.

Между тем Георгий познакомился в палате с лежавшим там же Фёдором Максимовым, казачьим офицером, который служил во вновь формируемой атаманом Красновым Донской Армии. Фёдор рассказал Георгию о прекрасной организации, экипировке, вооружении и снабжении казаков, разительно отличавшихся от добровольческой полупартизанщины. А ещё соблазнил известиями о том, что любой, имеющий высшее (даже неоконченное) образование и боевой опыт, может легко быть произведён у донцов в офицеры. Всё дело было в том, что красные, хозяйничавшие в области Войска Донского до весны 1918 года, многих фронтовых офицеров-казаков, разъехавшихся по станицам, расстреляли. И теперь грамотных офицеров сильно не хватало. «Особенно пехотных,» – говорил Максимов, имея в виду опыт Георгия в атаках стрелковых цепей, полученный у добровольцев.

В Доброармии всё было иначе. Офицеров там было большинство, многие, имевшие офицерский чин, служили простыми рядовыми. Студентам – «шпакам», вроде Георгия, о повышении в звании можно было только мечтать, несмотря на всё геройство. А Георгий оказался не только храбр, но и честолюбив.

В общем, увёл Максимов Георгия в казаки. За производством в офицеры дело не задержалось. И вот третий день обмывал Петин друг в ресторане погоны подхорунжего.

Обо всём этом на бегу Пете рассказала Ксения, с которой он так чаял встречу наедине. Но пока не выходило. Ксения училась, а ещё трудилась с отцом в госпитале. Она же и указала Петру ресторан, где кутил её брат. Лицо её при этом выражало какую-то лёгкую досаду, которую Петя ошибочно истолковал на свой счёт.

– Петюня, ты что задумался! Ты мне не рад, друг сердечный?

– Георгий тряс исхудавшего Петю в своих крепких руках, как трясёт яблоньку садовник.

– Ну пусти… Ещё задушишь. Рад я, конечно! Поздравляю с офицером! – виновато и сконфуженно ронял слова Петя.

– Ерунда! Главное, Петя – это ты, живой и здоровый! Ну, садись, не стой столбом!

Георгий излучал здоровье и силу. Но к ним добавилась какая-то пьяная бесшабашность, ухарство, которое раньше за ним не водилось. Сейчас ему, очевидно, на ум пришла какая-то острота, он широко улыбнулся, мгновенно и точно разлил по рюмкам водку и произнёс:

– Ну, давайте выпьем, господа! Братья-казаки! За моего друга, рыцаря печального образа, паладина света супротив тьмы, Марковского полка рядового, а также влюблённого Тристана, а ныне Петюню Теплова! Троекратное ура!

– Ура! Ура! Ура! – нестройно поддержали собутыльники Георгия, сдвинув разом рюмашки.

Петя отхлебнул половину. За месяцы фронтовой жизни он так и не привык пить этот, по его мнению, скверный и грубый напиток.

– Про влюблённого мог бы и промолчать. Неприлично! – шепнул Петя на ухо другу.

Тот и ухом не повёл, вновь наполнив рюмки до краёв. Со сцены вдруг донеслись пронзительные звуки скрипки. Заиграли модное танго.

– А теперича, – вставая и перекрикивая музыку, возвестил Георгий, – выпьем за здравие атамана нашего Всевеликаго войска Донского, Краснова Петра Николаевича!

– Любо! – подхватили там и сям в зале. – Любо!

«Теперича… И где он этого успел набраться? Под казака подделывается, а сам ведь нисколько не казак. Если уж кто из нас казак, так это я» – с горечью подумал Петя, и вспомнил об отце, которого собственно и не помнил. Подумал – и тут же устыдился своих мыслей. «Завидно мне, что ли, что Гоша – офицер?»

– А Царицын мы всё-таки возьмём! – вдруг заявил сидевший по левую руку от Георгия вахмистр, ударив кулаком по столу так, что все рюмки и бутылки дружно подскочили в воздух. Сам же осоловевший вахмистр стал заваливаться на пол.

– Ну всё, господа, – вдруг посерьёзнел Георгий. – Пора заканчивать. Петя, прими мои извинения за лёгкое свинство. Заходи завтра к нам, обязательно поговорим!

Домой Петя возвращался, скрипя сапогами по свежему снегу, такому же, как и год назад, когда они с Георгием неожиданно познакомились. Голова была тяжёлой, не столько от выпитой водки, сколько от мыслей, что всё выходило совсем не так, как он себе намечтал, сидя в поезде «Ставрополь-Ростов», возвращаясь домой после грандиозной победы Доброармии, благодаря которой весь Юг был очищен от большевиков. Однако по-настоящему здесь его ждала только мама. Остальному Ростову, пропивающему в фешенебельных ресторанах очередной день Гражданской войны, или напротив, задёрганному непосильным трудом и беготнёй, в сущности, никакого дела до него не было.

2.

В большой трёхкомнатной квартире на Московской улице пахло пирогом. Его аромат ещё в прихожей защекотал Пете ноздри. В ресторане он к еде не притронулся, и только сейчас понял, что смертельно голоден. А ещё сильно устал, совершенно непонятно от чего. Его сильный организм сравнительно легко переносил все тяготы походной жизни, а тут… Неужели так сильно на него подействовало производство друга в офицеры?

– Сынок, что-то ты неважно выглядишь? Стряслось что-то? – Наталья Ивановна, кутаясь в тёмно-синюю шаль, выплыла из большой комнаты. Там она отдыхала за вязанием.

– Да всё в порядке, мама – буркнул Петя, раздеваясь. Завтра новый мундир пойду забирать. А то в этом рванье стыдно на люди показываться. Публика тут, у вас…такая.

– Где это ты тут, «у нас», «публику» нашёл? И почему от тебя разит водкой?

Петя ощутил себя маленьким, нахулиганившим сорванцом. Он виноватым голосом процедил:

– Георгий угостил. Он офицера получил. В Донской армии. Вот и обмывает. В ресторане на Садовой. Там же и публика…

– Понятно, – заключила Наталья Ивановна. А ты завидуешь.

Петя поразился, как легко прочитала мама у него в душе. Он не нашёлся, что ответить, вместо этого обошёл маму и проник в столовую. Аппетитные запахи материализовались в большой, румяный пирог и чайные приборы на круглом столе.

– Мама, давайте не надо этих расспросов. Давайте просто попьём чаю. Расскажите лучше что-нибудь ещё, из городских новостей.

Наталья Ивановна уже успела отметить, что сильно, не по годам повзрослевший её сын стал обращаться к ней подчёркнуто на «вы». В день приезда он наотрез отказался отвечать на её расспросы о своей жизни в Добровольческой армии. Сказал только, что они победили всех большевиков на Юге и собираются теперь в поход на Москву. Ну а когда в поход, он не знает. «Весной, наверное». Зато засыпал её вопросами о своих друзьях-гимназистах, новых её соседях и подругах, и о Вериных, конечно.

– Что рассказывать. Всё вроде стало как прежде. Порядок опять. Дума, гласные, городской голова. Атаман в Новочеркасске. Деньги вот новые печатают. Мы теперь вроде как отдельная страна. Не Россия. В народе говорят «Красновия». По фамилии атамана, значит.