Тысяча первая ночь и утро следующего дня

– Ну вот, собственно, и всё! На этом повествование обрывается, и мы так и не узнаем, что же случилось с рассказчиком, – сумел ли он добраться до обитаемых мест на своём верблюде, или же пески пустыни поглотили его без остатка. Что скажете?

– Уж больно всё напыщенно и витиевато. Это действительно какая-то сказка!

– Неудивительно. Особенность арабских документальных источников как раз и заключается в том, что они во многом поэтичны и иносказательны. Если бы не эти поэмы и предания, то многие события тех времен были бы нам вообще неизвестны. Где в средневековых западных хрониках вы найдёте такое же обильное поэтическое цитирование, как в арабских документах? Да нигде. А здесь, на Востоке, даже серьёзное официальное повествование нередко может называться, к примеру, «Жемчужное ожерелье событий», «Символ счастья и славы» или же «Блеск метеора» Но наш документ, разумеется, есть сказка. Все эти байки о печени кита и о роге дьявола, всадник на медном куполе, джинны из горы, сорок дней скитаний по пустыне… Сорок – вообще характерная для Востока цифра. Если разбойников, то сорок. Если война, то длиться она будет сорок лет, ни больше и ни меньше. Что ещё вы хотели от сказки? Можно было бы спокойно о ней забыть, если бы не одно, внезапно обнаруженное обстоятельство…

Человек по имени Персенебу, о котором есть упоминание в документе, действительно существовал, и его гробница и сейчас расположена невдалеке от пирамиды! Вот только открыта она была намного позже – через несколько лет после того, как на аукционе был продан этот документ! До этого гробница была совершенно неизвестна! И в ней есть и имя «Того, кого лично знал царь», и эти рисунки на стенах, и дочь Персенебу с цветком лотоса… Поразительно! Ведь всё это было скрыто в толще скалы до недавнего времени! А это означает, что наш документ никак не может быть выдумкой или подделкой! Его автор действительно провёл ночь в той скальной гробнице тысячу двести лет назад в поисках убежища от песчаной бури. Пусть изложение событий и грешит некоторым перебором, но это скорее претензии к стилю. А вот угадать или выдумать такие подробности рассказчик никак не мог – он действительно был там! А раз так, то мы можем с определённым доверием отнестись и ко всему документу в целом.

И тут наша сказка стала принимать вполне реальные очертания. Обнаружилось много чего интересного. Для выяснения всех обстоятельств пришлось изучить массу документальных источников, прежде чем стало понятно, какая тайна скрывается между этих строк.

Здесь, джентльмены, нам предстоит познакомиться с основным действующим лицом во всей этой истории, если можно так сказать, – с нашим главным героем, тем самым господином, который возложил на своих подданных нелёгкую задачу по открытию каменных гор…

Джон умел делать паузы в нужном месте. Как ловкий фокусник, дразнящий публику ожиданием чуда, он тонко чувствовал настроение аудитории и не торопился вытаскивать кролика из шляпы. И хотя вся аудитория состояла из одного только Виктора, казалось, что ему не составило бы никакого труда держать в напряжении и целые толпы слушателей. Виктор сгорал от нетерпения узнать, кто же сейчас явится перед ним в качестве главного персонажа, что это будет за человек и каково будет его имя. Доведя паузу до состояния высшей степени загадочности и неопределённости, Джон лукаво прищурился и продолжил свой рассказ:

– Уверен, что имя, которое я сейчас назову, не скажет вам абсолютно ни о чём. В отличие от Наполеона или Александра Македонского, этот человек не удостоился чести попасть на страницы учебников истории. Его имя и дела известны, пожалуй, только узкому кругу историков-востоковедов. А поскольку с недавних пор я почти что историк, – рассмеялся Джон, – то и возьму на себя смелость представить вам эту незаурядную личность.

Итак – Абдаллах Аль-Мамун, седьмой халиф из династии Аббасидов. Повелитель правоверных, реформатор, политик, покровитель наук, ценитель искусств, а также жестокий и беспощадный правитель, не пощадивший даже собственного брата на пути к власти. На первый взгляд – типичный портрет деспотичного правителя, дошедший до нас из глубины веков; этакий образованный, но в то же время коварный и вероломный восточный царь, персонаж из сказок «Тысячи и одной ночи». Тут мы, кстати, нисколько не ошиблись: и он сам, и его брат Аль-Амин, и его отец, прославленный халиф Гарун Аль-Рашид, стали героями нескольких занимательных рассказов в сборнике «Тысячи и одной ночи». Такое уж тогда было время – люди больше, чем сейчас, верили в сказки… Многие события из его жизни нам, европейцам, живущим в двадцать первом веке, будет трудно или даже невозможно понять. Это не только тысяча двести лет, разделяющих нас по времени, но и совершенно другая культура, религия, восприятие мира. Труднее нам ещё и оттого, что мы уж слишком очарованы тем таинственным покрывалом сказки, небрежно накинутым рукою последующих поколений на всё то блистательное время, когда посреди песков возникали шумные города; утопающие в роскоши дворцы были средоточием богатства и славы; а вдали от посторонних глаз, в тени гарема, плелись изысканные и коварные интриги…

Тишина багдадской ночи, благородные халифы и мудрые визири, тусклый свет медной лампы, невероятные похождения Синдбада – всё это было, конечно же, только на страницах книги. В повседневной реальности, которая случается порой куда более изощрённее любой сказки, всё обстояло намного прозаичнее и приземлённее. Для рядового жителя Багдада, перенёсшего целый год осады и невиданные разрушения города во времена «Войны между братьев», деяния халифов представлялись куда менее возвышенными и благородными.

Если отбросить романтический образ мудрого и просвещённого правителя, воспетый на страницах «Тысячи и одной ночи», то мы увидим, что все двадцать лет правления Аль-Мамуна были сплошной чередой военных походов и карательных экспедиций. Волнения и мятежи были обычным явлением для тех дней. Беспокойные соседи, внутренние враги, религиозные противоречия – всё это требовало жёсткой абсолютной власти. Используя эту власть, ему удалось вновь объединить арабский халифат, расколотый надвое гражданской войной. Войной, в которой ему пришлось противостоять собственному брату, Аль-Амину. Хотел он того или нет, но даже смерть его брата не положила конец противостоянию. Должны были пройти ещё долгие годы, прежде чем мир снова воцарился в Багдаде. Покончив с войной, он направил свои силы на возвращение империи былого могущества. Завоевательные походы арабов к тому времени уже давно прекратились, и Аль-Мамуну с трудом удавалось сдерживать свои границы в существующих пределах. Один поход следовал за другим; на смену гражданской войне пришёл священный джихад против неверных византийцев.

Но было бы неправильно думать о нём только как о жестоком и властном самодержце, хотя и этого никак не отнять. К счастью, в его характере не было той страстной необузданности и маниакальной деспотичности, переходящих порой в бесцельную жестокость, столь свойственных многим из его современников. Скорее наоборот – в большинстве своих поступков халиф был весьма кротким и добросердечным правителем, насколько это вообще было возможно в те времена. А времена были не из лёгких. В небе господствовали ястребы, а голуби не жили долго. Взять хотя бы его прадеда, халифа Аль-Мансура, печально известного своей ужасной коллекцией мумифицированных тел. После смерти основателя династии в комнате, ключ от которой он всегда носил с собой, обнаружился целый склад из высушенных тел его заклятых врагов – алидов[13 - Алиды – потомки Али, зятя пророка Мухаммеда и его дочери Фатимы. С самых ранних лет существования ислама алиды, впоследствии называемые шиитами, вели борьбу за исключительное право на верховную власть представителей своего рода. В разные времена халифы то беспощадно и жестоко их преследовали, то пытались примириться, вступая в союзы. Основное противоречие, выраженное в противостоянии шиитов и суннитов, сохранилось неразрешённым до наших дней.]. Поражает даже не сама чудовищность деяния, а системный подход к истреблению – у каждого трупа, от старика до младенца, в ухе была табличка с точным указанием его имени и родословной.

Среди многочисленных представителей породившей его династии, большинство из которых прославились своими дурными качествами, Аль-Мамун стоит как бы особняком, во многом благодаря выдающимся научным деяниям. «Передают также, что не было среди халифов из потомков Аль-Аббаса халифа более сведущего во всех науках, чем Аль-Мамун. И было у него каждую неделю два дня, когда он устраивал диспуты ученых, и садились в его присутствии состязающиеся, из числа законоведов и богословов, по разрядам и чинам…» Конечно же, халиф не мог быть учёным в прямом смысле этого слова, он всего лишь мудро и прозорливо покровительствовал наукам в то время, когда другие ему подобные предавались безделью или погружались в болото чувственных наслаждений. Надо было иметь твёрдый характер и подвижный ум, чтобы, обладая неограниченной силой и властью, избежать пустого времяпровождения и заставить себя проявить качества истинного властелина. Только весьма образованный и просвещённый человек мог бы оставить о себе память не только в официальной истории, но и в устных преданиях. Именно в этом качестве халиф и был прославлен в сказках «Тысячи и одной ночи», в рассказе «Про учёного человека и халифа Аль-Мамуна».

Его интересы были весьма разносторонними: математика, астрономия, философия. Само то время предполагало появление таких людей. В этом смысле это был поистине «золотой век» арабского халифата. Процветающий Багдад стал желанным местом для учёных и поэтов со всего Востока. В нём сумело найти себе приют и получить должную оценку наследие античной Греции, оказавшее несравненное влияние на весь средневековый мир. Ещё до прихода арабов сирийские монахи тщательно и кропотливо переводили и переписывали сочинения греческих математиков, философов и естествоиспытателей. Когда арабы потянулись к просвещению, то в первую очередь нашли себе применение медицинские знания, ради которых правоверные халифы готовы были даже допустить к себе врачей христианской веры. Почти у всех аббасидских халифов были приняты лекари-христиане, получавшие за свои труды щедрые воздаяния. В отдельных случаях суммы доходили до миллионов – что ни говори, хороший пример взаимовыгодного сотрудничества двух религий!

И в предшествующие времена покровительство наукам и искусствам широко было принято у правителей Востока. Но выдающейся заслугой Аль-Мамуна следует признать то, что при нём получили поддержку и развитие те области знаний, которые были далеки от повседневных потребностей двора и не сулили осязаемых материальных выгод. Положим, медицина была нужна всем, а вот астрономия или математика всё ещё рассматривались как причуда или занятное упражнение для ума. Ещё более странным, если не сказать – подозрительным, казалось занятие философией, предмет которой, по понятным причинам, был не совсем одобряем в закрытом для вольномыслия набожном обществе. Открыть дорогу к изучению трудов языческих мыслителей, впервые перевести на арабский язык сочинения античных авторов – всё это могло бы осуществиться только с покровительства и при участии понимающего властелина, каким и был Абдаллах Аль-Мамун.

Но просвещение и науки уже не могли остановить процесс разложения халифата. Арабы ещё не знали, что их мир стоит почти у края пропасти. Они всё ещё принимали свою силу как доказательство правоты и избранности своих мировоззрений. Двести лет победоносного шествия ислама воплотились блистательным итогом в романтической эпохе Аль-Мамуна, на улицах процветающего Багдада, в сказаниях «Тысячи и одной ночи». Если и можно обозначить ту границу, разделяющую период расцвета и последовавший упадок, то она, без сомнений, пролегала именно в это время.

В ту эпоху сформировались многие принципы и положения исламского общества, которые действуют и поныне. Но всего лишь через пару десятков лет после смерти Аль-Мамуна империя стала ослабевать и неизбежно клониться к упадку. Зависимость последующих халифов от наёмной армии, возросшая сила тюркских военачальников и невозможность обеспечить должный порядок наследования в конце концов привели к падению династии и расколу исламского мира. Халифы стали игрушками в руках преторианцев, по воле генералов один за другим менялись они на троне. Грозное имя «Повелителя правоверных», некогда вселявшее страх на соседние народы, стало не более чем номинальным титулом, не имеющим реальной власти. Некоторым не удавалось удержаться у власти даже и дня! Воистину можно было сказать – халиф на час! Кто нашёл свою смерть в изощрённых пытках, кого ослепили, кого обезглавили, – пожалуй, те из них, которых попросту умертвили, могли бы быть по-настоящему благодарны судьбе за такое обстоятельство! Унылым и безрадостным списком проследовали они на протяжении сотни лет, повергая халифат во всё больший упадок. Вновь наступили времена войны каждого против всех, времена заговоров, переворотов и жестокой борьбы за власть.

Это было не только падение правящего дома, но и начало разделения некогда единой веры на два конфликтующих течения. Ислам уже не был столь единым, как во времена Пророка, – шииты и сунниты окончательно вступили на путь вековых противоречий, отдалённые последствия которых мы и сейчас можем наблюдать на улицах Багдада. Пройдёт ещё сотня лет – и враждующие партии окончательно расселятся по отдельным городским кварталам и на время затаят свою неприязнь, вплоть до сегодняшних дней. Наш герой и в самых страшных снах не мог бы предположить, что будет твориться в его столице через тысячу двести лет! Опоясанные взрывчаткой смертники, взорванные машины, десятки, сотни погибших людей ежедневно!

Вы только подумайте – каково изощрённое постоянство истории! Прошла тысяча лет – и ровным счётом ничего не изменилось на улицах этого города! Всё та же кровь и насилие, горящие дома, осаждённые кварталы, и на фоне этого – жалкие попытки ничего не понимающих американцев насадить демократию там, где тысячи лет не знали ничего другого, кроме жестокого деспотичного правления. Но сейчас дела обстоят даже намного хуже, чем это было при халифах. Если тогда в своих междоусобных войнах и персы, и арабы, и шииты, и сунниты были предоставлены сами себе, то сегодня чуть ли не весь современный мир в той или иной мере оказался вовлечённым в этот древний круговорот кипящих страстей, в котором самым причудливым образом переплелись и экономика, и политика, и религия. Слишком велики интересы разных сторон, слишком многое поставлено на карту, и слишком велик соблазн вернуть себе то былое величие, отблеск которого вдруг так внезапно отразился в стекле небоскребов Дубая…

Когда-то новая религия дала арабам возможность завоевать половину цивилизованного мира, а сегодня нечто подобное доступно им посредством нефти. Но как они смогут распорядиться этим шансом и – что даже более важно – как поведёт себя жадный до этой самой нефти цивилизованный мир – вот очевидный вопрос для учебников истории будущего! Так или иначе, империя пала уже давно. Но извращённые идеи нового мирового халифата и по прошествии тысячи лет до сих пор будоражат некоторые больные умы на Востоке! Однако это уже совсем другая история. К черту политику! В конце концов, мы здесь не для этого…

Человек, о котором мы сейчас говорим, вряд ли мог предполагать или как-то повлиять на столь непредсказуемое будущее. Но в силу своего положения Аль-Мамун принимал самое деятельное участие в решении судеб своей страны и покорённых народов. Можно смело сказать, что вся жизнь нашего героя была наполнена всевозможными большими и малыми событиями, многие из которых оставили неизгладимый след в истории арабского мира.

Но для нас важен всего лишь один эпизод из его жизни. Но какой! Возможно, это одно из тех невероятных по своей сути событий, которым современники не уделяют никакого внимания, отдавая предпочтение другим, более значимым, делам и свершениям, в то время как именно эти, граничащие порой с вымыслом эпизоды, и вписывают личность в историю. Дело в том, что Аль-Мамун, как полагают многие, был тем первым человеком, который открыл путь в верхнюю часть пирамиды, куда на протяжении почти трёх с половиной тысяч лет не ступала нога человека…