Обрести себя

Маме решили ничего не говорить, к тому же, когда мы вернулись домой, она уже ушла на дежурство. Когда пришла бабушка, мы рассказали всё ей. Бабушка включила лампу и осмотрела мой глаз. Потом она стетоскопом слушала моё сердце, потом надела мне на руку чёрную резиновую штуку и надувала её грушей, – было больно.

После этого бабушка сказала:

– Всё вы правильно сделали. Вы должны защищать друг друга – вы же брат и сестра.

– Во дворе – мы братья, – возразил я.

Это, в моём понимании, была чистая правда: во время игр во дворе я воспринимал Ленку, как старшего брата: там она была озорным и задорным мальчишкой. А дома… Дома она была обычной девочкой и старшей сестрой.

– Вы везде, – брат и сестра, – с нажимом и немного сердито сказала бабушка.

Потом глаз промывали холодной водой и прикладывали примочку…

Много позже, мы смотрели мультфильм про Маугли. Когда я увидел там пантеру Багиру, у меня сразу же ёкнуло: это же Ленка!

Были и комичные случаи.

Как-то раз, в схватке за мяч, Ленке попали ногой в промежность. Она застонала и согнулась. Я чувствовал её тело как своё, и у меня тоже сразу заболело… ну там, пониже живота, просто свело.

Игра остановилась. К Ленке подбежал Валька:

– Что Лен, по яйцам попали? Ты приседай, – так быстрее пройдёт!

Тут чей-то голос резонно заметил:

– Ты что, дурак что ли?! Какие яйца?!

Все захохотали, заулыбалась и Ленка. У меня отлегло. Боль отпустила…

Вопреки опасениям мамы и бабушки, Ленка никогда не забывала, что она девочка.

Однажды, в нашем дворе появился новый мальчишка – Валерка. Он был задиристым и любил, как тогда говорили, «нарываться».

Во время знакомства с новыми мальчишками, Ленка всегда представлялась не «Леной», а именно «Ленкой». А Валерка воспринял имя Ленки, как «Лёнька» и как-то раз обратился к ней, как к «Лёньке». Его легко понять, – с её мальчишечьим обликом обмануться было нетрудно.

На что Ленка спокойно сказала:

– Не Лёнька, – а Ленка.

Валерка, явно желая покуражиться, начал гоготать, озираясь и ища поддержки:

– Ха! Девчачье имя! Девчачье имя!

Не увидев поддержки, он замолчал. А Ленка спокойно продолжала:

– Девчачье. Я – и есть девочка.

Он опять загоготал:

– Ха-ха-ха! Дурак, что ли! Да ну! Хорош врать-то! Ха-ха-ха!

Ленка, стоя напротив него, проказливо заулыбалась и, оттянув резинку футбольных трусов, показала ему промежность:

– На!.. Что? Выкусил?

Он оторопел. Раздался хохот!

Когда смех затих, Стас как то ласково и с издёвкой сказал:

– Валерочка, ты бы поосторожнее с нашей Ленкой. Она и врезать может!

Все опять засмеялись, а у меня пульсировало в голове: «Нашей Ленкой! Нашей Ленкой!».

Она моя! Моя! Моя!

Да, она была полноценным и уважаемым членом мальчишеской ватаги и её лидером: Стас, в конце концов, сдался и уступил ей первенство. Но остался «адвокатом»: он умел улаживать любые конфликты.

***

Позже, будучи уже подростком, посвящённым в некие взрослые «тайны», и рассуждая об этом периоде нашей жизни, я думал об этом мальчике. Что побудило её тогда столь решительно поменять свой облик? Она же и в платье давала всем «жару», и её лидерство мало кто оспаривал. Зная Ленкин задорный характер и её любовь к выдумкам, могу предположить, что раз она была членом мальчишеской команды, ей просто захотелось примерять образ мальчика. И на несколько лет «застряла» в нём.

Для меня же… Я рос не очень уверенным в себе; мальчишки во дворе меня иногда третировали. Я нуждался в мужской поддержке, но отца мы не знали. К тому же, с некоторых пор, к мужчинам я относился с опаской. Иногда я мечтал о старшем брате, – я видел такие семьи и завидовал им. И когда Ленка решила стать «мальчиком», я с радостью ухватился за эту иллюзию. Во дворе эта иллюзия для меня была настолько сильна, что иногда я просто забывал, что Ленка – девочка. Там, – во дворе, – она была мне старшим братом.

Много лет спустя, когда мы выросли, она стала начальником механического цеха, который поддерживал в исправности швейные машинки и всё оборудование местной швейной фабрики. У неё в подчинении были одни мужики. И они боялись её как огня! Ленка говорила:

– Курить мои мужики ходят только строем!

О пьянстве в цеху даже не могло быть и речи. Кто-то, – за глаза, – называл её «бой-бабой»: характер у неё был тот ещё!

Много позже, она получила повышение, и в своих железных руках держала уже всю фабрику.

Пеня и Вулька

Что касается того случая с Валеркой и трусами, нужно кое-что пояснить: Ленка не была ни хулиганкой, ни распутницей. Нет. Это было просто очередным её озорством: помню даже, – как-то раз на спор, Ленка, извернувшись, пописала как мальчик. Потом пришлось переодеваться, но спор она выиграла. Такие уж споры у них, у этих мальчишек…

Было и ещё одно, – и связано это было с безразличным отношением нашей семьи к наготе.

Бабушка, как я уже говорил, была верующей и Лютеранкой. Однако, у неё на всё были свои воззрения.

Например, она считала ошибкой составителей Библии, что Адам и Ева были описаны, как созданные из «праха земного»: из глины люди лепили идолов, а это в Библии порицалось. Она была согласна с мнением авторов некоторых средневековых апокрифов, что эта библейская фраза искажена и должна быть переведена примерно как «из плоти своей» или что-то подобное, – не помню, – тогда все противоречия снимались. Лютер, переводя Библию, вроде даже был знаком с этими работами, но оставил формулировку первоисточника. В детстве я иногда слышал подобные дискуссии, когда к бабушке приходили её подруги, но, на мой детский взгляд, они были скучными и я уходил.

По её мнению, стесняться своей наготы – это стесняться самого Господа, что великий грех.

Мы с Ленкой не были религиозными, и мы были малы для учёных разговоров. Наготу мы воспринимали просто как вид одежды: одежды из «ничего». Нагота вызывала ощущение полной и какой-то первородной свободы: она давала возможность нафантазировать себе любую одежду, какую только хочется, или, например, пиратский или рыцарский костюм, а надоест – так мгновенно сменить его. И нагота нам с Ленкой очень нравилась!

В раннем детстве нас мыли в ванной вдвоём: наливали воду и сажали туда, друг напротив друга. Было очень весело! У нас были кораблики, – почти одинаковые, – мой потемнее чуть-чуть. У кораблика была кабинка с окошками и дверкой. Дверка могла открываться и закрываться, из кабинки она вела на открытую часть кормы, где были две скамейки. И главное: около дверки был штурвал, и его можно было крутить!

Мы, сидя друг напротив друга, пускали кораблики навстречу друг другу. Кораблики иногда сталкивались, и один из них тонул, а мы очень веселились!