– Мертвые остаются с нами, – сказал китаец, глядя Андрею в глаза. – Они всегда с нами, – он невесомым движением ладошки сделал круг вокруг себя.
Андрей опять кивнул.
– Им нравится, когда мы помним их и думаем о них хорошо, – Чан испытующе посмотрел на Андрея, словно желал убедиться, что тот слышит его, понимает, согласен с ним. – Им нравится, когда мы живем хорошо. – Чан замолчал, решив, видимо, что для первого раза сказал достаточно.
– А что значит жить хорошо? – спросил Андрей.
– Жить хорошо? – Китаец чуть шевельнул почти незаметными бровями. – Не ссориться с собой, не обижать себя, не обманывать себя... Это им нравится.
Андрей опять промолчал, не чувствуя себя готовым к такому разговору. И что-то подсказало – китаец прав, он произнес слова, которые ему хотелось услышать.
– Пошли, – сказал Чан. – Тебе надо переодеться.
Занятия начались немедленно и продолжались три месяца. Андрей даже не заметил, как промелькнуло жаркое лето, как наступила осень, сухая, ясная, теплая осень украинских степей. Китаец потребовал, чтобы Андрей приходил к нему через день, но обязательно. Пришлось уволиться с автобазы, поскольку дальние рейсы не позволяли выдерживать это условие. Когда закончились три месяца, он отнес китайцу еще тысячу долларов, и занятия продолжались. Но теперь уже каждый день. Андрей чувствовал, что меняется. Он стал сдержаннее, невозмутимее, спокойнее. Чай перед занятием и немногословные откровения китайца были не просто приятны, они стали необходимы, и Андрей уже с утра думал о том, как он приедет в вишневый сад, как они с Чаном выпьют чаю, посидят молча, как Чан скажет что-то новое или продолжит вчерашние свои слова. Однажды, когда Андрей опаздывал и вбежал в сад запыхавшись, он увидел, что китаец уже сидит на своем месте, пьет чай из блюдечка и смотрит черными глазами в ясное украинское небо.
Андрей поклонился, поздоровался, сел напротив.
– Опоздал немного, – сказал он.
– Опоздал, потому что торопился, – ответил китаец. – Не надо торопиться. За временем не угонишься. Уходит автобус – пусть уходит. Это не твой автобус. Улетает самолет – пусть летит. Это не твой самолет. Уходит девушка – пусть идет. Это не твоя девушка.
– А если умирает девушка? – неожиданно спросил Андрей.
– Значит, она не уходит, – Чан твердо посмотрел Андрею в глаза. – Она остается.
– Со мной?
– С тобой.
Андрей невольно оглянулся, но, кроме трепещущих на земле и в листве солнечных бликов, ничего не увидел. И, смешавшись, поднял к лицу чашку.
– Она здесь, – сказал китаец чуть слышно. – Я ее вижу. Ты мне не веришь? – спросил он, поймав ускользающий взгляд Андрея. – Тебе сказать, какая она?
– Да.
– У нее длинные рыжие волосы. На ней синие джинсы и полотняная куртка с «молниями»...
– Она что-нибудь говорит?
– Молчит, – сказал китаец, глядя в вишневую листву.
– Зачем она здесь? – Андрей спросил, не поднимая глаз от стола, – он боялся столкнуться взглядом со Светой.
– Ты сам ее вызвал. Все время вызываешь... Не отпускаешь...
– Это плохо?
– Для тебя плохо.
– Она хочет, чтобы я ее отпустил? – в голосе Андрея невольно прозвучала обида.
– Нет, – ответил китаец.
– Как же мне быть?
– Живи, – ответил Чан, и Андрей понял, что продолжать этот разговор не следует, что-то подсказывало – остановись. Но он не мог не задать еще один вопрос.
– Скажи... Ты можешь научит меня видеть подобные вещи?
– Да, – помолчав, ответил китаец. – Но это слишком...
– Дорого? – уточнил Андрей.
– Нет. – Китаец сделал отбрасывающий жест рукой, словно его заподозрили в чем-то недостойном. – Это слишком долго, опасно, потребует много жертв от тебя. Ты молод, тебе рано видеть... И потом... должно быть позволение высших сил, – закончил китаец.
– Как я буду знать, что такое позволение есть?
– Если позволение будет, ты узнаешь. Однажды проснешься и почувствуешь – можно. А если спрашиваешь, значит, рано. Собираешься уехать? – неожиданно спросил Чан.
– Откуда ты знаешь? – изумился Андрей.
– Поезжай, – с какой-то отстраненностью произнес китаец, закрыв глаза. По лицу его скользили солнечные зайчики, пробивающиеся сквозь листву. – Пора.
– Я привык к тебе...
– Это хорошо.
– Мы еще увидимся?
– Ты опять приедешь сюда... Застанешь меня живым или мертвым, но увидимся, – произнес китаец странноватые слова и улыбнулся виновато.
* * *
За неделю Андрей собрался, купил билет, попрощался с теткой и выехал в свой город. И теперь, глядя со второй полки на знакомые пригороды, почувствовал, что все еще не избавился от оцепенения в душе. Без радости возвращался, настороженно, с опаской. Его никто не встречал, он не сообщил о своем приезде даже матери. В купе молча собрался, кивнул попутчикам и вышел на перрон. Домой отправился пешком. И, проходя квартал за кварталом, словно здоровался с городом.
Едва позвонил в дверь, мать открыла тут же, словно стояла и ждала его. Она припала к груди и на какое-то время замерла.
– Ну и слава богу, – проговорила наконец. – И слава богу... И ладно. И хорошо.
Андрей бросил на вешалку куртку, сумку оставил на полу, присел к кухонному столику.
– Как тут у вас?
– Все хорошо, Андрюша, все хорошо.
– Никто не искал, никто не звонил, никому я не нужен?
– Вроде не звонили... Все знают, что тебя нет в городе... Чего звонить...