Бэтман Аполло

– Ничего хорошего. По замку Дракулы не разрешают просто так гулять. Боятся, что он схлопнется дальше. Как Круглая Комната.

На прощание я еще раз осмотрел картину с индейцами и красным комаром.

– А как это проецировалось на стены?

Софи ничего не ответила, и я решил, что ей надоели мои расспросы.

Но когда мы вернулись в склеп, она сказала:

– Насчет Круглой Комнаты. Тебе правда интересно?

Я кивнул.

– У меня есть немного информации…

Откинув крышку своего гроба, она выбросила из него на пол рюкзак и коврик для йоги, легла внутрь и поманила меня пальцем, словно приглашая залезть к ней в машину. Я подумал, что мы окажемся очень близко друг к другу. То есть совсем-совсем…

Я подошел к ее гробу и не очень ловко прилег рядом. Места было вполне достаточно. Софи улыбнулась и закрыла крышку. Она захлопнулась беззвучно, как дверца дорогого авто.

Я чувствовал тепло ее плеча. Слышал ее дыхание. Я мог бы лежать в этой живой темноте целую вечность. Но так не бывает. Я уже знал.

– У тебя информация в препарате? – спросил я.

– Просто файл.

– Где?

– Вот тут.

Прямо перед моим лицом зажегся монитор. Это был планшет, вделанный в крышку гроба. На нем появился странный символ – красное сердце с похожей на пробоину черной звездой.

Повернув голову, я увидел ее лицо.

– Мы теперь совсем близкие существа, – сказал я.

Она ничего не ответила. Подняв руку к экрану, она затыкала по нему пальцем. Я глядел не на экран, а на ее нахмуренное лицо, освещенное голубым светом.

– Читай.

Я перевел глаза на экран. Там был текст.

«В том же самом месте была у него круглая комната, которую он использовал как место для своих тайных опытов и изысканий. В ней было много чудесного и непостижимого для случайного гостя – но любимой его игрушкой был волшебный фонарь на ярчайшей лампе. У этого фонаря была сложная механика, работавшая от стальной пружины, и он мог показывать на круглой стене движущиеся картины.

Дракула зажигал фонарь, дабы испытать мудрость своих гостей. Тогда на стене появлялись его изображения. Картин же таких было три вида – на которых Дракула был Младенцем, Мертвецом и Зрелым Мужем. Где он был Младенцем, над ним летел красный комар. Где он был Зрелым Мужем, комар был зеленый. А где Мертвецом, синий.

Иные сцены были из глубочайшей древности, где Дракула кутался в шкуры и был окружен троглодитами. Другие – из менее отдаленных дней, где он в золотом венце появлялся среди царей Атлантиды. Еще он был изображен рыцарем, разбойником, монахом, убийцей и святым, мужчиной и женщиной – в прошлом, настоящем и будущем, среди горести и счастья.

Эти картины начинали мелькать на стенах все быстрее, и в какой-то момент изображенное на них становилось неуловимо-зыбким. И тогда отчетливо проявлялся огромный пульсирующий комар, который, меняя цвет, облетал вокруг комнаты. Мультипликация была так совершенна, что некторые падали в обморок.

Дракула каждого вопрошал о смысле увиденного.

«Здесь твои былые и будущие жизни, граф», – говорили обычно гости. – «Здесь ты, каким ты был в древности и каков окажешься в будущем».

Дракула отвечал, что в фонаре запечатлен один день его жизни, или даже малая часть дня. Когда гости спрашивали, что же это за странный и чудесный день, Дракула говорил, что день самый обычный и таковы все его дни.

«Ты, должно быть, не вылезал сегодня из погреба и отведал много красного, граф», – говорил иной ученый вампир как бы тайным, непонятным для людей иносказанием. На что Дракула лишь смеялся и отвечал такому гостю – ты моей загадки не решил и вряд ли когда решишь. С таким он пил вино, шутил – но к себе не приближал. Бывало, однако, что загадку решали. Тогда Дракула уводил решившего во внутренние покои – и имел с ним беседу о высоком и тайном.

Ниже была иллюстрация – картина с похоронами Дракулы-рыцаря. Еще ниже размещался квадратик, в котором полагалось быть видеовставке – но он был черным и пустым.

– Что там за видео? – спросил я.

– Здесь должна быть реконструкция, – сказала Софи. – Как мог выглядеть полет этого комара. Я еще не сделала.

– А откуда текст?

– Из «Воспоминаний и Размышлений».

Название я помнил – специальное устройство в моем хамлете начитывало мне цитату из этого труда, когда я зависал вниз головой слишком уж надолго.

– Разве это не книга самого Дракулы? – спросил я.

– Нет, – сказала она. – Это книга воспоминаний про Дракулу. И еще там сборник его высказываний. Хотя не факт, что Дракула действительно все это говорил. Эти цитаты и есть так называемые «Размышления». А «Воспоминания» целиком не сохранились. Вообще нигде. Ни на бумаге, ни даже в препаратах. Есть только несколько отрывков вроде этого. Странно, да?

– Ты думаешь, их кто-то специально уничтожил?

Она кивнула.

– Кто?

– Вампиры. Чтобы скрыть правду о Дракуле.

– Зачем?

– Потому что на самом деле он был совсем не тем самодовольным хлыщом и острословом, каким его представляет наша политическая мифология.

– А цитаты придумали потом?

– Часть придумали, что-то нет, – сказала она. – Совершенно точно одно – от нас скрыли его настоящую жизнь и подлинные мысли.

– Зачем?

– Его сделали главным идеологом вампиризма. Основным, так сказать, теоретическим столпом. Но в действительности он… Как бы мягче сказать… Он был диссидентом. Причем очень радикальным.

– Толстовцем? – спросил я.

– Толстовцы? Это кто?

– Которые красную жидкость пьют вместо баблоса, – ответил я. – Опрощаются.