Утро любви

Вся ты прекрасна, возлюбленная моя, и пятна нет на тебе!

Со мною с Ливана, невеста! со мною иди с Ливана! спеши с вершины Аманы, с вершины Сенира и Ермона, от логовищ львиных, от гор барсовых!

Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста! пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих, одним ожерельем на шее твоей.

О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста! о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!

Сотовый мед каплет из уст твоих, невеста; мед и молоко под языком твоим, и благоухание одежды твоей подобно благоуханию Ливана!

Запертый сад – сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник;

Рассадники твои – сад с гранатовыми яблоками, с превосходными плодами, киперы с нардами.

Нард и шафран, аир и корица со всякими благовонными деревами, мирро и алой со всякими лучшими ароматами;

Садовый источник – колодезь живых вод и потоки с Ливана.

Поднимись, ветер, с севера и принесись с юга, повей на сад мой, – и польются ароматы его! – пусть придет возлюбленный мой в сад свой и вкушает сладкие плоды его.

Пришел я в сад мой, сестра моя, невеста; набрал мирры моей с ароматами моими, поел сотов моих с медом моим, напился вина моего с молоком моим.

– Ешьте, друзья, пейте и насыщайтесь, возлюбленные!

10.

На следующее утро Лиза по привычке встала раньше всех. Ей нужно было до занятий в школе успеть с массой домашних дел: задать корма курам, собрать в курятнике яйца, отложенные в гнездах. Слава Богу, что поросят уже, как при родителях, не было – закололи перед поминками матери. А корову та еще раньше продала после похорон мужа, отца Лизы. Ведь на поминки пришло, почитай, все село. Нужно было накормить, напоить добрых людей. В селе по-прежнему – рождение, свадьба и похороны с поминками считались главными событиями в жизни его обитателей, а потому и самыми затратными, требовавшими немалых денег. А еще Лизе утречком нужно было прибраться по дому – гость поселился -, выгладить форму брата, накормить его завтраком, привести в порядок себя. Она нехотя подняла еще тяжелые от недосыпа веки и увидела через посветлевшее окно, что заря только занимается и подкрашивает малиновым светом бока низко плывущих с юго-запада туч. Снизу они были багрово-свинцовыми.

Похоже, к снегу или дождю. – Подумала девушка. – Как надоела зима. Март, солнце пригревает днем, тает снег, бегут ручьи по улицам, а по ночам столбик термометра опускается до десяти-четырнадцати градусов мороза. Все замерзает, дорога в школу покрывается наледью, становится скользко. Когда все это закончится и настанет настоящая весна? Чтобы можно было в одном легком и прозрачном платьишке выскочить во двор и не мерзнуть на пронизывающем ветру, не кутаться в мамину шаль или в тяжелый овчинный полушубок. Лиза потянулась, что было мочи, чувствуя, что ее кожа на теплом животе и все тело натягиваются, словно тетива лука. Еще пару минут понежилась, глядя в окно, помечтала о своем, и сама себе приказала:

– Ну, все, хорошего понемногу. Подъем! Пора и делом заняться.

Быстро оделась. На цыпочках, чтобы не разбудить Митю и Валерия Ивановича, прошла в сени. Сунула белые ноженьки в материнские сапоги, натянула потяжелевший и такой постылый овчинный полушубок, вышла во двор. Куры уже недовольно кудахтали и рылись в вольере, отыскивая хоть какую-то поживку или мелкие камешки, которые им были необходимы для нормальной работы желудков. Услышав скрип распахнувшейся двери и шаги своей кормилицы, птицы подняли настоящий гвалт. Лиза быстренько прошла в сарай, набрала в большой черпак зерна, и уже через минуту насыпала его в желобок кормушки, отмахиваясь от налетавших на нее, словно обезумевших кур.

– Вот заразы, словно вас век не кормили. Цып, цып, цып, налетайте, пока я добрая. – Задавала она вдвое больше обычного пшеницы в кормушку, чтобы куры поскорее угомонились и не шумели на весь двор, не мешали ее постояльцу спать.

Но он в чужом доме тоже проснулся рано. Вышел через пару минут после Лизы во двор в спортивном костюме и кроссовках, приветливо поздоровался с девушкой и занялся утренней зарядкой. Вообще-то поначалу он хотел выйти за ворота и сделать утреннюю пробежку. Но когда выглянул на улицу и увидел смерзшиеся за ночь колдобины и гладкий лед вокруг них, отсвечивавший розоватым светом, то передумал – недолго и ноги сломать на такой дороге к крепкому здоровью. Пока придется повременить с кроссом. А вот легкую зарядку во дворе сделать можно. И он начал с бега на месте. Но вскоре остановился, так как за забором громко забрехал наблюдавший за странным поведением незнакомца соседский Полкан – кобель серьезного нрава и с убедительным, могучим голосом, от которого Валерию Ивановичу стало как-то не по себе. Собачьего лая он явно не переносил. Особенно с тех пор, как был облаян бульдогом отца своей возлюбленной, когда все же самовольно и втайне попытался перелезть через высокий кирпичный забор и пробраться к окну Наташи. Азиат – так звали рыжего, с черными подпалинами, кобеля – не купился на общепитовский пирожок, и зарычал угрожающе. А когда Валерий одним махом перемахнул через забор и оказался на улице, разразился таким громким и энергичным лаем, что молодой неудачник помнил его до сих пор. В vip-городке, обитатели которого не любили рано вставать, за такое беспокойство солидных и уважаемых хозяев их охранники могли и поколотить. А как они это делают, Валерию Ивановичу напоминать было излишне. Его бока и ребра еще помнили…

– Дикие люди, дикие нравы! – только и сказал тогда сам себе под нос расстроенный неудачник.

И теперь, глядя на озлобившегося и разлаявшегося кобеля, он подумал о том же: "Ну, зачем здесь такие заборы и такие свирепые псы? Боятся друг друга? Не уважают ближайших соседей, сами лаятся и грызутся, как собаки, из-за пустяков? При случае обворовывают друг друга? Или городских воров опасаются? Да и то, и другое – Россия! То ли дело Англия или Германия, где он, будучи победителем городских школьных математических олимпиад, бывал еще старшеклассником по культурному обмену с этими цивилизованными странами. Ни воровства, по большому счету, ни бешеных псов! Там даже двери на замки много лет в домах и квартирах не закрывали. Говорят, только с приходом русских, точнее, советских стали прикручивать устройства и запоры крепкие. Воруют всю жизнь, воруют наши люди! Разве с такими замашками можно в мировую цивилизацию входить! Вот уже на Западе и о русской мафии заговорили. А что бандиты и нувориши делают у нас в стране, здесь, в областном центе! Что ни день, то заказное убийство. Черт бы их всех побрал"! – делая энергичные круги руками, возмущался Валерий Иванович. – "А еще в ВТО хотят вступать. Со свиным рылом да в торговый ряд! Припрутся в Европу российские толстосумы и бандиты, всех обворуют и бульдогами затравят, всем бока поотбивают – дикари! Ну почему я не родился, хоть в каком-нибудь Лихтенштейне или Андорре, на худой конец? Угораздило же родителей именно здесь, в заволжском городке, осесть после институтов. Что уж теперь их винить, ничего не поделаешь, нужно приспосабливаться к тому, что есть. Вот к этому убогому двору с его курами, собачьему лаю, сельской грязи, как только растают снег и лед на дороге и ее развезет от талой воды. Да это все ерунда. К хамству как привыкнуть? К непроходимому невежеству и мату? Ведь тут каждый школьник, как замусоленный сапожник матерится. Да еще такие словечки в полудикую речь вворачивает, что только диву даешься: и откуда он их берет! Вот накануне, перегоняет какой-то мальчишка лет двенадцати корову со двора на двор и орет на всю улицу, вытаращив обезумевшие глаза: "Ах, ты блядь бычья, паскуда недоштопанная, куда тебя прет, в заворот тебе до лопатки, кружина рыжая! А ну, поворачивай к воротам!" А поговори с ним о Пушкине или Лермонтове, двух слов не свяжет. Уткнется взглядом в потолок, набычится, и будет что-то не человекообразное, нечленораздельное мямлить! Россия"!

Лиза покормила кур, выбрала яйца из гнезд, и, выйдя из курятника, любовалась стройным телом и спортивными, доведенными до автоматизма, красивыми движениями своего учителя, который продолжал делать утреннюю зарядку. Даже на расстоянии от него исходила какая-то необыкновенная и очень приятная девушке энергия. А вот отец никогда не делал утреннюю гимнастику. Говорил, что в кабине трактора такой заряд получает, аж спину ломит и руки отрываются. И так всю жизнь! Не позавидуешь. Сухие мозоли, размером с большие бобы, были на шершавых ладонях. И как только он ими мать ласкал! Ой, о чем это я? – перекрестилась, спохватившись от собственных озорных мыслей, Лиза. – Про какие такие ласки подумала! Черте что в голову лезет. Она рассмеялась, и с веселостью на лице пошла к крыльцу.

– Как ты только управляешься одна со всем хозяйством! – то ли удивился, то ли выразил восторг в ее адрес учитель.– Я бы и то, наверное, не смог. Молодчина! Просто молодчина! Но неужели только этим и будешь всю жизнь заниматься? Не думала еще, кем станешь? – Взяв в руки скакалку и методично взлетая над ней, как-то неловко и почти обидно спросил девушку, подпрыгивающий, как резиновый мячик, Валерий Иванович.

– Да куда же деваться в таком положении? Вот выучусь, может, в город подамся, или за границу. Недавно в газете объявление видела, там молодых девушек на работу за рубежом приглашают.

– Да ты что, даже не думай об этом! – махнул рукой оторопевший от такого сообщения учитель. – Сплошное надувательство. Таких девушек обманывают и в рабынь превращают. Учиться нужно усерднее и в институт поступать.

– А что потом? Вон Валентина – соседка, через дом живет, поступила и закончила политехнический. А теперь дома сидит, работу в городе найти не смогла. А здесь с ее специальностью делать нечего.

– Да, проблем сейчас с трудоустройством много. Но учиться все равно нужно. Без специальности и диплома еще труднее будет найти место. И жить без образования не интересно.

– Это почему же?

– Ну, как тебе объяснить? Не содержательная жизнь без знаний получается, примитивная что ли, как у червяков. Только знания человеку глаза на прекрасное открывают и увлекают в такие горизонты, что даже дух захватывает.

– А откуда Вы все это знаете? Может, все и не так? Вы же, Валерий Иванович, всего несколько лет, как стали преподавать.

Валерий Иванович настороженно взглянул на Лизу чуть сузившимися глазами. Она это заметила и быстро поправилась:

– Ну, я имею в виду, что большого опыта у вас еще нет, а Вы так обо всем уверенно судите.

– Делать замечания старшим нехорошо! – заметил молодой учитель. – А большого опыта и не нужно, чтобы понять то, о чем я тебе говорил. Вот подрастешь, сама убедишься в этом. Если, конечно, учебу не бросишь раньше времени.

"Фу! Ну, совсем скучно заговорил. Непроходимая скука поперла из педагога. – Подумала Лиза. – Сейчас воспитывать и наставлять начнет. Надо поскорее заканчивать этот урок. А то на настоящие занятия опоздаю. Еще Митю поднять и собрать в школу нужно, завтраком накормить".

– Валерий Иванович, а вы яичницу любите? – перевела она разговор на другую тему. – Я вот свеженьких собрала. Поджарить или отварить?

– Вы не беспокойтесь. – Почему-то перешел на "Вы" учитель. – Я сам себе все приготовлю. У Вас и без меня много дел…

– Да какие тут дела – пожарить или отварить, пустяки!

– Тогда, если не трудно, лучше отварное яйцо.

– Вкрутую или всмятку? – как мать когда-то отца, переспросила Лиза своего милого постояльца.

– Лучше всмятку.

– Хорошо, я тоже так больше люблю. Сейчас, мигом сварю! – Пообещала она, и, засмеявшись, вспорхнула, словно птица, на высокое крыльцо.

Самара по весне иногда разливалась, и вода подходила прямо к дому. Поэтому отец срубил крыльцо повыше. Да и завалинка или цоколь у дома были предусмотрительно приподняты на случай наводнения. Правда, Валерий Иванович о нем еще даже не подозревал и в село приехал в городской обуви – остроносых сапожках да с парой запасных полуботинок.

Вообще все село было построено неподалеку от реки на небольшом увале, переходящем в ровное и широкое поле, добегавшее до хвойного леса, стоявшего поодаль синей и мрачноватой стеной. Поближе, но за рекой, был расположен смешанный лес, состоявший в основном из осин и ольхи, редких берез и вязов. По осени они разрисовывали лес разноцветными вспышками ярко-желтой, оранжевой и багровой листвы. Особенно контрастно она разгоралась на фоне довольно частых темно – зеленых, изумрудных елей. Предки бурьяновцев, конечно же, ценили и любили эту красоту, и хотели быть к ней поближе. Ведь лес и река кормили их. Но, в то-же время, представляли собой и немалые опасности. Оттуда можно было ждать не только зверья или поднимавшейся талой воды, но и врагов. Само основание сел в этих местах, как рассказывали Лизе и ее одноклассникам на уроках истории, было связано с необходимостью укрепления юго-восточных границ Московского государства. Не последнее значение играло и заселение ее края, создание целой цепи казачьих поселений и укреплений, крепостей, охранявших мирное население от набегов кочевников – башкир, казахов и ногайцев, а также татар и потомков чингизидов, обосновавшихся в Казанском царстве. Кстати, территория этого государства в те времена простиралась в пределах нынешних Самарской, Ульяновской областей и Татарстана. Но заселены эти места были в основном по берегам рек – от Верхней Волги до Камы. При правительстве Ивана 1У в 1586 году в устье реки Самара была построена одноименная крепость, а на реке Белой – крепость Уфа. Заселялась поначалу более защищенная крутым берегом правая сторона Волги. В конце ХУ11 века для дальнейшего заселения и закрепления края начали строить так называемую «Закамскую черту» (вал и ров), которая проходила от нынешней Ульяновской области на Казань. Примерно в 1730 году началось строительство другой заградительной черты со рвом и валом – от реки Кинель при впадении ее в Самару в направлении реки Сок и дальше на север в сторону Бугульмы и Казани. В конце она сливалась с «Закамской чертой». Назвали ее «Новой Закамской чертой». Отдельные ее фрагменты и следы сохранились и до сих пор. В 1738 году в устье реки Ори был заложен город Оренбург, а через пять лет он был перенесен на свое настоящее место. Освоение и расширение Оренбургского края за счет башкирских земель проходило в кровопролитной борьбе с народами, ранее заселявшими эти земли. Здесь, в основном по рекам Самара и Урал, решено было строить крепости, заселять близлежащие земли, основывая на них села, чтобы утвердить российские завоевания. Но поскольку не хватало людей для службы в данных укрепрайонах, из густонаселенных областей Украины стали вербовать казаков и переселять их в Заволжье. Подтверждением тому является Указ о поселении в крепостях переселенцев из Малой России от 20 августа 1739 года, подписанный рукой императрицы Екатерины и посланный на имя начальника Оренбургского края генерал-лейтенанта Урусова. В октябре 1741 года до 1000 подвод с переселенцами из Малой России отправились в дальний путь. Часть их по дороге убежала, кто подался в разбойники, кто в вольные казаки. После смотра, проведенного по прибытии семей переселенцев в Оренбургский край, стало ясно, что до назначенных мест добрались лишь 618 семей. Возможно, среди них были и предки Лизы Мордвиновой.

Пустить корни на новой земле им было чрезвычайно трудно. Отстаивать новые пространства приходилось в частых и жестоких схватках с башкирами и другими кочевниками, которые из того же Западного Казахстана уже десятилетиями и столетиями перегоняли скот на летние пастбища с сочными травами, находившиеся в этих местах. Поэтому наметившаяся в те годы межэтническая вражда и нередко случавшаяся барымта (набеги и разбои с поджогами и угонами скота и людей в плен) имели чисто экономическую основу. Именно они стали причиной нового исхода и миграции казаков. За полтора года после переселения число их в этих местах значительно уменьшилось.

В 1741 году на престол вступила дочь Петра-1 Елизавета Петровна. В том же году скончался начальник Оренбургского края князь Урусов. Вместо него назначили И.И.Неплюева. Он провел смотр укреплений и не одобрил политику и практические шаги своего предшественника по переселению украинцев, которые уже открыто заявляли о желании вернуться на историческую родину. Неплюев в специальном донесении правительству высказал предложение о разрешении украинцам вернуться на родину. Сенат с доводами Неплюева согласился. Многие переселенцы потянулись в обратную дорогу. Но 46 семей, в основном из крепостей Рассыпная, Чернореченская и Татищевская, с разрешения Неплюева и Сената остались, перейдя на жительство вглубь края, на реки Самара и Большой Кинель. Примерно тогда же возникла и Бурьяновка. Почему казаки выбрали это место для жизни и службы государыне-императрице? Да потому, что это место было очень красивым и удобным. Рядом протекала полноводная река с поймой и лугами, на вспаханных полях оказалась урожайная почва. В лесах, богатых дичью и зверьем, водились медведи, волки, лисицы, зайцы, белки а также всевозможные птицы: тетерева, рябчики, куропатки. На озерах гнездились дикие гуси и утки, выхухоль и бекасы. Правда, волки создавали проблемы. С ними приходилось бороться не на жизнь, а на смерть. Ведь они часто нападали на домашний скот и людей, приносили немало бед. Но еще больше боялись набегов незваных гостей – башкир или татар, а также ногайцев и казахов. Их отдаленные предки только со временем поселились неподалеку от здешних мест, наконец-то примирившись и нередко породнившись с русскими.

Валерию Ивановичу это тоже было известно. Но многое еще предстояло узнать, чобы не выглядеть в глазах местных преподавателей "белой вороной". Что касается Лизы, то перед ней он мог блеснуть своей эрудицией, в том числе и исторической. Именно это он и сделал за завтраком, вспоминая прошлое здешнего края и как бы невзначай интересуясь историей села. Девушка не ударила в грязь лицом и рассказала ему много такого, о чем он, как приходилось признать, и не догадывался. Впрочем, это было по большей части связано не с общеисторическими сведениями и хронологией значительных событий, а с местными преданиями и пересказами биографий первых бурьяновских поселенцев, некоторые из которых самолично кланялись прибывшей для осмотра края императрице Екатерине-11. Другие позднее видели самого А.С. Пушкина, путешествовавшего в здешних местах и собиравшего материалы для своей будущей "Капитанской дочери". А один из стариков рассказывал, что его не такие уж и далекие предки занимались извозом красной рыбы для царского двора. Возили с Урала и из-за него из Казахстана с Тюбкараганского полуострова, где была расположена рыбачья станица Николаевская, населенная выходцами из Оренбуржья и Поволжья, двухметровых осетров и таких громадных белуг, обложенных сохраненным с весны льдом, что те еле помещались на просторных крестьянских телегах. Про стерлядь, которой и в Самарке было видимо-невидимо, а теперь почти перевелась, уж и не говорили. Одним словом: близкое – далекое. Было что вспомнить и чем похвалиться бурьяновцам. Больше всего Лизе нравились красивые старинные легенды, особенно те, в которых рассказывалось о любви и гибели красавицы по имени Кинель. Не послушалась она запрета отца, разлучившего ее с любимым, бросилась за ним в реку, и утонула. С тех пор и зовут реку, впадающую в Самару, Большой Кинель.

– Да, грустная и красивая история. – Согласился с Лизой, и глубоко вздохнул, думая о чем-то своем, с удовольствием выслушавший ее учитель. Настроение у него с утра, наперекор всякой логике, стало подниматься. Ведь в легенде, рассказанной хозяйкой, была не только история о жестокости и бессердечии отца влюбленной героини, но и намек на то, что за свою любовь нужно бороться, чего бы это ни стоило. К тому же, у Лизы во время ее рассказа озорно и увлеченно горели глаза. Рдели свежие щеки и бурно вздымалась нежная грудь под блузкой, просвеченной косыми и яркими солнечными лучами уже высоко взошедшего солнца. И так приятно звучал грудной девичий голос, что Валерий Иванович от всего этого почувствовал какой-то прилив свежих физических и духовных сил, и понял, что для него в этой жизни еще не все потеряно. Да и на новом месте все складывалось неплохо. Он мог с удовольствием заниматься своим любимым делом – преподавать детям математику, готовиться к поступлению в аспирантуру, набрасывать эскиз будущей диссертации. У него была крыша над головой, уютная комната. Прекрасная молодая хозяйка окружила его своей заботой и вниманием. Чего еще желать!

11.

Учебный год шел к концу. Весенние дни пролетали, как перелетные птицы, возвращавшиеся с юга. Валерий Иванович и Лиза, с которой он подружился за полтора месяца после поселения в ее доме, и даже нередко вместе гулял у реки, начав такие прогулки с наблюдения за ледоходом, незаметно для себя постепенно сблизились, хотя чувства их друг к другу были разными. Лиза по уши влюбилась в молодого учителя и теперь только и думала о нем и их возможной совместной жизни. Горела этой идеей, но таила ее в душе, боясь выставить наружу. Она буквально не могла надышаться на предмет своего обожания. А молодой человек, отлично видевший все это, еще не забыл свою Наташу. Он втайне, хотя все реже, вздыхал о ней в минуты досуга и тянулся к ней душой через оттаявшие и вскрывшиеся своей чернотой, зеленью и синевой дали. Между тем он замечал, что внимание юной хозяйки дома ему не только льстило, но и было приятно. Иногда в его голову закрадывались даже грешные мысли, которые он, впрочем, старался тут же отогнать от себя. Выходил во двор или на огород и по-хозяйски наводил там порядок. Соседи Мордвиновых, заметив такие усердные занятия молодого учителя, одобрили их – слава Богу, не белоручка воспитывает детей в школе. Видно, что руки у него из нужного места растут. Да и голова имеется, не зря же математик! Но за своего бурьяновского его все-равно не принимали. Держались, хотя и с почтением, но на дистанции.

Так оно и должно быть. – Не обижался на них молодой учитель. – Они ведь простые крестьяне, а я все-таки преподаватель, учу их детей. К тому же горожанин, вместе в речке без штанов не купались…