Серые птицы на белом берегу. Народный роман

– Да ты что! Вот здорово! Расскажи мне о нем!

– Да что рассказывать. Знаешь, что меня до сих пор потрясает, так это его великий человеческий дух и гениальное понимание сути жизни.

– Что ты имеешь в виду?

– Есть такая прекрасная история. Рассказывают, что как-то в Тифлис (Так в ту пору назывался Тбилиси) приехала на гастроли французская певица Маргарита де Сэвр из предместья Парижа. Пиросмани увидел ее и влюбился по уши. Чтобы приятно удивить свою возлюбленную, решил на корню скупить все живые и разнообразные цветы у жителей города и его предместий. Потратил на это все деньги, которые у него были, заложил молочную лавку и взял еще денег у ростовщика.

– Вот это мужчина! Настоящий поступок! – С восторгом прокомментировала Лена.

– Да, для того времени мировоззрения лавочников это был поступок, хотя и безрассудный, как посчитали многие.

– Ничего они не понимали в женской душе, думаю, Маргарита своего поклонника оценила по – достоинству?

– Вот с этим сложнее. Видишь ли, у нее с детства на цветы была страшная аллергия. И когда она в гостинице и рядом с ней столкнулась с морем ароматнейших роз, лилий, гвоздик, крокусов, цикламенов, азалий и других цветов, то у нее побежали слезы из глаз, и носик припух. Более того, чуть не начался отек носоглотки, грозивший настоящей опасностью – она могла просто задохнуться от этого отека. И Маргарита вместо радости испытала раздражение, но пыталась не выдать этого, и, пересиливая себя, улыбалась Николо Пиросмани, сопровождавшему ее после концерта. На следующий день она пригласила его на прогулку по городу. А какие прогулки у женщин без посещения магазинов и лавок. В ювелирном магазине или лавке, сейчас не помню точно, ей очень понравилось кольцо с бриллиантом. Она вообще обожала драгоценности и особенно сияющие бриллианты. А еще – ей очень понравилось платье, расшитое жемчугом. И она попросила Николо купить ей эти вещи в качестве подарка.

– И он купил?

– Да в том-то и дело, что нет! – Всплеснул руками Мухин. – У него для этого уже не осталось денег – все потратил на цветы. Он честно признался Маргарите, что у него больше нет денег.

– И что же француженка?

– Уехала на следующий день, даже не попрощавшись с Николо. Когда он пришел в гостиницу, то ее номер был пуст, Там художник нашел только обрывки газет и бумаги да голубую ленту. Певица даже письма не написала ему на прощание.

– Бедный художник!

– Да. Но Николо решил навсегда сохранить образ своей возлюбленной. И написал ее портрет. Он был настолько беден, что у него не хватало денег даже на холсты. И он рисовал на картонах или клеенках.

Вообще после этого он бедствовал. А весь город – лавочники в особенности – над ним и его безрассудным поступком долго смеялся. На Николо показывали пальцами и говорили детям – вот это тот самый глупец, что потратил все свои деньги на цветы для французской певицы и стал нищим. Не совершите в своей жизни такой глупости!..

– Да, люди жестоки! – Покачала головой Лена.

– Жестоки и непредсказуемы. А еще жадные, и глупые к тому же. – Уточнил Мухин. – Через некоторое время после смерти художника предприниматель и коллекционер Зданович купил и собрал 80 картин Пиросмани и затем выставил их в Лувре. Успех новой экспозиции оказался ошеломляющим. Смотрители музея позже рассказывали, что когда этот вал спал, они стали замечать в Лувре одну старушку, которая часто приходила в музей и подолгу стояла у одной картины с изображением молодой женщины. Смотрела и словно молилась на нее, почти как на икону, вспоминая о прожитом. Это был ее собственный портрет, написанный Николо Пиросмани. Это была в прошлом певица из парижского предместья, госпожа Маргарита де Сэвр.

– Удивительная история! – Сказала Лена.

– И поучительная! – Добавил Мухин. – Если бы не Пиросмани и его талант, кто бы сегодня помнил о той певице? И о том, что с ними произошло в Тифлисе.

Странно. Прошло столько лет, а Мухин до сих пор помнил тот первый его и Лены вечер во всех подробностях. Словно не в памяти, а на голограмме отпечатались мельчайшие детали – даже запах ее волос, смешанный с наплывами ветерка, с ароматом польских духов «Быть может», поворот ее головы, нежную шею. И как все могло повернуться на 180 градусов? Как она, простая и скромная девушка – его будущая невеста и жена – потом так быстро превратилась в совершенно чуждую, и ненавистную ему расчетливую стерву? Больше всего его уязвила память о том, что, похоже, он сам способствовал этому ее перевоплощению.

А началось все… Когда же это все началось? – Думал Мухин, – Неужели на следующий день после их первой встречи, когда он зашел в «Каспий» – двухэтажный универмаг на проспекте Строителей – и увидел женскую очередь. К витрине невозможно было протиснуться. Вся облеплена разгоряченными и потными бабами. И он через их головы спросил продавщицу: «Чем торгуешь»? Что это они, словно сбесились тут у вас?

– Да колготки немецкие завезли. На вас нет…

В очереди захихикали. Некоторые женщины повернули к Мухину головы, и он даже покраснел от такой шутки, отпущенной в его адрес продавщицей, но нашелся:

– На такую красавицу, как ты, какой размер?

– Самый ходовой – ответила, не глядя на Мухина, продавщица, продолжая быстро обслуживать стоящих в очереди.

– Тогда заверни три пары. Вот, держи, – и он протянул через головы женщин зеленоватую пятидесятирублевку с портретом В. И.Ленина в, обведенным яйцевидной рамочкой.

Очередь загалдела, две женщины стали оттеснять Мухина. А он, как артист, умолял: «Ну, бабоньки, дорогие, одна единственная у меня невеста, дайте купить, не погубите нашего счастья»!

Полная и смачная блондинка, стоявшая третьей в очереди, улыбаясь, предложила ему: «Давайте деньги, куплю вам. Нельзя обижать невесту. Мы все тоже невестами были». – Засмеялась она по-свински тонко и пронзительно.

Мухин сунул ей в потную ладонь бумажку и отошел на шаг от очереди, которая снова загалдела, обсуждая теперь уже смачную блондинку. На втором этаже было душно, и Мухин почувствовал, что по всему телу начал проступать пот, а по лбу потекли к глазам настоящие струйки. Пригрело солнышко. В тени за сорок.

– Держи две пары, больше не дала! – Дефицит! Вот и сдачи твои!

– Ну, спасибо Вам, с меня причитается!

– Жарко, задохнуться можно, сейчас и даром угощенья не захочешь. Только в холодильнике климат. Да мал больно, не помещусь! – Плоско пошутила и рассмеялась смачная блондинка. – А ты молодец, раз о невесте так заботишься, она это оценит.

– Вы думаете?

– Не сомневайся даже. Обязательно оценит, вот увидишь. – Хлопнула она мясистой и потной ладонью по плечу Мухина. – Молодец, ничего не скажешь! – Еще раз похвалила толстуха, и направилась к выходу, довольная то ли покупкой, то ли разговором с моложавым человеком ее вкуса: поджарым и находчивым, к тому же веселым.

Мухин подошел к отделу парфюмерии, купил себе «Шипр» и направился к выходу. Горячий, словно прожаренный в духовке, воздух, придушенный гарью выхлопных газов, обжег лицо и ноздри. Раскаленный асфальт стал податливым. Мухин чувствовал, что каблуки слегка тонут в нем, как в пластилине. А у универмага, несмотря на жару, толпились люди, сновали рядом с продовольственными и книжными киосками, шли к входам в универмаг, выходили из них. Рядом, в тени дикой оливы, пожилая продавщица торговала мороженым. И вокруг на асфальте веером легли сорванные и брошенные тут же этикетки. Бездомная дворняга, высунув мокрый и длинный язык, постоянно обнюхивала их, но так и не находила мерещившегося ей лакомства. Мухину она показалась похожей на Жучку, что жила в пятигорском дворике. Вроде той же породы: смесь бульдога с носорогом, только чуть поменьше размером. А может, это просто я вырос, вот и кажется, подумал Мухин. С Жучкой он мальчишкой любил бегать к автостанции. Там после того, как прогнали немцев, тоже всегда было много народу, и продавали пирожки, газированную воду. Мороженое появилось позже, когда Мухин уже подрос. Так что мороженного он в раннем детстве не видел. Впервые попробовал в восемь лет: с Машкой отстояли тогда длинную очередь. А пока донес до дому, чтоб и сеструх угостить, оно почти все растаяло. Правда, Коля на ходу свое мороженое откусывал и облизывал, успел съесть целиком. Ничего вкуснее не пробовал раньше. Понравилось на всю жизнь. А вот сеструхам притащил только остатки мороженого. Запомнилось!

Мухин подошел к продавщице мороженого и купил две порции, не обращая внимания на пацанов, окруживших ее и ящик-термос.

Одним «пломбиром» занялся сам, другим поманил дворнягу, завилявшую перед ним рыжим и пушистым хвостом.

– На, на! Поманил он дворнягу и отошел к кустам.

Собака догнала его в несколько прыжков и засеменила рядом, виляя от приятного предчувствия пушистым рыжим хвостом.

– Зажарилась, бедняга, вот охладись. – Он сунул брикет «пломбира» ей прямо в пасть.

Дворняга перехватила его зубами и отбежала в сторону, под акацию, где никого не было, и занялась там дармовым лакомством, словно забыв про Мухина и не глядя на него.

– Вот неблагодарная! – Постыдил ее Мухин. Но она, словно ничего не слышала. Быстро управилась с мороженым и подбежала к своему благодетелю снова, завиляла хвостом.

– Не – а, больше не получишь, беги, гуляй! – Погнал он ее. Но она не уходила, ждала еще одну порцию мороженого, как будто была уверена, что получит ее. Мухин не доел свое мороженое, оно уже потекло, пачкая пальцы. Они липли, и он бросил остатки брикета собаке. Встал со скамьи и направился к пирсу – в такую жару было в самый раз искупаться. Мухин взял на работе пару дней отгулов. У него их накопилось много. Холостяк – то один, то другой просили подменить, по ночам на строящийся объект вызывали. Устал. Да и мысли всякие в голову лезли. Мешанина в мозгах образовалась. Надо было отдохнуть, переварить все и определиться, как он думал, с дальнейшим курсом в жизни.

Бетонный тротуар, обсаженный маслинами с блеклой, словно выцветшей листвой, вел прямо к морю, первому пирсу, метров на сто – сто пятьдесят шагнувшему по его глади и застывшему над своим собственным, постоянно шевелящимся отражением. Метрах в тридцати, чуть правее пирса и ближе к пустынному и тихому в этот час стадиону, сидели бронзовые от загара мужики и поочередно дули пиво из пятилитровой банки. Значит, завезли в стекляшку, что прислонилась к высокому забору стадиона. В кружки там не разливали, санэпидстанция запретила – боялись вспышки венерических заболеваний. А пивка бы сейчас, подумал Мухин, да еще холодненького, не помешало. И он на всякий случай занырнул в аквариум пивзала – вдруг повезет, может свою банку продаст хозяин.

У стойки толкались человек пятнадцать. Среди них знакомых он не увидел. Но тут из самого угла аквариума его окликнули по имени сразу два голоса. Он обернулся – звали сидевшие за металлическим столиком ребята из соседней бригады, тоже работавшей на их объекте: Суламбек и Алик, бакинец.

– Салам алейкум, садись дорогой! – Предложил Суламбек Мухину.

– Привет всем. Спасибо, не откажусь, жара, аж в горле першит.

Суламбек подвинул к нему трехлитровую банку: «Освежись, Муха, «Светозар» что нада сегодня».

Мухин положил на стол пачки с колготками и поднял двумя руками банку, жадно заглотнул первый глоток. Пиво было действительно на удивление хорошее, прохладное и не разбавленное водой. Обычно здесь всегда продавали «женатое», но сегодня – что надо. Мухин большими, жадными глотками пил янтарную жидкость. А Суламбек с Аликом, довольные, – распивали не первую банку – смотрели, как ходит его большой кадык с крапинками короткой, нарождавшейся щетины. Мухин выпил залпом полбанки и стукнул банкой о пластмассовое покрытие столика:

– Отменное пиво! Давно такого не пробовал.