Они пошли по усыпанной щепками, обломками коры и торчащими ветками земле гораздо медленнее, чем по лесу, но скоро и трактор, и домик, приткнувшийся с краю леса, и даже фигурки людей, переходящих от дерева к дереву, стали хорошо видны – стало понятно, что они делают.
Большие зеленые деревья дрожали под вгрызающимися в них, надсадно воющими пилами, падали, тщетно цепляясь за соседей, их тут же обступали мужики с топорами, торопливо обрубали трепещущие ветви, переходили к следующему упавшему дереву, а к беззащитному обнаженному стволу подъезжал трактор, обвивал дерево металлической петлей и тащил его на площадку, где лежали такие же нагие деревья. Сашка оглянулся назад: остался ли на месте лес, по которому они только что шли, или все уже позади превратилось в эту огромную, искореженную и утратившую красоту делянку…
Трактор вдруг остановился, так и недотащив очередное дерево к остальным, и лесорубы, побросав пилы, побежали в сторону домика, и те, что обрубали ветки, – тоже.
– Начальство приехало, что ли… – удивился отец, оглянулся. – Не отстал? – И ускорил шаг.
Трелевочник продолжал рокотать, на узкоколейке попыхивала дрезина, но нигде никого не было, все собрались возле домика. Рабочие стояли, плотно обступив что-то, и Сашке ничего не было видно из-за их спин.
Отец раздвинул сгрудившихся мужиков плечом.
Сашка проскользнул за ним.
На земле, покрытой опилками, лежала тетка в клетчатой мужской рубашке. Ее лицо было в крови и отливало синевой. Над ней наклонилась маленькая полная женщина в синем халате, а рядом двое мужиков держали за руки третьего. У него были большие, выпученные и, казалось, никого не видящие глаза, перекошенное лицо. Через разорванную рубаху было видно, как временами вздымались бугорки мышц, и тогда мужики крепче держали того.
– Убью стерву! – то ли кричал, то ли выл мужик, пытаясь вырваться.
Отец спросил:
– Что произошло-то?
– Васька вот, Настену прибил, – отозвался один из держащих.
– Васька, ты чего?
– Чего я… – Тот неожиданно всхлипнул. – Всю ночь в городе блядовала… Рубаха вон на ней чья?.. Убью хахаля!..
Вновь взвыл, замотал головой с густой шевелюрой, рванулся, но мужики держали крепко.
– Наубиваешься… Посадят дурака… – недовольно произнесла женщина и похлопала Настю по щекам..
Та шумно вздохнула, открыла глаза, уцепилась за руку женщины.
Прошептала:
– Ирод…
К отцу протиснулся щупленький мужичок в испачканной мазутом майке.
– Привет, Вань.
– Здорово, тезка…
– Васька Настю опять уму-разуму учил… – Мужичок хохотнул. – Потеха.
Настя громко застонала, заохала, плачущим голосом произнесла:
– Ирод ты… У мамки я была, и рубаха это браткина… Фашист…
– Я тебе пообзываюсь, – неожиданно тихим голосом произнес Васька и обмяк, зашмыгал носом, произнес: – Да пустите вы, не буду я больше…
Выдернул руки, шагнул к Насте.
– Не подходи, фашист…
Настя поднялась, шагнула в сторону.
– Ты, это, меня так не обзывай, – со скрытой угрозой в голосе произнес Василий, но остановился. – Ты, это… Я фашистов крошил… Не обзывай… Я ведь узнаю, Настька, где ты гулеванила… Я ведь, ежели обманываешь, забью насмерть… И хахаля твоего тоже… Ты меня знаешь…
– А ты не угрожай, не угрожай! – Женщина обняла Настю за плечи. – Ишь как девку-то разукрасил… В кутузку тебя надо…
– А ты не лезь, Варюха, это наше семейное дело…
– Семейное… А как убьешь?
– А они живучие, – негромко отозвался кто-то из лесорубов.
– Цыть! – прикрикнула Варвара, оглядывая мужиков. – Вот и рожай да рости вас таких…
– Я от тебя уйду… С мамкой жить буду… И брату пожалуюсь, – скривила распухшие губы Настя.
– Ты ночь где-то гулеванила, а я тут метался… Я еще разузнаю…
Василий вновь забелел лицом, замутнел глазами, шагнул в ее сторону.
– Варь, уведи меня…
Настя, прикрывая лицо руками, покачиваясь, торопливо пошла к домику.
– Настя!.. – в голосе Василия прозвучала растерянность. – Ты, это, не дури…
– Эх, Васек, прежде бы разобрался… Угробишь бабу ни за что и сам сядешь, – произнес пожилой мужик, державший Василия.
– А… Ничего с ней не будет…
Настя и Варвара скрылись в домике.
Василий махнул рукой, подхватил топор, торчащий в бревне подле домика, пошел к сваленному дереву.
Мужики стали расходиться.
Побрел к дрезине машинист.
– А ты чего, тезка, уже работать вышел? – спросил вертлявый Иван.
– Не… Мы с сыном на озере были, щук ловили, – сказал отец, опустив руку на Сашкино плечо.
– Твой, что ли?