Хочется чего-то непоправимого

Хочется чего-то непоправимого
Виктор Некрасов

В новелле рассказывается о состоянии Елены после расставания с Юнианой. Лекарством от депрессии была выбрана бурная деятельность по восстановлению справедливости.

Виктор Некрасов

Хочется чего-то непоправимого

Юниана легла чёрной тенью между Камиллом и Еленой, но архипрактор особо не переживал. Теперь у него есть ценные подарки для аугусты, два, по крайней мере, – Теодора и Фауста, дочери Максимиана, ненавидимые Еленой.

Потому, что у него отныне есть Воинство света – сотрудники, готовые покарать любого, на кого укажет палец Камилла.

Однако, подарок не понадобился, Елена сама проявила инициативу.

Перейти рубеж

Ночью Елене приснилась мысль: «незаслуженная благодарность». Она лежала в темноте и размышляла.

Кто этот Камилл на самом деле? Она привыкла его ценить и уважать, рассчитывая на взаимность. И почему-то она решила, что Камилл, желал выбрать именно её на том испытании подлинностей аугуст. А ведь на самом деле – какая ему разница, при любом исходе он оставался с хорошим прикупом. А она сразу: «Сю-сю, сю-сю! Это тебе сердце подсказало…». Выжигать надо калёной кочергой эту наивную сентиментальность! Мудрость, где ты шляешься, по чьим головам? Я тебя семьдесят лет жду! Какой тупорылой дурой я выгляжу в глазах того же пресловутого Камилла!

Она лежала в темноте и хохотала.

В тот день Елена не вышла из своих покоев. Она повесила на ручку двери сандалий подошвой наружу, что означало для всех: «не входить и не беспокоить».

Задвинула засов и осмотрела свою комнату, залитую утренним светом. Здесь она будет заточена, пока не найдёт выход из сложившегося тупика её жизни.

В углу стоял персидский холодильник (promptuarium), который каждое утро должен заправляться кусочком льда. А сегодня ему предстоит обойтись без заправки, растает и нагреется, наверно.

Елена достала из холодильника амфору с вином и, не одеваясь, села за стол.

С каждым глотком вина ей становилось всё стыднее за свою мягкотелую медузность и слабость.

«Рассопливилась на старости лет. Близняшку нашла, как же… Спасибо судьбе, что так жёстко одёрнула!»

Камилл – вот кто умеет добиваться цели. Вот за кого надо держаться. Несмотря на всякие двойственности и сомнения. Буду у него учиться никогда не унывать. И не вилять на пути к намеченному.

А вкусное это вино из Тревер! Что-то в нём есть такое, что отсутствует в южных винах. Какая-то прохладная и терпкая северная чертовинка.

Так думала расслабленная Елена, глядя на облака, суетливо копошащиеся в небе. Им по рангу положено быть неторопливыми и величественными, а теперь они не стесняются суетиться. Что-то их там напрягло в вышине… Забавно…

– Идём к Камиллу! – скомандовала Елена кому-то внутри себя.

– Камилл наверняка уже покинул судебную канцелярию… Он уже должен быть дома, – убеждала она того же кого-то, входя в Пирамиду. – Только надо с ним пожёстче быть… А то возомнит себя спасителем…

Она запнулась о половик перед входом, потом игриво погладила взъерошенного верблюда, нарисованного на двери и вошла внутрь.

В комнате Камилла сидел какой-то квестор.

– Пошёл вон! – сказала ему Елена, не переставая испепелять его колючим взглядом, пока он не скрылся за дверью.

Потом взгляд проскользил по стенке, нащупал невозмутимого Камилла и зацепился за него, потеплев в развязной улыбке.

– А вот и он, герой-спаситель! Он всех без разбора спасает, и фамилию не спрашивает. А ты в курсе, герой, кого ты спас? Между прочим, я – Юниана, и я теперь не буду цацкаться с тобой, как предыдущая хозяйка!

– Явный прокол, – констатировал Камилл, как бы для себя. – Слово «предыдущая» не произносимо для диалекта тех мест.

– Что б ты там понимал, герой-профессор! Я нахваталась от вас! Имею право, между прочим!

– Ты пьяная? – полувопросительно отметил Камилл.

– Фу, как вульгарно, – поморщилась Елена. – Я, освободившись от цепких объятий повседневной суеты… Я, понявши намёки судьбы… А почему ты не спрашиваешь, какие намёки?.. – капризно спросила аугуста.

– Ну, и какие?.. – вяло отозвался Камилл.

Елена попыталась изобразить загадочный вид, потом махнула рукой и сказала с тем видом, который получился:

– Знаешь, кто была Юниана? Она была последний шанс судьбы для меня, чтобы остаться человеком! И где теперь этот шанс? Фюить! Всё переменилось на-все-гда! На вечные веки и бесповоротно! Я до конца этого ещё не поняла… Когда пойму, станет страшно. А сейчас весело… А чего грустить, если всё равно ничего не изменишь? Ты никогда не падал с Тарпейской скалы? Вот я сейчас в полёте… Хоть смейся, хоть плачь, всё равно одинаково шмякнешься и кости переломаешь. А ещё смешнее – раскаиваться за десять шагов до земли.

– Пойдём, я отведу тебя домой, – предложил Камилл, нежно сжав локоть аугусты. – Завтра мы всё обсудим и решим. А сейчас я не в форме.

– Сидеть на месте! К ноге! – командовала Елена, тащимая Камиллом в её покои. – Кончилась прежняя жизнь! Завтра будет день ясности!

На следующее утро Елена проснулась на рассвете с тяжёлой головой. Долго лежала, сгоняя в голову разбредающиеся мысли.

В чём был смысл Юнианы? Обратить её замыслы в шутку, расшатать её непоколебимость, отодвинуть страшную развязку? Так ничего ж у вас не получилось!

Елена резко поднялась, вышла в атриум, проследовала по крытому проходу в Пирамиду, взбежала по лестнице на второй ярус, подошла к двери с нарисованным верблюжонком и бесцеремонно вошла в комнату Камилла.

На рабочем столе стояла простая глиняная чернильница, лежал лист папируса и несколько тростниковых палочек.

Какими скромными принадлежностями пишет Камилл свои блестящие труды… Но сейчас не об этом.

Елена отдёрнула завесу, отгораживающую кабинет от спальни. Камилл уже проснулся, но всё ещё лежал в постели и с тревогой поглядывал на нож для заточки каламов, который аугуста держала в руках.

– Ты помнишь наш вчерашний разговор? – спросила Елена. – Про день ясности?

– Так это был, оказывается, разговор? – спросил Камилл, старательно скрывая насмешливость. – Ты же, вроде того… весёлая была, беззаботная… – а потом он замолк, почувствовав важность происходящего.

– Запомни этот момент! С него мы начинаем свою жуткую и зловещую деятельность! – провозгласила Елена. – Хватит метаний, страданий и переживаний! Наступает эпоха решимости и ясности! Что там делает окружающий мир? – спросила она и выглянула в окно. – Понятно. Мир ковыряет мостовую, гонит куда-то корову и дремлет пьяным в тени платана. Мир ещё не знает, что ему предстоит содрогнуться от ужаса. Где Теодора?!

– В Эбораке, – ответил Камилл.

– А где Эборак?

«Вокруг Теодоры», собрался было ответить Камилл, но тяжёлый взгляд Елены отбил охоту острить, и он просто сказал:

– А Эборак в Британии.

– Британия – это далеко! – вздохнула аугуста. – А нам надо поскорее совершить что-нибудь непоправимое! Непередумываемое! Перейти Рубикон и испачкаться!