Жребий изгоев. Всеслав Чародей – 1

Вестимо, Мстислав не думал, что в иных волостях поголовно все христиане… и в городах-то не все. Эвон, и в Киеве на Подоле до сих пор Турова божница стоит – попробуй-ка разори. Про Ростов да про Волынь и помолчать в сторонке бы. А про вятичей и говорить нечего, там и господа местная вся – язычники. Только в городах сейчас власть у христиан, да и князья все христиане. Везде, опричь полоцкой волости. И долго такого Ярославичи не потерпят.

Полоцкие Изяславичи и без того были изгоями и редко появлялись в Киеве, хоть у Всеславля отца, Брячислава и было в Киеве своё подворье. А уж с того, что Всеслав открыто станет на сторону старой веры… а этого ждать не год и не два, считанные месяцы, а то и дни. Тем более епископу Мине того и гляди путь из Полоцка укажут, а пресвитеру Святой Софии Анфимию, с его-то голубиной кротостью души, полоцкого изгоя в руках не сдержать.

Тут, на севере, у Всеслава сила немалая. Кривичи новогородские и плесковские вряд ли против него будут – Всеслав природный кривский князь, в Полоцке его мало на руках не носят.

Да и теперь северная Русь и южная Русь – будто бы две отдельных страны. Строго-то поглядеть, так оно и есть – кривичи да словене совсем отдельный народ. Они все на Варяжское море[8 - Варяжское море – древнерусское название Балтийского моря.] завязаны, а южные русичи – на Степь. Он-то, Мстислав, в Новгороде редко на Киев оглядывается – а как же иначе, в таком нравном-то городе, который даже сам великий дед Ярослав Владимирич от дани Киеву освободил? Поневоле возгордишься.

Ярославичи сейчас не едины – все трое врозь глядят. Самая доба Всеславу выступить…

Сейчас, пока он ещё может совокупить недовольных и выкроить свою державу. Тогда, глядишь, она и станет очагом старой веры. А иначе – пройдёт всего лет сто, и его потомки будут истовыми христианами, креститься на иконы станут.

А если сможет полоцкий князь своего добиться… тогда поток сбегов с христианских земель станет ещё гуще. А стало быть, кривская земля станет ещё сильнее. И… не выйдет ли так, что для Всеслава и киевский стол тогда будет достижим?.. Хоть он и изгой по праву, да только ведь у сильных свои законы и поконы…

И что тогда?

Тридцати лет не прошло с большого восстания в ляшских землях против христианства. В урманских землях после смерти Олава Трюггвассона христианство умалилось сильно. Аркона[9 - Аркона – священный город славян на острове Руян (Рюген), в котором находился храмовый комплекс, посвящённый Свентовиту. Упсала – древний город на территории современной Швеции, в котором находилось языческое святилище – «Двор богов».] стоит нерушимо, и Двор Богов в Упсале, и лютичи вольны, и варяги! Да и… на Руси – тоже… невегласов полно и в Киеве, и на Волыни, и здесь, в Новгороде… С крещенья-то меньше ста лет прошло. А сто лет – для богов разве это много, прости господи за поминание бесовское? Нас, христиан – горсть!

Никогда не смирятся Ярославичи с отторжением родового наследия, потому и доведётся скоро кривской земле со всей Русью ратиться, и пока не сядет Всеслав на великий стол в Киеве, война не окончится. Или, наоборот, пока не избавится Ярославле племя от полоцкого оборотня. И ничем иным она окончиться не может. Либо – либо.

Князь открыл глаза и встретился взглядом с Яруном. Чуть улыбнулся, самыми уголками губ, и сказал, что думал:

– Горячку в сём деле пороть невместно. Разошли гонцов, воевода, чтоб бояре и гридни свои дружины могли собрать в поход вмиг. И всё – отай.

– Сделаю, – понятливо кивнул воевода.

– И в первую голову – Плесков упредить, – подумав, добавил князь. – Буяна Ядрейковича. Хотя… может, ещё и пронесёт господь, – Мстислав, вслед своему вою, размашисто перекрестился в сторону божницы с иконами.

2. Дреговская земля. Окрестности Менска.

Весна 1064 года, травень

Лес темнел угрожающе, мрачно глядел из-под надвинутых козырей еловых лап, щетинился сосновой хвоёй, что-то грозно шептал берёзовой листвой. Кривая тропа бросилась навстречь, упруго и послушно легла под ноги. Мелькнули мимо придорожные кусты, сердце билось где-то в горле, ветер бил в лицо, сбивая дыхание. В затылок дышал Страх. Погоня висела за спиной.

Лес вдруг расступился, выгнулась горбом поляна с пожухлой травой. Посредине высился резной столб. Капь. В самую душу ударил пронзительный взгляд из вставленных в глазницы самоцветов.

– Жди-и… – прокатился по поляне гулкий шёпот.

– Жди-и, – отдалось в кустах.

– Жди, – отозвался шелест листвы.

Волхв Славимир вздрогнул и открыл глаза. В узкое окно бил свет, пели снаружи птицы. Утро уже наступило.

Волхв сел, обхватив руками седую голову.

Сон тяготил. Пугал. Теребил душу. Странный сон, непонятный. Наверняка знамение. Давно Исток Дорог, Отец Зверья, не посылал своему слуге знамений.

Но чего ждать?

Неясно. Неведомо.

Избушка Славимира была маленькой. Да и к чему волхву большой дом-то? Пусть князья да бояре величаются богатством да зажитком, высокими хоромами да обильными стадами, мехами да узорочьем. Волхвам того не надо, они проводники воли богов, на них лежит Их благословение. Волхв должен всё уметь и мочь сам. Один. Вот когда ослабнет до того, что едва ноги заможет таскать – тогда, волей Велеса, и появится у него ученик-помощник. А после и Велес сам волхва призовёт.

Волхв вышел на высокое крыльцо. Дом был хоть и мал, да казист – крытый тёсом, полотенца, причелины и наличники в затейливой резьбе.

Славимир метнул по сторонам грозный взгляд. Шурша иголками, торопливо уполз под крыльцо ёж, заполошно взмахивая крыльями, метнулась к лесу сова.

Душу тяготило ожидание. Ожидание чего-то непонятного и важного. Чего?

Славимир подошёл к храму, пробежал пальцами по рубленым стенам, погладил тугие валики мха в пазах, глянул на солнце, льющее золото поверх конька.

Не добрались ещё в эти края христиане, – подумал Славимир, всё ещё поглаживая мох. – Глядишь, и не доберутся, князь-Всеслава-то чаянием…

О Всеславе подумалось с искренней теплотой. Кто бы мог подумать, что у князя Брячислава, христианина и внука Отступника, построившего собор Софии в Полоцке, будет такой сын. Не зря же Велесова воля в нём.

В храме было полутемно и прохладно. Суровый лик Велеса глядел на волхва с двухсаженной высоты непроницаемыми глазами.

– Вразуми, господине, – тихо прошептал Славимир, подходя.

Сможет ли князь Всеслав выполнить задуманное?

Воспрянет ли родная вера, отринув наносную плесень христианства?

Воротится ли на земли Руси власть русских богов?

И чего сегодня Ты велишь ждать мне, волхву Славимиру?

Чёрный петух безголосо разевал рот – страхом голос отсекло. Славимир уцепил птицу за связанные лапы, примостил к подножью капа и одним движением отсёк петуху голову. Кровь щедро облила подножье, тонкой струйкой стекла в огонь небольшого костра. Волхв подставил ладонь под струйку, набрал полную пригоршню и щедро обмазал лицо капи. От жертвенного огня привычно пахло горелой кровью.

– Вразуми, господине, – повторил Славимир, кланяясь. – Помоги не ошибиться.

Человек показался на опушке, едва только Славимир вышел из храма. Он шёл не от восхода, как ждал волхв, а с полуденного заката. И едва волхв завидел его, как в сердце тут же стукнуло – он! Тот, кого ему было велено ждать – от самого Велеса.

Человек шёл от опушки медленно и устало, не спеша приближался к ограде святилища, а Славимир всё так же молча ждал у ворот храма. Волхв тоже не спешил, а недостойное служителя Велеса любопытство подавить не стоило особого труда.

Человек подошёл к изгороди, на мгновение задержался и двинулся к воротам. Волхв готов был поклясться – у пришедшего на миг возникло желание махнуть через забор, но тут же и пропало. И правильно – в святилище через забор не ходят, в святилище попадают только через ворота.

Волхв ждал.

Человек приблизился на несколько шагов и поклонился:

– Гой еси, волхве.

– И ты здрав будь, человече, – таким же голосом отозвался волхв, не двигаясь с места. – Люди зовут меня обыкновенно Славимиром. Говорят ещё, что я – сын Боряты.

– Ты меня зови Калиной, – коротко усмехнулся пришедший, и волхв невольно залюбовался им. Высокий жилистый мужик с тугим мясом на плечах, руках и ногах – ни капли жира. Лицо – жёсткое, словно топором из дуба вырубленное. Длинные тёмные усы, стрижка в кружок и густые косматые брови. Бороды не было по войскому обычаю – видно, был и воем некогда. Глаза серые и глядят холодно.

– Идём, – коротко кивнул волхв в сторону храма.