Мой Ленинградский горный. Табошар урановый

А в колхозе у амбара меня однокурсники-ребята ждали.

Снова в ведра – и турнепсом закрома там заполняли.

С утра копать турнепс полны энтузиазма были,

Смех повсюду раздавался, а некоторые и песни пели,

К полудню уж друг с другом неохотно говорили,

А к вечеру, обалделые, на ведрах молча все сидели.

Команда на окончание работы еще не была дана,

Ее с нетерпением ожидая, все потихоньку сачковали,

А как только бригадиром была озвучена она,

И откуда силы вдруг взялись, быстро собираться стали.

А через несколько минут, друг на друга посмотрев,

Смехом прыснули сперва, а затем заржали:

Все в грязи, места чистого на одежде, лицах нет,

И от смеха, или уставши были, все упали – ноги не держали.

Но быстро встали, есть охота, в животе урчало.

Инвентарь собрали и на телегу все сгрузили,

Девушки ко мне подсели, трусцой лошадка побежала,

И через полчаса голодные и мокрые на базе были,

Потихоньку и остальные вслед за нами подходили.

Все в барак, а мне в колхоз за ужином ехать надо.

Погрузив засветло термосы с экологически чистою едой,

Уж возвращались в темноте мимо кладбища обратно,

И от страха галопом мчался по той дороге я домой.

А вот и проблески света появились по курсу впереди,

Лошадь радостно заржала и стала медленно идти,

А ту еду, что привезли, практиканты быстренько смели,

И, попрощавшись со всеми, спать в барак все побрели.

А я лошадь рассупонил, мы вместе с ней к ручью пошли.

Подождав, когда она воды напьется из холодного ручья,

Стреножив и коркой хлеба угостив, отпустил на поле до утра,

И с чувством исполненного долга спать к себе пошел и я,

А перед тем, как лечь в постель, подкинул в огонь печи дрова.

Раненько с утра бригадир уж разбудил меня,

Сказав, что лошадь в телегу надо запрягать,

И к завтраку из колхоза чтоб молоко привез бы я.

Еще все спали, а мне одному чуть свет вставать.

Встал неохотно на холодный пол с постели и оделся,

В ручье умыв лицо, лошадку ту окрест пошел искать,

Через полчаса ее увидел лежащей на лугу – на солнце грелась.

Сняв путы, надев узду и на спину взобравшись, пустился вскачь.

Увидел вскоре базу и наших девушек, стоявших у ручья,

Решил покрасоваться перед ними, лихой какой наездник я.

Ударил в бока лошади ногами, и она быстро поскакала.

Но вдруг, замедлив ход, совсем рядом с ними встала

И, хвост задрав, что за ночь съела, выдавать наружу стала.

А я, сидя верхом на ней, весь до пяток покраснел,

Бил плеткой и ногами; она, до конца не сделав дело, все стояла.

Девушки чертыхались, вытирались, а я глаза поднять не смел,

И скорей от них – не получилось в то утро из меня гусара,

Но на лошадь недолго дулся, хотя мне в душу она и наплевала.