Мой Ленинградский горный. Табошар урановый

А рядом с нею длинный, покрытый шифером навес,

Под ним из дерева скамейки по обе стороны стола.

И женщина промолвила: «Кормить вас будут здесь».

Забрав в охапку простыни, матрас и одеяло

И расстелив в казарме все на свою кровать,

Услышал вдалеке вначале, а затем совсем уж рядом —

За перегородкой звонкие голоса девчат звучат.

Парни уши сразу навострили, в стойку встали,

А кто к перегородке ближе, в нее сразу постучал.

Там тихо стало – видимо, стука этого не ожидали,

А мы на выход, колокольчик всех на ужин звал.

Веселою гурьбою за столом на лавке сели в ряд,

Прически поправляя, девчата к нам медленно идут,

На них мы с любопытством смотрим, и на нас такой же взгляд.

Поприветствовав друг друга, ждали, когда нам ужин привезут.

Девушки, перешептавшись, заговаривать с нами стали,

И мы вначале им несмело что-то говорили, отвечали,

Но вскоре разговорились и стесняться перестали,

Как будто знакомы уж давно и хорошо друга-друга знали.

Из-за поворота появилась с лошадью повозка,

На ней возничий и с ним посуда: ведро, бидон,

А в них молоко, картофель, хлеб, селедка.

И все продукты эти в тарелках на столе расставил он.

Расправившись с селедкой, хлебом и картофельным пюре,

Запив все это парным, с вечерней дойки, молоком,

Покинули навес и, разведя костер там у ручья невдалеке,

Под гитару пели бардовские песни допоздна потом.

На следующий день разбудили нас раненько с утра,

И, умывшись холодной водой из ручья,

Позавтракали тем, что осталось со вчера.

А куратор вдруг спросил: «Кто может запрягать коня?»

И дернул черт меня тогда – поднял руку только я.

«Ну что ж, с извозчиком мы определились», —

С улыбкой глядя на меня, он нам сказал.

И, как по мановению, телега с лошадью из леса появились,

А возничий, подъехав, мне вожжи сразу передал.

Сев с бригадиром-возничим на скамейку телеги впереди,

Я сказал знакомо: «Но!» – трусцой лошадка побежала.

Практиканты все уж далеко ушли, и ехали сперва одни,

Но по пути мы подбирали их – и полная телега вскоре стала.

Минут через пятнадцать тележной нашей тряски

После леса появилось вдруг с турнепсом поле,

Оно огромно и будто окрашено всего в две краски:

Где собрано – чернотой покрыто, но зелени намного боле.

«Приехали», – соскочив с телеги, нам бригадир сказал.

За ним и мы, а Николай Иванович там нас уж ждал

И поочередно ведра, ножи и вилы нам раздал.

Девушки турнепс копали и ботву с них обрезали.

Парни в ведра его грузили и в телегу мне таскали,

Стегнув лошадь, уезжал, когда ее с верхом нагружали,