Зрительное восприятие в русской культуре. Книга 1

Зрительное восприятие в русской культуре. Книга 1
Виктор Иванович Снесарь

Книга представляет собой теоретическую часть трилогии «Зрительное восприятие в русской культуре». В ней изложены философские парадигмы зрительно-образного восприятия в зарубежной и российской философской мысли, где особое внимание уделяется методологии изучения этого феномена. Анализ генезиса визуальной образности на Руси привёл автора к выводу о том, что аксиологизм и онтологизм зрительно-образного восприятия мира в русской культуре имеют особые черты, не сводимые ни к Византийской, ни к Западноевропейской традиции, чем и подчёркивается их значение в глобализационных процессах.

Книга обращена как к профессиональным философам, культурологам, искусствоведам, так и к широкому кругу читателей, интересующихся русской культурой.

Виктор Иванович Снесарь

Зрительное восприятие в русской культуре

© Снесарь В. И., 2016

© Фонд развития конфликтологии, 2016

Введение

Предлагаемая читателю книга является первым томом трилогии «Зрительное восприятие в русской культуре». Книга содержит историко-философский и методологический материал, где на основании научного анализа представлено философское осмысление зрительно-образного восприятия и осуществлён обзор генезиса визуальной символики в русской культуре.

Актуальность предлагаемого исследования определяется действием ряда объективных и субъективных факторов. Во-первых, в конце XX – начале XXI века стремительная технологизация общественного бытия привела к ситуации информационного социума. В связи с этим в современном мире широкое распространение получила концепция информационного общества, где труд и капитал как традиционные основы индустриального общества уступают место «знанию» и «информации»[1 - Тоффлер А. Смена власти. М., 1998.]. В ней постулируется, что главными факторами общественного развития являются производство, распространение и использование научно-технической информации. Орудия промышленного производства наиболее развитых стран уступают место информационной экономике, потребительские товары которой нельзя потрогать руками[2 - Дери М. Скорость убегания: киберкультура на рубеже веков. М.: АСТ, 2008.]. Несмотря на дискуссионный характер этой концепции, она закладывается в качестве базовой для социально-экономического развития цивилизации на ближайшее время.

Во-вторых, познание окружающей реальности посредством текстовой информации, до недавних пор носившей в основном лингвистический характер, начинает уступать место зрительно-активным средствам. Литература и в целом вербальная традиция вытесняются как статичными, так и динамично-наглядными формами подачи информации. Наблюдается тенденция перехода от традиционной печати к «электронным книгам[3 - Каптерев А. И. Формы и методы виртуального образования // Информатизация социокультурного пространства. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004.]. Язык актуальности сегодня – это язык образов. И в политических технологиях, и в СМИ, и в рекламе, активно используются именно особенности «зрительно-образного восприятия» для успешной реализации поставленных задач. Лингвистический характер цивилизации эпохи Нового времени уходит на задний план. Визуальность захватывает сознание. Западная философия говорит о «постцивилизации» и «конце истории» рационального мышления, констатируя наступившую новую эру европейской цивилизации, «цивилизации образа». Актуализация этой проблематики потребовала выработки новой философско-методологической базы.

В-третьих, в социальной философии в 90-е годы в употребление вошёл термин «иконический поворот» (Iconic turn) как поворот в сторону зрительного (правополушарного) мышления, преобладающего в культурах восточного типа. Он констатирует сдвиг в социально-культурной ситуации в сторону визуального способа коммуникаций и перевод онтологической проблематики в область анализа зрительного образа. В российской философии этот термин стали использовать в качестве «геополитической метафоры» в культурно-историческом и политическом контекстах. Так как поворот в сторону зрительного мышления способен изменить социокультурную, экономическую и политическую составляющую общества, то его следует рассматривать в контексте сохранения культурной самобытности.

В-четвертых, в эпоху «иконического поворота», проект «нового мирового порядка» с единым мировым центром (США) сменяется процессом формирования многополярного мира, где на главные роли выдвигаются геоцивилизации. Одной из них является русско-православная геоцивилизация с характерным для нее «зрительно-образным восприятием» и претендующая на свой путь развития в единстве с другими цивилизациями. Национальная культура наряду с экономикой, наукой и политикой должна обрести статус важнейшего компонента стратегии развития, идеологии и реализации жизненно-важных интересов государства. «С точки зрения теоретически обоснованной стратегии развития России и всего мира чрезвычайно важно осмысливать и решать коренные, в том числе и вполне конкретные, злободневные проблемы как общие вопросы современной цивилизации в целом и как особые, но именно цивилизационные проблемы той или иной страны»[4 - Мотрошилова Н. В. Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов. М.: ИФРАН; Канон, 2010. С. 13.].

В связи с этим возрастает значимость изучения структурной самобытности национальных культур. В этом контексте самобытность культуры – это целостность и самостоятельность культуры. И. А. Ильин выразил это так: «Перед нами задача: творить русскую самобытную культуру – из русского сердца, русским созерцанием, в русской свободе, раскрывая русскую предметность. И в этом – смысл русской идеи»[5 - Виноградова Е. В. Тема России в творчестве И. А. Ильина // Вестник Российского философского общества. 2006. № 3(39). С. 121.]. Привлечение внимания к зрительно-образному восприятию как к базовой основе русской культуры должно способствовать успешному развитию русской цивилизации, её модернизации и сохранению идентичности.

Некоторые русские учёные предприняли попытку осмыслить феномен воздействия визуальности на сознание масс. Влияние внешней среды на целостный организм изучали В. М. Бехтерев, И. П. Павлов, И. М. Сеченов. Возникла наука о поведении, революционировавшая психологию восприятия. Используя естественнонаучные методы, они проникали в сферу тех отношений человека с миром, которые обеспечивают фиксацию видимого в психических процессах, используя информацию. Изменение структур сознания может происходить под влиянием акта внушения, источником которого выступают зрительные образы. «Обходя» разум и затемняя «я-сознание», визуальность порождает цепные реакции воображения – считал нейрофизиолог В. М. Бехтерев.

В «Первом разделе» книги делается попытка представить эволюцию философского осмысления нашего феномена в европейской мысли. Феномен «зрительно-образного восприятия» был предметом широкого обсуждения в античности (Гераклит, Платон, Эмпедокл), где духовный акт усмотрения эйдоса вещи был связан с созерцанием и умозрением, ставился выше дискурсивной мысли (интеллектуального рассуждения). В византийской философии (теория образа и иконы, аскетическая эстетика) «зрительно-образное восприятие» выполняло фундаментальную роль в мировоззрении, а зрительный образ рассматривался как способ и средство трансляции сакральных знаний.

Философы Нового времени, опиравшиеся на разум и опыт как на абсолютное основание, не выработали единой точки зрения на восприятие. Речь шла о противостоянии разума предшествующей традиции и борьбе с её «идолами». Восприятие рассматривалось как совокупность чувственных данных (Дж. Локк, Д. Юм). В рационализме роль восприятия оценивалась относительно низко. Все восприятия могут оказаться обманом или сном злого гения, считал Р. Декарт. Осознание ограниченности классического рационализма в философии наступает в начале XX века.

Научное осмысление этого феномена было также связано с синхронными тенденциями в различных областях наук, в трудах по феноменологии, морфологии культуры, гештальтпсихологии, психологии восприятия и семиотике. Из архаического, дохристианского сознания вывел истоки архетипов К. Юнг, прослеживая корни первообразов до первобытных сообществ. Архетипы рассматривались как исходная, сохранившаяся стереотипная информация, возникшая на заре эволюции в результате приспособительных реакций. В результате научно-технической революции возросла роль зрительных форм коммуникаций. Это отразилось в теоретико-практическом характере исследования художников- авангардистов. Их труды стали первыми этапами осмысления визуальности в её феноменальном воздействии на общественное сознание. Изучением визуальной формы, её потенциальной способности формировать общественное сознание занимались ВХУТЕМАС в России и БАУХАУЗ в Германии. В 30-е годы XX века была замечена тенденция обострения интереса к социально-культурной проблематике. В общественных отношениях и в становлении человека социального визуальность обретала символическую форму представлений и знаков, теряя изначальный онтологический смысл. Синхронные тенденции смещения внимания в сторону анализа восприятия визуальности обнаружились в трудах по феноменологии, морфологии культуры, гештальтпсихологии, психологии восприятия и семиотике. Феноменология Э. Гуссерля представляла собой учение о созерцании сущности и признавала платоновское умозрение «мира по истине» посредством зрительного восприятия вещи как усмотрение её эйдоса. М. Мерло-Понти рассматривал опыт зрительно-образного восприятия как процесс выявления фундаментальных смыслопорождающих структур и механизмов взаимодействия человека с окружающим миром. Неоспоримый вклад в осмысление этого феномена внесли теории геннокультурной коэволюции, синергетики, когнитивные науки (нейрофизиология, теории информации), а также общие теории систем. В теориях геннокультурной коэволюции зрительное восприятие – это процесс «переработки информации», предполагающий прямую направленность от генов к социальным ситуациям. Утверждалось, что на основании эпигенетических правил у человека формируются образы ментальности и структуры поведения. Единицей социокультурной информации в данных концепциях выступают «культургены» – генетические информационные центры, соответствующие образцам поведения и взаимодействия с окружающей средой и артефактам. Наиболее эффективна для понимания социальной реальности невербальная форма восприятия. Программа «культурной социологии» (Дж. Александр, Йельский университет) провозглашает «иконические знаки» главными факторами в процессе социализации и формирования сознания личности индивида в информационном обществе.

Восприятие – это не механическое копирование видимой действительности, не сканирование поверхности, на что обращал внимание Дж. Гибсон, а процесс формирование образа в сознании человека. Для нас это имеет принципиальное значение. Обнаружение характерных свойств зрительно-образного восприятия, делающих человека не биологическим конструктом, бездумно пропускающим информацию сквозь сетчатку глаза, а личностью, превращающей зрительную информацию в образ. Открытие особых свойств и возможностей человеческого восприятия поднимает на новый уровень философские парадигмы культурно-социальных и гносеологических проблем, утверждая новые ценностные ориентации субъекта личности. Такой ракурс проблемы делает феномен восприятия активным участником познавательного процесса. Это уже не отражательная процедура, или «слепок», как полагал Джон Локк. Процесс заметно опосредован социальным и культурно-историческим опытом. Адекватность такого познания, включающего также и чувственные характеристики объекта, непосредственно зависит от имеющихся запасов знаний, понятий, гипотез, а также познавательных, эстетических и моральных схем. Вся содержащаяся в сознании человека информация составляет львиную долю в процедуре осмысления визуального образа и тесно связана с пониманием и представлением.

Иная, очень важная проблема изучения феномена в контексте русской культуры, связана с выбором методологии исследования. Это связано с исторической судьбой российской науки. Обнаруженные в XIX веке самобытные основы мировоззрения, редуцировали поиск соответственных подходов. В итоге, вопрос о правильном выборе методологии исследования русской культуры до сих пор сохраняет свою актуальность. Особое внимание этому вопросы отводится во «Втором разделе». Русская религиозная философия, отличавшаяся онтологизмом познавательных установок, продолжала древнерусскую традицию художественно-символического осмысления бытия. В онтологическом символизме видимый мир выступал символом невидимого. Постулировалось, что принципом познания мира является иконичность, в которой человека и вселенную, пространство и время можно видеть, описывать и изучать как антиномичный иконообраз. Философ Е. Н. Трубецкой писал, что русская культура раскрылась как глубочайшее «умозрение в красках». В отличие от западной культуры, имевшей намеренное пренебрежение к знакам невербальных языков, она не создала такого же уровня мировоззрение в понятиях. На важнейшую структурообразующую роль иконы в обществе указывал П. А. Флоренский. Он называл её «умопостигаемой осью» народного быта, «деформирующую» и преображающую мир, пронизывающую его своими «энергиями». Продолжая концепцию синергийности иконичного образа, С. Н. Булгаков разрабатывал идею «иконизации бытия», выделяя в этом смысл и задачу национального существования. Онтологизм иконообраза так же был предметом анализа В. Ф. Эрна и Ю. А. Олсуфьева. В социокультурной сфере начала XX века наблюдался сдвиг в сторону онтологической проблематики анализа зрительных образов. Обнаружив в этом переход от рационалистического к иррационалистическому, сверхрационалистическому мышлению, Н. А. Бердяев назвал современность «новым средневековьем». Подчеркивалось, что визуальный образ занимал доминирующее положение в русской культуре. В противоположность ей западная (иудеохристианская) культура воспитывала намеренное пренебрежение к знакам невербальных языков.

«Третий раздел» посвящён деонтологизации зрительного образа в XX веке. В концепциях Ги Дебора общество трансформировалось в «общество спектакля» и подчинялось законам «зрелища». «Взрыв визуальности» в индустриальную эпоху, который стал предметом изучения социальной философии, также актуализировал его изучение. В ряде культурологических концепций (Ж. Бодрияр, Ж. Делёз, С. Жижек, У. Эко, Ж. Лакан) зрительное восприятие (видение) представляется важной инстанцией формирования идентичности, так идеология, зашифрованная в зрительных образах (артефактах), непосредственно участвует в формировании субъективности индивида и общественного сознания на уровне бессознательного.

Начало «визуального поворота» связывают с выходом в 1986 году книги «Видение и визуальность» под редакцией Х. Фостера. Возникают новые интеллектуальные направления – визуальная социология, визуальная антропология, начинает издаваться журнал «Visual Sociology». Вопросами конструирования реальности, взаимосвязи её основополагающих компонентов и роли в этом зрительных образов занимались П. Бурдье, М. Фуко, Т. Адорно, Ф. Гватари. В 90-е годы XX века в социологических школах наблюдался резкий рост исследований визуального. Появляются социальные теории визуальности (Г. Полок, Ф. Джеймисон, Дж. Вульф). Они включали в себя изучение взаимоотношений фотографии и власти, статичные и динамичные формы визуальной коммуникации: кино, дизайн, рекламу, моду, имидж, эстетику окружающей среды. Конрад Фидлер, подвергнув основательной критике платонизм и кантианство, главную роль в конструировании и репрезентации реальности отвел функции зрительного образа. Последователь его философии «нео-иконопочитания» Готфрид Бём положил начало специальному разделу философии о зрительных образах и логики их восприятия, предложив термин «иконический поворот» (Iconic turn). Был поднят вопрос о возможности применения визуального образа и его способности воздействовать на сознание человека и обнаружена генетическая связь воображения с интеллектуальной и визуальной культурой индивида. Социальное значение и роль зрительной информации высоки. Подавляющее количество информации о мире человек получает через невербальные, визуальные языки коммуникации. При этом любой зрительный образ – сообщение.

Российские философы В. А. Жуковский и Д. В. Пивоваров обратили внимание на то, что за обработку зрительной информации отвечает правое полушарие, способное к одномоментному и целостному «схватыванию», обеспечивающему создание целостного образа и многозначного контекста. Большей частью материала для процесса сознания служит зрительная информация. При этом любой зрительный образ трактуется как сообщение; с помощью вербального языка человек получает не более 30 % информации, остальную – на языке визуальных образов. Специфику мышления, связанную с церебральной асимметрией мозга, исследовал И. П. Меркулов. Два типа мышления также выделял Р. Сперри, разделив его на пространственно-образное и логико-вербальное. В. А. Лекторский, выделяя повышенное значение зрительного восприятия, обнаружил особый вид получения знания, характеризующийся переживанием от непосредственного контакта с реальностью. На фундаментальную особенность целостности процесса восприятия указывает Л. А. Микешина.

На сегодняшний день, анализу особенностей восприятия визуальной культуры посвящены многие междисциплинарные исследования. В научных исследованиях «языка визуальности» особенно выделяются: Российская ассоциация визуальной антропологии, Центр визуальной антропологии Новосибирского государственного университета, МГУ, ЕГУ, Пермский государственный университет и ряд других вузов и научных центров. Внимание медиафилософов СПбГУ направлено на изменение мышления и новые средства коммуникации в условиях глобализации культуры, и делается вывод, что современная культура без медиа невозможна.

В истории философии зрительно-образное восприятие иногда отождествлялось с понятием «созерцания», накопившего множество противоречащих друг другу значений. Таким образом, в работах российских и зарубежных учёных были сделаны первые шаги системного изучения зрительно-образного восприятия, но нет исследований его как способа постижения бытия в контексте самобытности русской культуры.

Раздел I

В поисках постижения видимого

Глава 1

Этапы эволюции философского осмысления зрительного восприятия

В истории философии можно обнаружить несколько видов получения знания. В этом ряду восприятию, как виду знания не всегда находилось место.

На раннем этапе генезиса европейского общества, особенно в эпоху античности, главенствовал архаичный тип мировоззрения, в котором зрительно-образное восприятие рассматривалось как первоисточник всякого знания. «Нет сомнения, что наиболее древний социокультурный образ философа связан с понятиями созерцание, умозрение, спекуляция»[6 - Пржиленский В. И. Дотеоретические искусства, социальные практики и «идеальные типы» философствования // Философские науки. 2011. № 11. С. 19.]. Традиционное мировосприятие оперировало пространственными категориями. В процессе концептуализации когнитивной мифологической основы, что было не чем иным, как зарождением философии, на первое место стала выдвигаться вербальная традиция. Культура слова постепенно обретала публичность, одновременно с этим сакральность зрительного образа утрачивала свою аксиологическую неприкосновенность. Таким образом, наметились два направления мысли, связанные с формально-логическим и зрительно-образным мышлением соответственно.

На следующем этапе в византийском социально-философском дискурсе, синтезировавшем античную и ближневосточную визуальную традицию на основе христианской идеи боговоплощения, получила развитие теория образа, ставшая приоритетным направлением в эволюции восточно-христианской культуры. Важнейшей предпосылкой эстетического сознания византийца стала своеобразная гносеология, постулировавшая идею невозможности полноценного выражения духовного опыта с помощью формально- логического, понятийного аппарата. Зрительный образ конституировался как главнейший источник информации в обществе. Вместе с тем социокультурная динамика Восточной империи сохраняла и сакральную природу слова. Будучи одним из наиболее значимых теоретиков православного мировоззрения, Григорий Палама учил, что для духовного опыта и совершенствования личности также важны «материя рассуждений» и слово.

Например, в эпоху господства рационалистических идей у Декарта, Спинозы и других восприятие часто отождествлялось с ощущениями. Оно не рассматривалось в качестве знания, к нему относились как к «смутному знанию», и поэтому, восприятие не могло содержаться в основе познания. В рамках этой философской традиции, контакт с реальностью, осуществляемый восприятием, представлялся мнимым и ложным. У представителей школы эмпиризма и у философов-материалистов, таких как Д. Беркли, Д. Юм, Д. Локк, Д. Гартли, восприятие неизбежно участвовало в формировании системы знаний. Однако все они сталкивались при этом с серьёзной проблемой: как показывал их опыт, восприятие способно вводить человеческий разум в заблуждение, и, таким образом, вставала насущная задача в составе самого восприятия – выделять такие его составляющие, которые являлись бы столь непосредственными, что не подлежали бы сомнению. В качестве таких составляющих «эмпирики» ввели в рассмотрение элементарные «атомы» чувственных ощущений. И после этого реабилитированное таким образом восприятие также могло уже участвовать в познании, формируя информацию на основе «законов ассоциаций». Эти идеи были заново осмыслены и впоследствии заложены в основу экспериментальных исследований в психологии XIX – начала XX столетия. Восприятие, в отличие от ощущения, предполагало некоторую минимальную работу ума. Такая слабая включённость деятельности ума в процесс восприятия объяснялась особой ролью «закона ассоциаций», который, в свою очередь, и выступал производным результатом человеческого опыта. Эмпирическую линию в философии XX века продолжили такие направления западной философии: неореализм, логический позитивизм, критический реализм и другие. Вопрос шёл о логике построения процесса восприятия на основе чувственных данных. Но, методика построения восприятия на основе чувственных данных, оказалась научно неплодотворной. Пришлось согласиться с тем, что построение восприятия логическим методом из чувственных данных невозможно. Было признано, что идентификация чувственной информации возможна только на основе уже существующего восприятия, так как поток чувственной информации не исчисляем и бесконечен.

По причине теоретической необходимости получения достоверного знания, развития математики и теоретического естествознания, Новое время ставит на повестку дня вопрос о происхождении и возможности получения такого знания. Пытаясь выявить соотнесение разума и чувств, немецкая философия устанавливает различия между теоретическими (математика, наука) и практическими (мораль, религия) разновидностями разума (Кант), а также устанавливает соотношения путём введения новых категорий – «рассудка» и «разума», «рационального» – «иррационального» (Гегель). В рамках философско-антропологической проблематики развернулся процесс «научного разума», как неадекватному целостному бытию, а поэтому требующему синтетического анализа, включающего «высокую разумность» как философского, так и морального, и религиозного сознания.

Со временем поиск новой рациональности, как новый и синтезирующий образ, преодолевает установившиеся смыслы этого понятия. Под этим усматривается переход от анализа рефлективного сознания к анализу бессознательного. Жёсткое противостояние рационального – иррационального, разумного – неразумного, науки – псевдонауки, предопределялось синтезом новой научной парадигмы, а именно, постнеклассического направления. В нем исследователи обнаружили не противостояние древних принципов познания, а новые взаимоотношения, определяя их как «рационализация-иррационального». Долгое время господствовала позиция материалистической философии. Но в начале XX века факты, обнаруженные гештальт-психологией, поставили под сомнение эту позицию. Наметился поиск новой рациональности как нового и синтезирующего образа, преодолевающего установившиеся смыслы[7 - Автономова Н. С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988. С. 46–51.]. Под этим усматривается переход от анализа рефлективного сознания к анализу бессознательного. Павел Флоренский называл зрительное восприятие «благороднейшим из способов восприятия», рассматривая его в качестве «подсознательного познания» и указывая на способность зрения «браться за вещи активною пассивностью, – трогать их, не искажая, не вдавливая, не сминая»[8 - Флоренский П. А. Статьи и исследования по истории и философии искусства и археологии. М.: Мысль, 2000. С. 134.].

В западной философии (в работах Д. Мура, Б. Рассела и других) были обнаружены некие чувственные данные, из которых формируется восприятие, – они лежат вне нашего сознания, имеют личный характер и зависят от состояния самого акта сознания. Характер этих чувственных данных, как показал В. А. Лекторский в «Эпистемологии»[9 - Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М.: Эдиториал УРСС, 2001. С. 122.], имеет весьма парадоксальный характер. В 60-е годы проблемой передачи и усвоения информации занимался известный канадский социолог и культуролог Маршалл Маклюэн. Он обратил внимание на то, что реальность в средствах массовой информации есть не то, чем она является по своей сути, но то, как она «репрезентирована» визуально, подана человеку, поскольку, по терминологии Флоренского, визуальная реальность воспринимается целостно и весьма конкретно. Изучив историю развития западного общества, канадский «медиагуру» выделил два революционных события, изменивших мировосприятие европейца, считая первой коммуникационной революцией изобретение печатного станка Гуттенбергом[10 - Маклюэн М. Галактика Гутенберга: Становление человека печатающего. М.: Академический проект; Фонд «Мир», 2005.]. Европейская цивилизация делала резкий поворот. Философия Маклюена стала поворотным пунктом: вербальная традиция в вопросах о способах получения знаний стала значительно преобладать над визуальным восприятием. Второй культурной революцией Маклюэн считал появление электронных средств связи, которые стали полностью определять содержание и социальные функции культуры, актуализировав собой проблему зрительно-образного восприятия. Возникновение электронных средств связи было связано с новым этапом технотронной цивилизации. В 70-е годы этой проблемой занимается Ю. Каргаманов. «Место читателя, склонённого над книгой, обособленного, задумчивого, вынашивающего свою “точку зрения”, что-то планирующего, о чём-то мечтающего, занимает телезритель, “с открытым ртом и горящими глазами” следящий за экраном, погружённый в “здесь” и “сейчас”»[11 - Каграманов Ю. Возвращённый рай Маршалла Маклюэна // Иностранная литература. 1972. № 1.], – резюмирует советский учёный.

В истории этого философского дискурса проблема зрительно-образного восприятия была тесно связана с проблемой отношения сознания к реальности. Философское самоосмысление предмета нашего исследования неизбежно сопровождается актуализацией его прошлого. В процессе исследования выкристаллизовывалась оппозоция «классическое – неклассическое». Иначе говоря, процесс самоосмысления – это его «онастоящивание» (Vergegenwartingung): в классике обнаруживаются потенции или интуиции и неклассического опыта. Философы прошлого становятся нашими современниками, а тот, кто делает или «застаёт» их таковыми, получает упрёк в том, что для него нет истории и «все кошки серы». В истории этого философского дискурса проблема зрительно-образного восприятия была тесно связана с проблемой отношения сознания к реальности.

С первых же шагов осмысления мира философия стремилась найти точку пересечения двух непересекающихся направлений – ряда вещей и ряда мысли. В рамках этой проблематики наблюдался периодический выход философской мысли в область трансцендентного познания мира. Жёсткое противостояние рационального – иррационального, разумного – неразумного, науки – псевдонауки предопределялось синтезом новой научной парадигмы, а именно постнеклассического направления. В нём исследователи обнаружили не противостояние древних принципов познания, а новые взаимоотношения, определяя их как «рационализацию иррационального»[12 - Калиниченко В. В. Понятие «классического» и «неклассического» в философии М. К. Мамардашвили // Мамардашвили М. Классический и неклассический идеалы рациональности. М.: Логос, 2004. С. 219.].

Здесь нет особой нужды говорить о формировании понятия зрительно-образного восприятия, и его подробного изложения в философских науках, но некоторые сведения будут иметь для нас общеметодологическое значение. В формировании понятия в том виде, в каком оно существует сегодня, большую роль сыграли различные факторы: открытия в области экспериментальной психологии, физиологии, а также мировоззренческие и социокультурные изменения в информационном обществе и пр. Все они в той или иной степени повлияли на современные методы исследования и общую картину его репрезентации обществу.

Совсем недавно восприятию как способу получения знаний в истории философии отводилось скромное место. Иначе дело обстоит сегодня. В эпоху электронных средств коммуникаций проблема восприятия обнаруживает магистральную позицию в социальной философии и новый вектор человеческих способностей.

Глава 2

Визуальная риторика в античной традиции

Две с половиной тысячи лет назад досократовские философы задали себе много вопросов. Но только один из них – «Что есть бытие сущего?» определил дальнейшее развитие европейской мысли[13 - Хайдеггер М. Что значит мыслить? // Хайдеггер М. Разговор на просёлочной дороге: сборник. / Пер. с нем.; под ред. А. Л. Доброхотова. М.: Высшая школа. 1991. С. 143.]. Именно здесь производным из бытия сущего обнаруживается мышление. Но из слов Парменида явствует, что мышление осуществляется через восприятие. Иначе говоря, сущность мышления – это восприятие бытия сущего.

Ведь то же самое есть восприятие и то,
ради чего оно (восприятие) есть.
Ибо без бытия сущего, в котором
сказалось оно (т. е. восприятие),
восприятие тебе не найти.

    (Парменид. Фрагм. VIII, 34/36).
Эта мысль долгое время была не замеченной. И вот, развивая её, Хайдеггер ставит вопрос: «Что значит мыслить?». И поясняет. «Главная черта мышления, существовавшая до сих пор, – это восприятие. Способность к этому называется разумом»[14 - Хайдеггер М. Что значит мыслить? С. 142.]. В греческом языке слово восприятие означало присутствие чего-либо, поставленное перед собой, наличествующее. Присутствующее в его реальном присутствии – представлено, репрезентировано. Иными словами, восприятие бытия и есть явленность, наличность, присутствие, несокрытость. Это то, что себя проявило. Поэтому, его можно созерцать, постигая сущность.

История нашего философского дискурса началась в Древней Греции, где исключительное место в познании принадлежало созерцанию. «Фундаментальная значимость для европейской культуры гегемонии зрения и визуальной метафоры стала осознаваться достаточно давно. Ещё со времён Платона и Аристотеля греки понимали познание как род видения, созерцания, и отношение к сущему они проясняли себе через зрение»[15 - Микешина М. А. Философия науки. М.: Прогресс-Традиция, 2005. С. 52.]. Но, на самом деле, если быть в этом отношении беспристрастным, обнаруживается, что созерцание, как феномен познания не имеет определённого временного начала. Родственное, очень близкое, мировосприятие часто встречается в архаике. Например, в самых ранних структурных элементах древнеегипетской предфилософии мы обнаруживаем тексты космологического содержания, в которых созерцанию отводится первостепенная роль в познании. Начиная с 2500 года до н. э. и заканчивая рубежом эллинистической эпохи (около IV века до н. э.), «космологические концепции были первыми попытками <…> осмысления древним человеком фундаментальных вопросов онтологической проблематики»[16 - Жданов В. В. Онтология и этика в дофилософских культурах древности: древнеегипетская теокосмология // Философский дискурс в традиции духовных культур Запада и Востока: монография. М.: РУДН, 2009. С. 8.]. Поэтому не удивительно, что зарождение философии в жизни Древней Греции было связано с появлением новой космологической концепции. Философское осмысление мира родилось из критико-рефлексивной оценки мифа и религиозных культов как интеллектуальное стремление к созданию единой рациональной космологии. В этом смысле представляет интерес следующее. Во время раскопок в начале XX века были обнаружены таблички с неалфавитным письмом, названным впоследствии нелинейным письмом А и Б. Оно представляет собой графическую систему знаков, достаточно чётко и ясно выражающую некоторые образы, понятийные идеограммы, цифровые и метрические значения. Это даёт нам право считать, что греческая цивилизация возникла не в VIII веке до н. э., а в конце XV века до н. э. или ещё раньше с появлением дешифрованных ныне текстов. Предшествующее крито-микенское мировоззрение отличалось целостностью системы сакрального сознания, в котором культ – это природа в миниатюре. В этой культуре осязаемый человеком мир носил сакральный смысл, а зрительно-образное восприятие обожествлялось с его познанием. Культура мыслила пространственными категориями. Восприятие и осмысление мира выражались в особом отношении к форме и «идее» красоты. «В наиболее чистом и непосредственном виде античная пластическая эстетика»[17 - Лосев А. Ф. Эстетика доклассическая. Гомер // История эстетической мысли: в 6 т. М.: Искусство, 1982. Т. 1. С. 152.], как пишет А. Ф. Лосев, сформировалась в архаический период, в уже упомянутую нами крито-микенскую эпоху. Немногочисленные и малоизученные, к сожалению, памятники этого времени поражают своим совершенством формы и удивительной точностью изображения. Искусство IX–VIII веков до н. э., в котором заметно преобладал геометрический стиль, «в большинстве случаев есть не что иное, как символическое или идеациональное искусство»[18 - Сорокин П. Социальная и культурная динамика. М., 2000. С. 131.], – и, по признанию специалистов, даже являет собой вершину мировой пространственной образности.

Древнейшая европейская культура микенцев с «огромным и тончайшим развитием мастерства <…> и в архитектуре, и в керамике, и в живописи, <…> украшениях и туалетах»[19 - Лосев А. Ф. Эстетика доклассическая. Гомер. С. 152.] была почти полностью разрушена в результате многочисленных атак со стороны «народов моря». В результате этой миграции также было разрушено Хеттское царство, а египтяне оставили азиатские владения. С IX века начала формироваться новая цивилизация; при этом, как свидетельствует археология, здесь очевиден не разрыв, а преемственность цивилизаций[20 - О Микенской цивилизации см.: Шаму Ф. Цивилизация Древней Греции. М.: АСТ, 2009. С. 14–28.].