Затем наступает время лабораторных исследований. Меня ведут в комнату без окон, облепливают датчиками, кладут внутрь огромного прибора, – что-то вроде гроба.
Генеральный сидит за экраном и просит меня попробовать – выйти из тела.
Куда денешься – я пробую. Получается не сразу. А когда получается – я тотчас пытаюсь взмыть, однако не тут-то было: я натыкаюсь на какой-то невидимый барьер. И вижу из-под высокого потолка довольную физиономию Генерального. Он крутит головой, вроде как пытается увидеть меня, невидимого.
– Очень хорошо! Замечательно! – восклицает Генеральный, когда я выбираюсь из гроба-прибора.
Он показывает мою энцефалограмму на экране и говорит, восхищённо качая головой, что я редкий экземпляр, лучший в их плеяде…
Ну вот, уже – плеяда. Выходит, я у них не один. А где же тогда мои товарищи по несчастью?
Но я не задаю прямых вопросов. Нужно быть осторожным и покладистым. До поры до времени.
Генеральный расспрашивает меня об ощущениях – когда я пытался улететь. О барьере.
– Мы ещё много не знаем, но кое-что придумали, – с удовольствием смеётся Генеральный. – Мало того…
Тут голос седовласого генерального конструктора возвышается буквально до патетических нот. И я понимаю, что такие вот минуты – торжества, гордости своим открытием-детищем, минуты подведения итогов, – для него редкость. Кто может оценить его труд, его выдающиеся достижения? Наверное, такова участь многих гениев: творить в пустоте-одиночестве и не слышать должного голоса одобрения.
– Мало того, – продолжает Генеральный, – мы нашли способ при некоторых условиях отделять душу от тела.
В эту секунду я невольно улыбаюсь, потому что самый простой способ отделения души от тела известен давным-давно, с момента сотворения мира.
А Генеральный добавляет, что их методика практически безболезненна для пациентов и без особых последствий для них, потому что тела и души хранятся совсем рядом, в двух метрах.
И он снова чуть оттягивает шарик на резнике, и тот, падая по дуге, попадает манекену промеж его ног…
– Идёмте, Дима! – Генеральный направляется к двери.
Я иду за ним вдоль столов. Работники занимаются своим делами, никто не обращает на меня внимания. Мы оказываемся в длинном коридоре, проходим его до конца. Новая дверь. За ней – зал. Прохлада, так что сразу пробирает до мурашек. Посередине зала – узкий проход. Справа и слева – ряд панелей-ячеек, как в камере хранения на вокзале, только ячейки раза в три больше.
– Смахивает на морг, – кивает Генеральный. – Ничего не поделаешь.
Подойдя к левой ближней ячейке, он трогает клавишу. Стекло становится прозрачным. За стеклом – видна фигура лежащего человека с закрытыми глазами.
– Плоть, – говорит Генеральный.
Затем он делает шаг вправо и нажимает клавишу на противоположной панели. За стеклом – сфера метрового диаметра.
– Дух, – с непередаваемой интоницией произносит Генеральный.
– А где же тут, между плотью и духом, господь бог? – спрашиваю я.
– Как говаривал один великий, – невесело усмехается Генеральный, – в своих блужданиях по небу ему так и не довелось встретиться с богом… А вам, Дима?
Несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза.
И мне вдруг приходит в голову, что вскоре и я сам буду так же, как мои душевно-эластичные собратья, храниться в этом зале в разобранном на плоть и дух состоянии.
– Кто эти люди? – спрашиваю я.
– Кто? – удивляется хозяин. – Какое это имеет значение? Шофёр, чиновник, есть даже известный спортсмен…
– Но ведь у них семьи, близкие…
– Бросьте, Дима, не притворяйтесь более гуманистом, чем вы есть на самом деле. Ведь вас, как и меня, интересует только возможность взять эту жизнь за горло. И как можно плотнее взять, чтобы продиктовать ей свои условия. Не так ли?
Мы снова смотрим в упор один на другого. Глаза у Генерального белёсые, глубокие, и какая-то чертовщинка плещётся в них.
– Я предлагаю вам союз, Дима, – тихо говорит Генеральный. – Мы с вами дополняем друг друга. Я основоположник этой душеведческой науки, я знаю всё, а вы – практическое подтверждение. И вы прекрасный прикладной инструмент. Мы перевернём этот мир.
– Вдвоём? – говорю я.
– Почти, – подтверждает Генеральный.
– А как же полковник? – спрашиваю я. – А эти люди, а всё это?
Я обвожу взглядом зал.
– Это всё – мои инструменты по переустройству мира, – говорит Генеральный и возвращает панели в исходное состояние. – И полковник тоже.
– Вот как? – говорю я. – А мне вы предлагаете быть союзником?
– Поначалу – младшим, – говорит Генеральный. – Я должен убедиться в вашей лояльности.
Он делает знак, и мы идём обратно.
Там Генеральный садится и на несколько минут впадает в задумчивость. А затем начинает рассказ о своём духовном преображении.
Итак, в 90-годы двадцатого века с Генеральным произошла полная духовная метаморфоза. Никогда не интересовавшийся политикой, он вник во все её тонкости и даже выработал некий подход, который оформился в виде набора постулатов – то есть, в теорию.
Эту теорию разделяет определённый круг людей в Москве. И не только в Москве. Единомышленники Генерального есть и в политических, и в бизнес-кругах, и даже среди писателей-публицистов у него немало сторонников. Впрочем, эти сторонники, как правило, о Генеральном и не подозревают.... Но идеи – обсуждаются в элитных сообществах, в узких кругах власть предержащих. Завоёвывают умы.
Словом, сложился такой проект будущего устройства России, в соответствие с которым всё население будет состоять из двух неравных по численности групп. Первые принимают решения и несут за них ответственность. Вторые решений не принимают и никакой ответственности не несут. Они просто живут и потребляют материальные и культурные ценности.
Вы скажите, ещё одна теория сегрегации? Новое рабство?
Отнюдь. Парадокс в том, что те, кто принимают решения и несут ответственность, в материальном смысле живут хуже, нежели безответственное большинство.
Вы можете возразить: опыт человеческих цивилизаций доказывает обратное – у кого власть, кто принимает решения, тот и распределяет материальные ресурсы, не забывая себя, любимого.
Да, мировой опыт таков. Он доказывает лишь то, что человеческая природа проста и незатейлива, и все попытки решать социальные вопросы, опираясь на массы, – не имеют смысла.
Дай горстке людей полную власть – и тоталитарный режим заведёт общество в социальный и экономический тупик.
Дай власть большинству – и демократия превращает общество в потребительскую толпу с деградирующей культурой.
Необходимо дать каждому то, чего он хочет.