Ларс

Инстинктивно я ожидал увидеть людей с картин Васнецова и иже с ним. Думал, что девушки должны быть в кокошниках, а мужики в лаптях и рубахах со старорусским орнаментом. В Хольмгарде такого не было, и я посчитал это неким исключением. Здесь же тоже меня настигло разочарование. Одежда людей была скорее практичной и удобной. Наиболее распространен был кафтан. А купцы почему-то всегда были в красном одеянии. Это, видимо, признак богатства – красный цвет.

В центре города находился детинец, это что-то вроде местного кремля, кстати, тоже из кирпича. Удивительным было наличие таверн, вернее, здесь они назывались харчевнями. Туда и направил свои стопы дядюшка. И мы за ним паровозиком.

Остановились мы в харчевне «У Васюты». За стойкой, судя по всему, сам Васюта. Дородный детина с бородой-лопатой и раскосыми глазами. Дядя с ним быстро сторговался о постое и еде. Как сказал нам Радомысл, надобно кости остудить и желудок усладостить.

В Смоленске мы пробудем два дня. Послезавтра на рассвете продолжим наше путешествие. Сегодня отдыхаем, а завтра каждый сам по себе. Это не мои слова, это все дядя вещал. Раз сам по себе, значит, займемся делами нашими насущными. Эса, надеюсь, сегодня заскочит ко мне на ночь. Пошловато звучит. Если бы не клятва эта, я бы приударил за красоткой. А так – не то, будто буду пользоваться своим привилегированным положением ее сюзерена, это сродни молчаливому насилию.

До вечера я побродил по городу, особо пытаясь никуда не вляпаться, причем во всех смыслах. Здесь хватало как лошадиных яблок, так и лиц с жутковатыми лицами. Теперь понятно, куда все разбойники стекаются. В городах шансов присмотреть тяжелую мошну купцов будет больше, чем на простой дороге.

Промаявшись бездельем в ожидании вечера, я вернулся в харчевню. Там уже набилось народа, как кильки в бочке. Моя компания в обнимку с охранниками варягами распивала хмельные напитки и, судя по раскрасневшимся мордам, находилась в изрядном подпитии. Не маленькие детишки, не набедокурят, я думаю. Поэтому с чистой совестью поднялся в свою комнату. Надо отметить, что я и дядя получили одноместные номера, наверное, из-за статуса родственников Гостомысла.

В ожидании Эсы я прилег на кровать и уснул. Дорога верхом на лошади кажется только в первые часы езды чем-то интересным и приятным. Через три-четыре часа начинается жуткий дискомфорт. А через полдня пятую точку так натирает, хоть вой. Через день езды начинаешь ненавидеть седло, а через два дня возникает желание пристрелить лошадку, несмотря на любовь к любой животинке. Поэтому усталость взяла свое, и я наглым образом вырубился.

Мне снился какой-то бред. Будто я был великаном с огромной головой. И у меня в ноздрях поселилась стайка пушистых кроликов, которые там устраивали ралли. Нестерпимо хотелось чихнуть и выселить этих няшных негодяев. Только жалость останавливала от этого действия. Наверное, мне удалось победить свою любовь к зверькам, и чихнул я знатно, что называется, от души.

Проснулся я как раз от своего чиха. Свет от полной луны освещал мою скромную обитель. Напротив моей кровати у противоположной стены сидела Эса. Так обычно маленькие дети сидят, растопырив ножки в стороны, попой опираясь об пол. Выражение лица моего вассала было на грани между возмущением и растерянностью. В руке она держала белое перо. Откуда только она его достала?!

Сложив свой сон, чихание и перо, можно предположить, что эта мелкая проказница по имени Эстрид ковырялась в моем носу этим самым пером. То ли мой чих был слишком неожиданным, то ли она не предполагала такой моей реакции, но в итоге оказалась на полу, наверное, не случайно. Не мог же я ее отправить в полет своим богатырским чихом?

Эса невозмутимо вскочила, поправила свою одежду и незаметным движением спрятала перышко. Вот как она это делает? Куда она дела вещдок совершенного преступления – пытки носа сюзерена?

– Я рада, что смогла тебя разбудить, спишь ты, словно глухой и бесчувственный медведь в зимней спячке, – вежливо обронила воительница.

– Ковыряние в моем носу – это называется «смогла разбудить»?

– Не понимаю, о чем ты, – сделав лицо кирпичом, парировала она.

Едва сдерживая смешок, я вальяжно сел на кровати и взглянул на нее. Эса, закатив глаза, отвернулась. Кажется, она тоже прячет улыбку.

– Ладно, молодец, что разбудила, – пробубнил я.

– Цени свою боевую подругу, Ларс. – Она повернулась ко мне, в ее глазах искрили смешинки.

– Зачем будила? Я так сладко спал. – Зевая и потягиваясь, я с прищуром ее разглядывал.

Эстрид в своем обтягивающем одеянии выглядела сногсшибательно. Плащ, застегнутый фибулой, скрывал от глаз тонкие изгибы сильной, но женственной фигуры девушки. Если бы можно было воплотить в жизнь понятие «хищная грация», то это про нее – про Эсу. Волосы, собранные в хвостик, спадали с плеча и скрывали на кончиках вплетенные острые иглы. Если это просто украшение, то оно выглядит странно. Не удивлюсь, если оно используется в качестве оружия. Эстрид – очень опасная штучка. И это совмещение детской непосредственности с дикой и хищной внешностью поражает до глубины души.

– Ты обещал исполнить мою просьбу, когда приедешь в этот город, – вмиг стала серьезной Эса.

– Я весь внимание. Целый день ждал, чтобы услышать, чего же такого мне надо сделать для тебя, чего ты сама не выполнишь.

– Ага, с таким воодушевлением ждал, что аж уснул от нетерпения, – подколола она.

– С кем не бывает? – Я смущенно улыбнулся.

– Ты обещал.

– Сделаю все, что в моих силах.

– Итак, – Эса вздохнула, набирая воздух в легкие, – у меня есть брат…

– Я помню, убийца моих братьев.

– Нет, не этот. – Эса снова вздохнула.

– Да говори уже как есть, не тяни кота за причинное место. У тебя есть еще один брат?

– Да.

– И? – Воительница подозрительно смутилась. – Мне пытать тебя, чтобы узнать твою просьбу? Ты издеваешься?

– Его зовут Ага. Моего брата. Младшего. Его забрали в плен. Он – заложник обязательств Гунульфа перед некоторыми влиятельными людьми из Царьграда. Мой младший брат находится здесь, в Смоленске. Если ты поможешь мне его освободить, то я буду у тебя в неоплатном долгу. Помоги мне, Ларс, – всхлипывая, она прошептала все это.

Мне казалось, что эту девушки ничто не может сломить, и уж тем более заставить плакать. Она смотрела на меня с каменным лицом. Ее глаза подозрительно блестели под лунным светом. Хотелось вскочить и прижать ее, успокоить и пообещать стереть полмира ради нее. Но из-за того, что я не знал, как она отреагирует, я застыл как истукан.

– Прости, – Эстрид легким движением смахнула слезинки, – просто Ага, мой брат, это единственное, что у меня осталось от семьи. Он необычный, не такой, как все. Ты потом поймешь. Он очень добрый, и его легко обидеть.

– Сколько ему лет? – с хрипотцой в голосе просипел я.

– Двадцать. Дело не в возрасте. Он очень добрый и умный.

– Ладно, спасем мы твоего братца. Где он сейчас?

– В доме смоленского воеводы.

– Есть у тебя какие-то мысли, как его освободить? – Эса посмотрела на меня с благодарностью и некой долей уважения, когда я не обратил внимания на такое препятствие, как воевода Смоленска.

Почти час мы обсуждали с воительницей сложившуюся ситуацию с ее братом. Оказывается, Ага стал заложником у византийских купцов в обмен на некую сумму денег от них Гунульфу, который, кстати, на эти средства собрал армию и флотилию, разгромившие моих братьев и обескровившие военный потенциал словенского племени. По идее, Гунульф легко мог бы стереть с лица земли Хольмгард, если бы словены не были в союзе с другими северными племенами. С политической точки зрения, Гунульф на своей земле разгромил набег соседа и имеет право ответить так же. Вот только ситуация патовая. Убийство Гостомысла принесет ему больше проблем, чем игнорирование словенов. Откуда Гунульф узнал о набеге отца, и каким образом он успел собрать войско – Эса не знает, но предполагает наличие предателей в стане словенов. Гунульф ненавидит своего младшего брата, но всячески это скрывает как раз для такого финта – отдать родную кровь в заложники за золотую монету.