Метемпсихоз

– Иван Сергеевич? – неуверенно проговорила Светлана Викторовна.

– Он самый.

Светлана Викторовна замотала головой.

– А, а?…

– Борода? Сбрил я бороду. – Иван Сергеевич махнул рукой. – Бог с ней, с бородой. Но что мы стоим? Идёмте. А то, опоздаем. Ирина Николаевна головы нам свернёт.

Светлана Викторовна повернулась и молча пошла по краю тротуара. Иван Сергеевич пристроился рядом.

– Мне пришла в голову одна идея, – сказал он. – Не знаю, как она понравится вам. Но ничего лучшего придумать не смог.

– Вы о чём? – не поворачивая головы, сказала Светлана Викторовна.

– О нашем прошлом разговоре. Не могу забыть его.

Иван Сергеевич искоса глянул на бесстрастное лицо своей спутницы. Вздохнул.

– Поверьте, мне искренне жаль вас и ваших детей, поэтому я хочу предложить…

– Ради бога, – прижав левую руку к груди, Светлана Викторовна повернулась к Ивану Сергеевичу, – не надо меня жалеть. И если вы собираетесь предложить мне руку и сердце, то,.. – она замолчала и прикусила нижнюю губу, подыскивая нужные слова, – убедительно прошу вас: оставьте меня в покое. Подыщите другой объект.

– Не понимаю, – в его голосе прорезались излишне визгливые нотки; Иван Сергеевич поморщился и постарался взять пониже, – что вы имеете в виду? Не спорю, вы молодая, красивая, обаятельная и… свободная женщина, несколько месяцев без мужа и всё такое, но, извините, я здесь причём? Для меня не секрет, многие считают меня идиотом или близким к нему, но при всём при том я не до такой степени сошёл с ума, чтобы вешаться на шею первой встречной. Вы считаете, я семь лет только и делал, что ждал-дожидался, когда вы появитесь на моём горизонте, чтобы подлететь к вам с объяснениями в пылкой любви?

Светлана Викторовна повернулась к Ивану Сергеевичу, порывисто взяла его за руку.

– Простите, пожалуйста. Не вы, я – идиотка. Забудьте, ради бога, всё, что я вам наговорила.

– Не надо передо мной извиняться. Лучше разрешите всё-таки ознакомить вас с моей идеей. Или проектом, как теперь говорят.

– Пожалуйста.

– Идея весьма нехитрая. Купить жилплощадь вам, разумеется, не по средствам, но почему бы вам не снять квартиру или одну – две комнаты? Поживёте пока у хозяев, а там, глядишь, что-нибудь и переменится.

– Ох, Иван Сергеевич, спасибо за предложение, но я уже говорила вам, что не в состоянии сделать даже этого. Почти вся моя зарплата уйдёт на оплату крохотной комнатушки, а есть-пить на что? Ведь мы ещё и голые: лето на носу, а у меня нет ни одного летнего платья. Так что давайте признаем ваш проект несостоятельным. Долг христианина выполнен вами сполна, переключитесь, пожалуйста, на другую программу.

– Я не так наивен, как вы думаете обо мне. И нынешние цены, и зарплату учителя я знаю не понаслышке. Но ведь я не предлагаю вам снимать квартиру у бабки, которая кормится за счёт своих квартирантов. Её можно снять у хороших знакомых на вполне приемлемых условиях.

– Иван Сергеевич, – устало сказала Светлана Викторовна, – у меня нет таких знакомых, которые имели бы лишнюю жилплощадь. А те, что имеют – не сдают.

– Обижаете, Светлана Викторовна. Разумеется, меня нельзя отнести к близким друзьям, но в хорошие знакомые я гожусь. Как-никак одних обормотов воспитываем. И пустующей жилплощади у меня более чем достаточно.

– У вас?

– У меня. Я живу один в трёхкомнатной квартире. Пользуюсь одной комнатой, остальные пустуют. Но вот пыли там почему-то собираются целые горы. Я сыт по горло уборкой и с удовольствием уступил бы вам пыльную работу.

– Но я не одна. Со мной двое детей, а вы привыкли к тишине.

– Я знаю о ваших детях. Кстати, у Серёжи осталось много игрушек.

– … Вашего сына звали Серёжа?

– Да.

– У меня тоже Серёжа. И Аннушка.

– Аннушка? Так звали мою жену.

Несколько шагов Светлана Викторовна проделала молча.

– И… сколько вы хотите?

– Чего сколько?

– Какая цена?

– Вы о деньгах, что ли?

– О чём же ещё. Сколько вы берёте за комнату?

– Нисколько. Я не собираюсь наживаться на чужом несчастье.

– Большое спасибо, но в милостыне я не нуждаясь.

– Бог ты мой! О какой милостыне вы говорите? Что вы называете милостыней? Элементарную порядочность? Готовность подать руку помощи своему ближнему? Это, по-вашему, милостыня? Не знал. Но уж коли вам так неймётся платить за любое доброе слово, за проявленное к вам участие, бог с вами, платите. Но не обязательно расплачиваться деньгами, я в них не нуждаюсь, можно найти иные, более приемлемые формы оплаты…

– Во-от вы о чём, – презрительно протянула Светлана Викторовна, – во-от что у вас на уме, во-от в какие друзья вы набиваетесь. А я-то, дура, чуть было не поверила.

Она холодно посмотрела на собеседника.

– Иван Сергеевич! Я не намерена устраивать на улице балаган, так что обойдусь без пощёчины, которую обязана залепить вам, но убедительно прошу: отныне, как можно реже попадаться мне на глаза. К величайшему сожалению, я не могу уйти из школы, так как мне надо кормить детей, а податься мне больше некуда; заставить вас сделать это – не имею права, поэтому будем считать, что мы с вами больше не знакомы.

Она передёрнула плечами и пошла быстрее, почти побежала. Но Иван Сергеевич упрямо двигался рядом.

– Светлана Викторовна, а ведь я не побоюсь устроить балаган и сейчас отвешу вам парочку полноценных оплеух.

Он был абсолютно серьёзен. Светлана Викторовна отшатнулась в сторону.

– Подонок! Как вы смеете!

– А вы смеете, – угрожающе надвигался на неё Иван Сергеевич, – оскорблять меня? Кто дал вам такое право? Не нужна моя помощь, так и скажите: не надо. Плакать не буду. Но приписывать мне Бог знает что, извините, непорядочно. Тем более, для такой порядочной дамочки, которую вы столь старательно разыгрываете. Если у вас на почве неудовлетворённого секса глюки пошли, – Иван Сергеевич выразительно покрутил у виска указательным пальцем правой руки, – то это ещё не означает, что и остальные помешались на нём. Я не Ваха, не Вахтанг. Я Иван! И прошу не забывать вас об этом, не путать меня с грозненскими обожателями.

– Вот как, – хмыкнула Светлана Викторовны, – я ещё и виновата осталась.

– Ни в чём я вас не обвиняю, но и вы, прежде чем оскорблять человека, подумайте сначала, заслужил ли он это?

Светлана Викторовна замедлила бег.