Семь лет за колючей проволокой

– И что они?

– Таки они в стельку…

– А покойный?

– Тоже в стельку… Единственный, кто мог двигаться, – Пашка Кузнец.

– А он что говорит?

– Так он за рулём был: начал сдавать назад, чтобы развернуться, и услышал крик, тормознул, да поздно… – Александр печально вздохнул.

– Ничего не понимаю, – признался я.

В его рассказе не было никакой логики. Если всё произошло, как говорит он, то больше всего был виновен тот, кто сидел за рулём…

О чём я и сказал ему:

– Пашка – сын Председателя Исполкома, – вздохнул Александр, – а на мне три года условных висят по «сто восьмой»: бугра помял немного…

– Что, снюхались? – раздался недовольный голос подошедшего Кешки-Рыси.

– Ну?! – неопределённо буркнул Александр.

– Смотри! – угрожающе произнёс тот.

– Смотрю! – чуть взвинчиваясь, набычился Муромец.

Трудно сказать, чем бы закончился нелепо начавшийся конфликт, если бы не раздался характерный глухой стук тележки о дверь камеры.

– Баланда, граждане уголовнички! – громко выкрикнул шнырь по прозвищу Крылатый.

– После ужина договорим! – многозначительно бросил Кешка-Рысь и направился к столу.

В этот момент дверца «кормушки» откинулась, и баландёр, сунув первую шлёмку с кашей, негромко, но вполне отчетливо выкрикнул в камеру:

– Доценко есть?

– Ну, я Доценко! Кто спрашивает? – подойдя к кормушке, удивлённо спросил я.

– Привет тебе от Лёвы-Жида, а вот ксива от него! – Баландёр быстро протянул записку. – Если ответ хочешь передать ему, то приготовь: отдашь, когда посуду забирать буду!..

– Спасибо, земляк! – взяв весло и шлёмку с кашей, наполненную едва ли не с верхом, я вернулся на свое место и первым делом развернул записку от Лёвы-Жида:

«Привет, браток! Обещал тебя разыскать, вот и выполнил обещание! Как живёшь-можешь? Не мешает ли кто дышать? Если да, скажи – попрошу кого-нибудь: сделают ему лишнюю дырочку для проветривания мозгов!

У меня всё по-прежнему: ещё не „окрестили". Правда, ларька, суки, лишили, да в карцере отсидел несколько суток за одного говнюка: старших не уважал, падлюка!.. Ну да бог с ним! Будет возможность, снова дам о себе знать! Если захочешь, черкани маляву: тропинка надёжная…

Будь здоров и не кашляй!

Лёва-Жид…»

К тому дню мои сто пятьдесят «рваных» уже поступили на личняк, то есть мой лицевой счёт, я уже успел отовариться в бутырском «магазине» и имел не только некоторые деликатесы в виде полукопчёной колбасы и печенья, но и несколько пачек сигарет «Ява».

Отоваривание в магазине Бутырки происходит следующим макаром: за пару дней до появления буфетчицы по камерам разносят бланки-заказы, в которых перечислены наименования товаров, имеющихся в наличии, и их цены.

Во время описываемых событий каждый имел право, насколько мне не изменяет память, отовариваться только на десять рублей в месяц. Отмечаешь всё, что хочешь приобрести, в пределах десяти рублей, подписываешь и отдаёшь бланк заказа вертухаю. Когда приходит магазин, тебе вручают твой заказ, а червонец списывают с твоего личняка.

Я быстро покончил с кашей, набросал несколько строк на куске бумаги, достал из своего узелка пачку сигарет, пачку печенья, кусок колбасы и луковицу, завернул всё это в газету, из другой пачки вытащил пару сигарет, дождался, когда начнут собирать посуду, и подошёл к кормушке. Но баландёр подал знак подождать: видно, рядом стоял вертухай. Я посторонился, давая возможность Крылатому сдать все шлёмки и вёсла.

Наконец баландёр тихо произнёс:

– Доценко, давай быстрее!..

– Это тебе, – протянул ему пару сигарет, – а это Лёве-Жиду… – сунул ему пакет с гостинцами.

Потом я хотел отойти в сторону, но баландёр остановил.

– Подожди! – сказал он, протянул мне небольшой кусок вареного мяса и захлопнул кормушку.

Улыбнувшись «греву», я повернулся и едва не наткнулся на Кешку-Рыся.

– Что же ты не сказал, что кентуешься с Лёвой-Жидом? – с некоторой обидой проговорил он. – Теперь можешь и на меня положиться! – Он протянул руку.

Немного подумав, я сообразил, что не стоит обострять с ним отношения, и ответил на рукопожатие, тем не менее решив, что «зубки» показать стоит.

– С этого дня мы с Юркой переходим на нижнюю шконку к окну, а мне сделай место за столом!

– Базара нет! – не без некоторого облегчения произнёс Кешка-Рысь.

Он подал знак одному из своих «шестёрок», который моментально скинул с нижней шконки у окна постели двух своих приятелей, а на их место перенёс наши с Юрием матрацы…

Здесь я обязан заметить, что по сравнению с тем, что сейчас творится в российских тюрьмах, особенно в московских тюрьмах, которые перенаселены до настоящего безобразия, тогдашнее содержание и обращение с сидельцами можно считать даже удовлетворительным. Мне иногда даже хотелось шутить, причём в стихотворной форме.

Как? А вот читайте – сначала о тюрьме…

Ода тюрьме

Тюрьма для меня – что изгнанье из ада,
Ну, правда, конечно ж не в рай!
Зато я не буду на улице падать,
Не попаду под звонкий трамвай!

Не надо думать о хлебе,
Билеты в кино доставать,
Никто лотерею не всучит,
И на ночь готова «кровать».

Обедом накормят и в бане помоют: