И утешают плоть Аристофаном,
Переходя на Публия Назона…
Но дед им отправляет бандероли,
Исправно шлёт районные газеты.
И в письмах говорит о Мотороле,
А также о решениях Совета…
По весне
На реке помертвел уже лёд,
Он не зимний теперь, ноздреватый.
Человек собирался в поход,
Но теперь не пойдёт, виноватый.
Знает он, что чревато теперь…
Лучше гор – только кресло с диваном.
И закрытая плотная дверь,
Монитор с недобитым романом,
Где себе и другим на беду
Человек переносит поклажу:
Он по тонкому, тонкому льду
Каждый день тащит вздор или лажу.
Разве лёд может треснуть слегка?
Может был перегружен поклажей.
Только вынесла летом река
Его труп с ноутбуком и лажей.
Семя упавшего древа
Какие отмерены вёрсты,
Чтоб здесь утвердить рубежи.
Бурятские сопки, как сёстры,
Где русские были мужи.
Какие звучали наречья
Под небом родимой земли,
Исчезнув в туманах Трехречья,
На сопках маньчжурских вдали.
Как будто бы всеми заклятый,
Ведь с прошлым разорвана связь,
Стоит, накренясь, Абагайтуй,
Разора и срама стыдясь…
Стоят мои сёла, стыдливо,
Униженно, взгляд отводя.
Кто может, живите счастливо.
А я не могу. Мне нельзя…
И слышу такие напевы,
Такую знакомую речь.
Я – семя упавшего древа,
Сумевший всё древо сберечь.
Братья
Эти братья – ватники, укропы,
Поминая часто свою мать,
Для чужой Америки, Европы
Мать свою готовы разорвать.
Приметы возраста