Айфон для Малики

Айфон для Малики
Видади Саламович Агасиев

После прочтения этого рассказа вероятно многие по другому взглянуть на старость и задумаются о свободе личности близких пожилых людей. У всех есть близкие старые люди. Какая должна быть забота о близком и когда она переходит границы свободы личности. Отношение к своим питомцам. Кто счастлив? Пес сытый постоянно на привязи или полуголодный пес, но ведущий свободный образ жизни на улице. Герои рассказа сталкиваются с этими и многими другими жизненными вопросами.

Видади Агасиев

Айфон для Малики

Около свежего холмика на кладбище, молча стояли две женщины в траурных косынках. Заговорила та, что постарше:

– Почему-то после его смерти я подумала, что при жизни так и не поговорила с ним по душам. Просто… без всяких обид, хотений. И почему-то после смерти, я думаю, что начала лучше понимать его. Как хочется извиниться за многое… Асият, и все равно одно непонятно, с чего он подарил айфон Малике?

Асият улыбнулась одними глазами:

– Знаешь, Раисат, я его таким довольным, как в последний год жизни никогда не видела, даже когда мать была жива…

* * *

Цепь зазвенела снова. Собака уже в который раз пробовала освободиться. Звено цепи случайно упало на арматурный штырь, к которому был привязан трос для пса. Бедное животное пыталось освободиться, обходя штырь то с одной, то с другой стороны. Такое запутывание случалось нечасто и иногда Рексу удавалось освободиться самому. Он поскуливал, поглядывая в сторону, откуда обычно появлялся его старый хозяин и не оставлял попыток освободиться самому, время от времени зло клацая зубами на надоедливых огромных мух, которые кружились около ее алюминиевой покарябанной миски с остатками каши.

Запутавшая цепь лишала его привычного простора. Этот простор Рекса тянулся на десять метров в длину. С другой стороны слабо натянутый трос был закреплен за крюк в бетонном заборе.

Хозяин пса сидел у окна и смотрел на него. Он видел, как пес метнувшись за мухой "приковал" себя. Чтоб его освободить, надо было подойти и снять кольцо цепи со штыря.

Требовалось небольшое усилие. Но он сидел, смотрел и думал. Ему перевалило за семьдесят. Прожитые годы не прошли бесследно. Морщины нарисовали сложную карту на его лице. Седеющие усы, высокий лоб и внушительный кавказский нос придавали излишнюю строгость его лицу.

Жену он похоронил восемь лет назад. Пару раз пытался найти себе подходящую пару, но не сложилось. Менять характер, образ жизни было поздно, и поэтому Сабир, как он любил выражаться, куковал один.

Две дочки были замужем и заняты своими проблемами. Переехать к младшей дочери Асият, он отказался. Сын исчез на просторах России и редко наведывался к отцу. Старый Сабир доживал свой век вместе с Рексом, которого взял щенком. Когда умерла жена, то вся забота о собаке легла на него. Он кормил его два раза в сутки и не спускал с цепи. Рекс полностью зависел от него.

В последнее время Сабир часто задумывался о своей жизни, и временами ему казалось, что он тоже на цепи, как этот пес. Он давно никуда из города не выезжал, хотя еще лет пять назад обязательно два раза в год ездил в село, где родился и вырос. Ездил в Баку в гости к своему сослуживцу. Ходил на свадьбы, куда его приглашали. Выпивал.

Раньше он решал: кому в семье как поступить. Но повзрослевшие дети потихоньку суживали круг его обязанностей и прав, якобы для его же блага. А сейчас он не то что не вмешивался в чьи-то дела, но и сам постоянно получал указания, как ему поступать и что делать.

Он вспомнил последнюю свою попытка что-то сказать, когда выдавали внучку замуж. Осталась обида. И память всегда моментально выхватывала из своих темных глубин этот случай.

Тогда старшая дочь Раисат не сдержалась, грубо оборвала его. Он замолчал. А когда через десять минут подошел к дверям кухни Сабир услышал, как она жаловалась младшей:

– Ему пора о смерти думать, а он все распоряжаться хочет. Главное знал бы, о чем говорить. Лезет со своими адатами. Тут разрываешься на части, чтоб не осрамиться перед людьми. А он?

Он молча ушел из дома дочери. Никто не заметил. А может заметили и просто махнули рукой. Спохватились в день свадьбы. Обычай требовал обязательного его присутствия на свадьбе и за ним был второй тост. Первый тост за здравие молодых произносил отец его зятя, который приезжал из села.

Приехала тогда младшая дочь, похожая на покойную жену. Она жила недалеко, стирала ему и два раза в месяц прибирала в доме. Он объявил, что не пойдет на свадьбу. Младшая долго его уговаривала, потом приехала старшая Раисат, просила не позорить их перед людьми. Мол, пойдут слухи, что дед на свадьбу не пришел.

– А то, что меня не будет, вас особо не волнует. Вас тревожит, что люди подумают.

Когда старшая дочь начала плакать, что и так его внучка перед свадьбой отказывалась выходить замуж за этого парня и что еле уговорили ее, он уступил.

Сабир встал и вышел из дому:

– Ну, что за неразумное животное! Вот так ты не можешь сделать, – он освободил кольцо цепи от штыря.

Пес радостно попытался лизнуть его руку.

– Ну! Ну! – заворчал он. В душе он был доволен, что пес искренне и безгранично радуется ему.

– Иди сюда! – он взял в руки висевший на гвозде скребок.

Пес прибежал радостный и с готовностью пригнул голову. Он любил, когда хозяин чистил его.

После Сабир собрал со скребка шерсть, сунул в черный пакет, закинул его в мусорное ведро и вымыл руки.

Надо было пойти за хлебом. На улице он увидел уличного пса, который что-то вытаскивал из мусорного бака. Эта была одна из трех худых и грязных собак, которые жили около гаража строительного комбината, что находился рядом. Сторож их прикармливал, и они караулили вместе с ним ворота. Того, что им давал сторож, не хватало. И они кормились с этой мусорки .

"Как же повезло моему псу", – подумал Сабир, – "накормлен, чист, своя конура, никаких забот"

Он вспомнил, как когда-то Рекс запутался в тонком стальном проводе, который закинули во двор соседские пацаны и чуть не погиб. Хорошо, что Сабир оказался во дворе и услышал поскуливание щенка.

* * *

Когда он вернулся с чуреком, у ворот его ждали гости. Приехала племянница со своей дочкой Маликой, которая с детства страдала припадками.

– Дедушка Сабир! – она кинулась ему на шею рослая, по виду здоровая Малика.

Только внимательный взгляд с первого раза мог заметить угловатость ее движений и особую неизгладимую печать на лице.

Он открыл двери и провел их во двор, где в тени кустов мелкого сладкого, как мед винограда стоял стол из грубо сколоченных досок, а за ним длинная скамейка.

Племянница жила в селе. Сабир принялся расспрашивать о сельских новостях. Он вырос в селе и после школы приехал и обосновался в городе. Племянница привезла Малику на осмотр врачу – ее припадки стали частыми.

Сабир жалел Малику. Она начала как всегда:

– Дедушка, разве я дурочка?

– Нет, солнышко мое. Кто тебя так называет?

– Рамиз!

– Соседский мальчик, – пояснила мать доставая из сумки трехлитровую банку с овечьим сыром в рассоле.

– Он сам дурак! Я ему устрою! – грозно пообещал он.

– Мама мне айфон не покупает, – делилась Малика с дедом.

– Эх ты, горе мое! За что Аллах меня наказал! Вбила себе, что ей нужен этот айфон. Он вот какие деньги стоит. А на какие шиши купишь? И зачем он тебе! Горе, ты, мое горе, – причитала племянница, качая головой.

– Ты, Малика, посиди с дедом. Я к врачу успею сегодня, договорюсь, когда тебя привести, – начала собираться племянница.

– Подожди, чай попей, – Сабир поспешил к летней кухне.